На чтение: ≈ 18 мин.Даже интеллигентные люди, проходя мимо одного небольшого деревянного домика в Пензе, порой недоумевают: “Музей Ключевского? Кажется, был такой хирург!”. Меж тем знатоки девятнадцатого века называют трех “китов”, которые сформировали русскую историю как науку: Карамзина, Сергея Соловьева и его ученика Ключевского. Василий Осипович умирает в 1911 г., а уже в 1917-м новая власть переводит его в разряд “буржуазных историков”. В годы репрессий его единственный сын Борис попадает в тюрьму; после жалобного призыва к Сталину выходит на свободу, но году в 43-м умирает от истощения. Имя самого историка с тех пор произносится шепотом. И лишь в 1991 году к его 150-летию в Пензе открывается единственный в мире музей Ключевского. В этом самом одноэтажном домике, где маленький голодный Вася часто засыпал с книгой на печке, и мать сама тушила свечу, потому что от нее, бывало, загоралась рубашка сына. Можно сказать, что этот музей – памятник удивительному детскому трудолюбию!
Но сначала о единственном в мире памятнике Василию Осиповичу, тоже открытом в 1991 году. Он изображает худосочного мужчину с профессорской бородкой клинышком, в очках, со взглядом умным, бодрым и вместе с тем добродушно-ироничным. По словам П.Милюкова, ученика Ключевского, затащившего старого учителя в партию кадетов, тот был “пессимистом”, но не ипохондриком. Сегодня бюст Василия Осиповича высоко поднят перед сельской школой, которая носит его имя. Воскресеновка – родина историка: две тысячи жителей, из них триста детей. И как повезло этим ребятам, что поразительный учитель рассказывает им о Ключевском! Владимир Николаевич Гуськов десять лет назад настолько увлекся краеведением, что бросил место директора совхоза(!) и ушел в школу историком! Тем самым он исполнил две главные заповеди педагога, которые проповедовал сам Ключевский. Нельзя стать “хорошим учителем”, не любя свой предмет и не любя детей. Увлечение историей в жизни Гуськова началось в детстве, когда, играя в глине, он откопал старинную монету. А о его любви к ученикам говорят те деликатные методы, которыми он прививает любовь к истории.
Конечно, уже трехлетние дошколята знают в Воскресеновке, кто такой Ключевский. Первоклассников он приводит в школьный музей и рассказывает: “Этой свистульке две тысячи лет. А это окаменевший кусок древесины. Ему 250 тысяч лет”. А как представить себе Великое оледенение? Владимир Николаевич специально привез к школе с местных полей валуны, которые были принесены в эти места льдом с Кольского полуострова! Он очистил с ребятами старинные родники, и когда потом на месяц была отключена в селе вода, все село благодарило их. Он дает им историю “пощупать”, “потрогать” и увидеть. Но как увидеть? Увидеть то, что уже давно невидимо! Когда они идут по его эколого-краеведческой тропе – малыши два часа, старшие несколько дней, – он показывает им не только место, с которого начиналась в 1884 году их школа, тогда церковно-приходская. Он спрашивает: “Как имя самого первого учителя на селе? Правильно, Федоров. О нем мы только и знаем сегодня, что он “работал безвозмездно”, как писали тогда газеты. А вон там, рукой подать, родилась наша землячка Анна Турчанинова. В 1804 году она первой из русских женщин поднялась в Москве на воздушном шаре! А здесь было имение сына пензенского губернатора Вигеля, оставившего нам о своем времени удивительные семитомные “Записки”. Ни один рассказ о Пушкине не обходится без ссылок на нашего земляка”. Владимир Николаевич напитывает историей. Он говорил мне: “Через знакомства с историческими лицами. Но имя или факт запоминаются, если его повторить не менее двадцати раз!” Однако у кого Владимир Иванович учился этой методологии? У Ключевского, который так красноречиво и остроумно повествовал о русской истории, что на его лекции в Московский университет сбегались москвички, переодетые мужчинами. В МГУ тогда девиц не пускали.
Василий Осипович никогда не садился перед учениками, играл своим голосом, не торопился, умел собственными афоризмами оживить приуставших слушателей. Но главный успех его лекций по русской истории, так же как и успех самого Гуськова, заключался в том, что он в деталях видел то, о чем рассказывал, буквально чуял дух исторической эпохи. Поэтому Ключевский смог оставить нам и свои живописные “Исторические портреты”, и строгий “Курс истории”, то есть свой, личный и достаточно независимый взгляд на путь России.
В сущности, любой учитель должен доказать ученикам нужность преподаваемого им предмета. Ключевский об истории отзывался так: “Прошедшее надо знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, оно не убрало своих последствий”. Как человек трезво мыслящий, он замечал, что политики или вечно искажают историю, или вообще ее отрицают. Поэтому надо слушать не политиков, а документы. В каком объеме преподавать детям историю? В таком, чтобы научить их мыслить, опираясь на этот самый исторический “документ”. Тогда они не станут ни “доморощенными философами”, ни орудием в чужих руках. Историю надо видеть как бы изнутри самой истории.
Рассуждая о двух видах славянофилов и двух – западников в 1890 году, Василий Розанов скорее относил Василия Осиповича к умеренным западникам. Потому что тот резко отзывался о самодержавии и дворянстве. Но как оригинально, например, Ключевский характеризует отвратительную для него Великую французскую революцию: “Люди революции сделали то, чего всего больше боялись, и погубили то, что всего больше любили. Они боялись королевской власти и сделали военную диктатуру; больше всего они любили свободу и сделали ее сюжетом водевиля… или, что хуже всего, орудием угнетения”.
В 1861 году, едва уехав из Пензы учиться в Москву, Василий Осипович пишет другу: “Без истории теперь, как во всякое переходное время, нет спасения”. Почему? Она оказывает человеку великое “благодеяние” – учиться на уже совершенных ошибках.
Но как объяснить это детям? Как перевести на их язык? Гуськов во всех классах, начиная с шестого по десятый, ведет факультативы “Литературное краеведение”, “Родной край”, “История села Воскресеновка”, “История мировых религий”. Ну старшеклассникам он, конечно, уже может сказать: “Именно изучение исторических законов России, во многом до Ключевского не изученных, позволило Василию Осиповичу предсказать еще в январе 1905 года, что Николай Второй – последний русский император. “Алексей царствовать не будет”. А Алексею тогда было всего несколько месяцев! Смелый шаг, потому что Ключевский всегда был “на виду”, несколько ранее даже вхож в царскую семью – он преподавал историю великим князьям. Предсказал он и то, что революция в России закончится нищетой и “бараками Красного Креста”. Собственно, сам Ключевский после долгого изучения нереализованных проектов Сперанского стал сторонником осторожных реформ “сверху”. И внимательно изучал деятельность Петра Первого. Чтобы не заболеть, по его выражению, “историческим самозабвением”, эмоциональной предвзятостью. “Откапывает Петра, по выражению Александра Блока. Показывает лицо человека, а не демона. Но что же царь? Он “увлекался Европою с финансово-технической, а не с политической и нравственной стороны…”. “Бесправный народ” “народную инерцию” преобразовал в организованную силу, в государственное учреждение. Но: “после Петра государство стало сильнее, а народ беднее”. И, что интересно, в результате народ стал бунтовать уже не против отдельных бояр, указов или сословий, а против государственной власти!
В сущности, Ключевский был энциклопедически образованным человеком. Это и помогает Гуськову и другим учителям Воскресеновской школы до двадцати раз в год упомянуть в каждом классе имя Василия Осиповича. На уроках русского языка: “Уметь разборчиво писать – первое правило вежливости”, – говорил Ключевский. На классном часе: “Добрый человек не тот, кто делает добро, а тот, кто не делает зла”. На уроках литературы – о Горьком, когда Василий Осипович узнает, что Алексей Максимович увлекся чтением его “Курса русской истории”: “Не в коня корм…” А вот мнение, словно высказанное Ключевским о Базарове: “Реформаторы шестидесятых годов очень любили свои идеалы, но не знали психологии своего времени, и поэтому их дух не сошелся с душою времени”. О Печорине и целой плеяде “лишних людей”: “…Век Просвещения вызвал много скучающих людей”. Заметьте: по Ключевскому, именно век Просвещения! Парадокс! “Все они сильные, могучие характеры, каждый из них готов сказать, как Печорин: “Я чувствую в себе силы необъятные!” – а между тем сидит со своими необъятными силами да зевает во весь свой геройский рот”.
Эта ироническая характеристика исходила от того, кто сам был великим тружеником. Хотя учился все больше на казенный счет. Отец, бедный сельский священник, умер на руках девятилетнего сына Васеньки. Во время страшной грозы в поле отца переехала телега – лошадь понесла. С тех пор мальчик заикался так, что понять его было невозможно. Однако с помощью товарища переборол в себе заикание, а потом стал и красноречивым оратором. Мать после смерти мужа осталась нищей с тремя маленькими детьми. В Пензе из жалости один священник пустил их в крошечную избу, в которой сам не жил. Половину ее, лучшую, со светлыми окнами на улицу, Ключевская отдавала квартирантам, а сама ютилась между печью и лавками. Вася едва ли не ослеп за книгами, читая при свече. Два училища в Пензе окончил лучшим учеником. В третьем, духовной семинарии, стоял в списках учащихся первым, и пензенский архиерей Варлаам вызывал его и товарища его, тоже семинариста, чтобы те преподали своим педагогам урок ученой дискуссии, логического рассуждения… В Московский университет сдавал десять экзаменов, и четыре из них – языки! Вот об этом необыкновенном трудолюбии земляка, сироты и бедняка и рассказывает Гуськов малышам. Преподает характер!
А по статье Ключевского о “Недоросле” воскресеновские школьники поставили спектакль. Пьесу, которую написала Э.Инюшкина, условно можно назвать “Репетируя “Недоросля”. Кстати, Василий Осипович был за то, чтобы науки не преподавались юношеству одними и теми же приемами. Он считал, что “применять один только метод – это все равно что лечить все болезни одной хиной”. И что в “гимназиях нельзя изучать только факты, а идеи потом”. “Надо усваивать и то, и другое, но только на определенном уровне”.
Поэтому об идеях. Интересно, что актеры, вослед Ключевскому, объясняли зрителям: Ум – “еще безделица”! “Прямую цену уму дает благонравие!”. Над Митрофанушкой смеяться… нельзя. Образ его “слишком засмеян”. А меж тем Митрофан делает в пьесе два дела: рассуждает и поступает. Размышления его забавны, считает Ключевский, хотя находчивы и… умны. А вот над его поступками надо не смеяться, а рассуждать. “Грешно смеяться над дураком. А во-вторых, если педагог не настроит свой класс, чтобы ученики не смеялись в сценах подличания недоросля, значит, такой педагог плохо владеет своим классом”. “А чтобы он сам разделил их смех, об этом трудно и подумать”. Потому что “Недоросль” вовсе и не комедия! А трагедия русская! Потому что показана зажиточная семья в “невообразимо хаотическом состоянии. Все понятия тут опрокинуты вверх дном и исковерканы. Все чувства выворочены наизнанку, не осталось ни одного разумного и добросовестного отношения”.
Но Владимир Николаевич обратил внимание педагогов своей школы еще на одну важную статью-лекцию Ключевского, обнародованную в 1893 году, – “Два воспитания”. Воспитание в школе заменить нечем. Сама природа развела эти две системы воспитания: в семье и в учебном заведении. Если дома ребенка учат любить близких, то в школе его нужно учить относиться к чужим, как к своим, и обращать их в своих близких. Ведь в школе в любом случае идет общение между детьми. И если не учить ребят из одного школьного коллектива миропониманию и уважению друг к другу, они останутся чужими – а это драки, ссоры, это все равно мешает учителю.
Однако цель воспитания в школе никогда не будет достигнута педагогом, рассуждает Василий Осипович, если он не скажет себе ясно, каков идеал, к которому следует устремлять учеников. Ключевский вовсе не заблуждается: ученик смотрит на учителя “смутными глазами”, он в неведении насчет мира. И вот если педагог пришел в школу, а сам все еще в поиске своего идеала, значит, он все еще продолжает собственное воспитание, а не воспитывает детей, что бы ему ни мнилось. А неясна цель воспитания – выходят из школы “нумера, а не люди, статистические количества, а не нравственные величины”.
Эта теория не придумана Ключевским в учебном кабинете. Всю жизнь он ей следовал! То есть любил своих и обращал чужих в своих. Оскорбленный за свою мать, которая после смерти отца родила незаконнорожденную девочку, за что была выведена “как блудница” из духовного сословия, он еще семинаристом помогал ей, давал уроки купеческим детям, занимался репетиторством. Когда сам стал состоятельным человеком, содержал и сестер, четверо детей младшей жили и воспитывались в его профессорском доме.
Сегодня многие из воскресеновских школьников оказались “невыездными”. Папы и мамы, работая в совхозе, уже девять лет не получают зарплаты. Поэтому так важно дело историка Гуськова. Последний проект Владимира Николаевича – “Пензенские имена на карте мира”. Таких имен более тридцати: заливы, вершины, полуострова… А имя “Ключевский” вознесено выше всех. Оно присвоено одной из малых планет Солнечной системы. Так соединились космос и Воскресеновка.
Ирина РЕПЬЕВА
Пензенская область
Выбор читателей
Комментарии