Воспитание чувств

…Письмо долго пролежало. Два неровно вырванных листка в клеточку, исписанных быстрым полувзросло-полудетским почерком. С припиской: ╚Если вдруг захотите встретиться, всякое бывает, позвоните…╩

Рассуждая здраво, что нового могла поведать о любви пятнадцатилетняя девочка? Пусть даже о любви ученицы и учителя? История Пигмалиона и Галатеи стара, как мир. Но я все же набрала номер: хотелось увидеть эту современную Галатею, уверенную в своих чувствах и праве на любовь.

Она возникла на пороге с царственной точностью: крепкая, рослая и вопреки моему воображению совершенно не похожая на хрупкое творение Пигмалиона. Огромные цвета спелого чернослива глаза… Роскошные кольца таких же волос. Длинная, нежная, словно выточенная из диковинного смуглого мрамора, шея. Господи, как хороша!

Ну, конечно, подумалось мне, такая создана быть героиней романа. Не банального, не случайного, не детского.

╚Он появился в нашей престижной (некогда) школе сразу после окончания университета. Молодой, остроумный, красивый учитель физики. Девчонки сразу им заинтересовались. Узнали, что наш ╚новенький╩ женат и у него подрастает сын.

Впрочем, какое это имеет значение в 15 лет? Он был так не похож на наших строгих, как ╚человек в футляре╩, математичек, химичек, русичек! Я уж не говорю про военрука и физкультурников, которых мы никогда и не относили к мужчинам…

Надо ли говорить, что вся наша девчоночья половина вдруг разом полюбила физику? Что прежде непопулярные уроки стали самыми посещаемыми? А как мы любили оставаться после них в лаборантской, пить чай с сушками и болтать обо всем! Не знаю, была ли среди нас хоть одна чуточку не влюбленная в молодого физика? Которая не мечтала бы станцевать с ним на школьном вечере?

Так прошел почти год, а весной мне предстояло поступать в лицей. Без особой надежды я попросила учителя помочь мне подготовиться. Он согласился. Мы оставались после уроков, разбирали задания и задачки, пили чай и говорили. О музыке, книгах, фильмах. О жизни… Странно, но я тогда впервые подумала, что нас разделяет всего ничего – каких-то шесть лет.

Стоял замечательный май. Теплый, с частыми ливнями. В школьном дворе расцвели каштаны, их стройные свечки дотягивались до второго этажа.

Однажды мы уже собрались уходить, как вдруг налетела гроза, и мы бросились закрывать окно, столкнувшись лбами… Стена дождя отгородила нас от мира, и мы целовались, целовались, ничего не понимая и совершенно не думая, что кто-то может войти.

…А теперь, наверное, надо рассказать вот о чем. Мы живем втроем: бабушка, мама и я. Ни бабушка, ни мама никогда не были замужем, так что, можно сказать, я – плод любви любовей. Бабушка, все говорят, была редкой красавицей, но после полиомиели та плохо ходила и потому решила никому не быть обузой. Маму она вырастила на скромную зарплату библиотекаря.

Почему мама не вышла замуж – об этом мы не говорили…

Странно, в нашем доме никогда не жил мужчина – дедушка, отец. Даже на фотографиях. Но всегда присутствовал мужской идеал. Может быть, его создала бабушка: все-таки мы с мамой воспитывались на подобранной ею библиотеке из прекрасных романов.

Мои подружки влюблялись в сверстников, бегали на дискотеки, а я сидела над уроками, потому что не могла не оправдать надежд бабушки и мамы на свое серьезное будущее. И еще я готовилась к любви. Большой, взрослой. Почему же это не могла быть любовь к учителю? Тем более что я все-таки поступила в лицей и его ученицей себя не чувствовала?

Мы встречались после уроков, бродили в глухих двориках центра Минска, целовались. А к зиме я заболела, и он зашел меня навестить. Дома никого не было…

Когда за ним закрылась дверь и стихли шаги, я взглянула на себя в зеркало и смотрела долго-долго… Мне просто захотелось запомнить… счастье. И я ничего не боялась!

Наверное, с вашей, взрослой точки зрения, мне нет никакого оправдания. Ведь я встречаюсь с женатым человеком, у которого растет сын.

От него ничего не хочу и не строю никаких планов. Я просто знаю – это моя первая любовь. Как бы она ни закончилась – я буду благодарна своему учителю за нежность, доверие. За то, что он вылепил из девчонки уверенную в себе женщину╩.

– Не знаю, – улыбнулась она, уходя, – почему появилось желание все рассказать. Можно, я вам еще позвоню?

Она, конечно, больше не позвонила. И по истечении срока давности я предала огласке ее письмо и рассказ…