Крупнейшие российские литературные премии уже подвели свои итоги. Первым имя победителя огласил «Национальный бестселлер», дав на этот раз дорогу молодым. Его триумфатор – питерский писатель Ксения Букша и ее роман «Завод «Свобода». Премия «Ясная Поляна» назвала трех победителей: в номинации «Современная классика» лучшим стал Борис Екимов с повестью «Пиночет», в категории «XXI век» – Арсен Титов и его роман «Тень Бехистунга», самую удачную книгу для молодежи, по мнению жюри, написал Роман Сенчин («Чего вы хотите?»). «Русский Букер» отдал пальму первенства роману Владимира Шарова «Возвращение в Египет», а «Большая книга» – Захару Прилепину с романом «Обитель». О «Заводе «Свобода» и «Обители» наш сегодняшний разговор.
Производственный роман не самый модный нынче жанр. И нет в том ничего удивительного: в прошлом столетии закормили нас «Цементом», укатали на «Большом конвейере», заморочили «Ведущей осью». Долгие годы торжествовал в советской литературе соцреализм, для которого человек – ничто, песчинка, винтик в гигантском механизме. Горький, сам тонкий художник и не последний психолог на поле отечественной словесности, провозглашает с трибуны первого писательского съезда, что основным героем книг отныне должен быть труд. А где же место человека со всеми его страданиями и восторгами, неуверенностью и вдохновением? Да нигде. В лучшем случае у станка.Молодой питерский писатель Ксения Букша взялась за дело на первый взгляд невыполнимое, а потому амбициозное: реабилитировать производственный роман, подарив ему вторую жизнь. Началось все, как водится, случайно: финансист по образованию, а нынче еще и экономический журналист, она вместе с коллегами готовила большую рекламную книгу для одного оборонного завода. А это разговоры с сотрудниками, бывшими и настоящими, изучение истории предприятия. Собрав весь этот материал, Ксения Букша поняла, что не может теперь оставить его просто так, он будто зажил в ней какой-то своей новой жизнью, независимой от первоначального коммерческого замысла. Так и родился роман «Завод «Свобода».Первое, что бросается в глаза, стоит вам прочитать всего лишь несколько первых строк, – это язык. Необычный, с замахом на Андрея Платонова. Вязь слов, засасывающая будто в черную дыру времени. Диалоги путаные, но если перечитать их раза три, прозреваешь: вовсе и не путаные, а очень даже стройные. В романе 40 коротеньких глав, и в каждой – уникальная история, иногда связанная с предыдущими, а иногда и нет, уникальный язык. Потому что люди ведь не только внешне различаются – формой ушей или носа, но и речью своей. Да еще как различаются! Кто-то из критиков верно заметил: «Завод «Свобода» – это воплощение в бумаге столь популярного сегодня документального театра, когда драматург записывает за обычными людьми их монологи, ничего не меняя и не приукрашивая, а затем артисты произносят их со сцены. И получается слепок жизни – истинной и первозданной.О чем рассказывают нам герои Букши: выпускница филфака, диспетчер Таня, юрист Инга, легендарный директор N, сменивший его на посту молодой и прогрессивный директор V, инженер-координатор ОКБ Иван Арефьич С. и десятки других, иногда не названных персонажей? Вы не поверите, но в первую очередь о радостях труда. И о муках труда. О первомайских демонстрациях. О дефиците. Об усталости и о производственных подвигах, которые теперь уже смотрятся явным анахронизмом, инородным телом, блажью наивных, не ведавших, что вскоре все добытое их кровавым потом рассыплется в прах, и следа не останется. Так-то оно так, да только наивным этим дела нет до того, что будет завтра. Они свои достижения особыми достижениями-то и не считают. Это для них как дышать. Вот, например, герой 13-й главы «Четыре Мимозы к 7 ноября», слесарь-сборщик F, за месяц сработавший четыре гигантские установки, в каждой из которых шестнадцать ракет: «из подводного положения на семь тысяч километров каждая поражает четыре цели». Как это у него получилось? А ему сон приснился, что если не успеет, то Третья мировая война начнется, и только он будет в ней повинен. А если успеет – не начнется: «И вот странное дело, с тех пор спать не хотелось вообще. Весь месяц. Вообще перестал домой уходить… Спал каждую третью ночь… Подремлю час-другой в цеху, и как новая копейка. Такой был трудовой подъем, понимаете». Историю эту F рассказывает как вполне бытовую, ничем особо не выдающуюся, вполне для него типичную. Потому как в работе он всегда «бешеный», а такие вещи просто «добавляют в кровь перцу». И не просматривается за этим никакого идеологического подтекста, вот, мол, как людям мозги грамотно промывали, одна лишь иллюзия мнимой опасности заставляла их творить чудеса. Потому что если бы автор действительно такую цель преследовал, не стал бы включать в свой роман главу про холодный скучный Первомай и про работниц гальванического цеха «в могучих парусных халатах, просверленных точками кислоты», плавающих, как корабли в густом воздухе, который «зацветает зеленоватыми стружками, ливнями, капустным паром, грибком». Их просят выйти на работу в субботний день, а они ни в какую. Одной ребенка оставить не с кем, другая в театр оперетты хочет, а еще лучше – новые чулки. Где ж тут идеология? Сплошная жизнь, без всякой ретуши. Оно ведь всегда так: одному перца в крови не хватает, другой – горячей воды в общежитии. И на пересечении этих столь разных мечтаний и надежд и воскресает жанр производственного романа, где первична все же не материя, но дух, и первым голосом поет не машина, а человек.Одна из самых громких книг года. И дело не только в массированной рекламе. И даже не в том, что автор ее беспрестанно мелькает на всех экранах, комментируя без устали неспокойную нашу действительность. Просто есть болевые точки истории, которые хотя и затянулись за давностью лет тонкой кожицей забвения, а тронь их – начинают ныть и кровоточить. Лагеря и сидельцы их – одна из таких точек. Да, был Солженицын, был Шаламов, что, казалось бы, после них еще скажешь? Но они писали о другом времени, о других тюрьмах. А о Соловках 1920-х, как оказалось, до Прилепина не писал никто. А это совершенно иная история, со своими причинно-следственными связями, предпосылками, мотивами, конфликтами. И главное – с шекспировским финалом: «В час битвы завтра вспомнишь обо мне // И выронишь ты меч свой бесполезный. // Тебе в удел – отчаянье и смерть!»Несколько лет Прилепин ездил на Соловки. Просматривал архивы. И, как Атлантиду со дна морского, поднял из забвения огромную цивилизацию, имя которой СЛОН – Соловецкий лагерь особого назначения. Странное это было место. С одной стороны – непосильный труд, бескормица, жестокость и пытки, пережить которые и остаться в здравом уме – вне человеческих сил. Карцер, где не выпрямиться в полный рост. Секирка – полуразрушенная церковь на холме, куда в самую лютую стужу запирали раздетых штрафников, чтобы не переводить на них патроны. На фоне этого «поставить на комарика» – привязать к дереву, чтобы мошкара чуть не до костей загрызла – кажется актом милосердия. Такое «мягкое» наказание, как правило, только к детям и применяли. И в то же время начлагеря Эйхманис развернул огромную научную работу: открывал питомники, научные лаборатории. У заключенных есть школа, библиотека, свой театр, оркестр, газета. Актеры, музыканты, писатели, белые офицеры, в прошлом – цвет столичных сцен и светских салонов, живут в отдельных кельях, со всем возможным при данных обстоятельствах комфортом. Вечерами собираются, спорят, не скрываясь говорят такие вещи, что ни на какой Секирке не замолить. И каждый уверен, что здесь он ненадолго. Вот-вот придет пароход и заберет их в прошлую жизнь, которая обязательно вернется – не может не вернуться.Самое горькое в этой истории из 800 страниц и сотен персонажей не внешние декорации, полные грязи, боли и насилия. От них со временем отстраняешься – то ли привыкаешь, то ли срабатывает инстинкт самосохранения. Самое горькое, что это роман без героя. Потому как центральный персонаж Артем, тот, кому поначалу и сочувствуешь, и сопереживаешь, со временем лимит доверия исчерпывает. Ибо на деле оказывается вовсе не тем, за кого мы принимаем его изначально. Нет, никаких скелетов в шкафу не обнаруживается (за скелетами – это к соседу Артема по нарам Василию Петровичу, тихому и скромному интеллигенту). Просто он неожиданно утрачивает внутреннюю непоколебимую уверенность, что и на этот раз прорвется, выстоит, сдюжит. Пока была эта уверенность, его ни ножи не брали, ни пули, ни голод, ни холод. Что же сталось с нею, той единственной, что поднимала его над толпой и выводила сухим из воды? Ладно бы, сломался Артем. Так нет же, такие не ломаются. Скорее дело в какой-то душевной плесени, которая уж если завелась, так ее и не вытравишь. Эта плесень низводит на нет все: фарт, удачу, первые ростки любовных чувств. А в итоге и читательское сочувствие. Сломленным можно сочувствовать. Заплесневевшим – никогда.Радость от «Обители» одна. Нет, все же две. Первая – эстетическая. Читать большой многофигурный роман, где и характеры, и пейзажи выписаны сочно, объемно, – это всегда приятно, даже если от этих характеров с души воротит. Тут можно закрыть глаза на несколько стремительную, скомканную развязку, а затем и на излишне затянутое послесловие, занимающее чуть ли не четверть всей книги. Вторая радость – мстительная. Ну невозможно не ликовать, зная, что каждый из этих мерзавцев-палачей рано или поздно сам окажется кровавой жертвой и ляжет в сырую землю с пулей во лбу: «В час битвы завтра вспомнишь обо мне // И выронишь ты меч свой бесполезный. // Тебе в удел – отчаянье и смерть!» Возможно, ради того чтобы сообщить нам об этом, Прилепин и затевал «Обитель». Искренне жаль лишь начлагеря Эйхманиса. Он, как ни странно, самый обаятельный персонаж этой истории…
Комментарии