На чтение: ≈ 13 мин.Летом 2014 года после реконструкции в Москве вновь открылся «Музей Вадима Сидура». Выставка «В поисках человека» – «первая ласточка» обновленного музея, ознаменовавшая год 90-летия скульптора.
За прозрачной стеклянной дверью – идущая вверх деревянная лестница. По ней поднимаешься не спеша, чтобы внимательно рассмотреть висящие на стенах огромные черно-белые фотографии Мастера. Грубый свитер, руки труженика, взлохмаченная шевелюра и глубокий взгляд черных глаз, который, кажется, обращен к тебе: «Пришли, чтобы просто посмотреть? Или чтобы понять меня? Не боитесь, что будет больно?»
Больно станет сразу. От увиденного перехватит дыхание. На белой стене открытыми ранами чернеют линогравюры «Люди из концлагеря», «Раненый»…
А на площадке вы остановитесь перед самыми известными скульптурами Вадима Сидура: «Взывающий», «Формула скорби», «Памятник погибшим от насилия», «Памятник погибшим от бомб». Остановитесь, чтобы долго вглядываться в них, пытаясь постичь непостижимую силу воздействия этих небольших работ. В чем она – в эмоциональной выразительности обобщения, доведенного до математически точной формулы, символа, иероглифа? В мощи художественного протеста против насилия, разрушения, войны?
Война с ее болью и страданиями входит в вас, как вошла в него, 18-летнего мальчишки из Днепропетровска. Его призвали на фронт в 1942-м году. Молодой лейтенант командовал пулеметным расчетом. Ходил в атаку, мерз и голодал, пережил гибель родных. А потом…
– Потом я был убит на войне, – напишет Вадим Сидур много лет спустя. – Я остался жить, но это произошло не сразу.
Бой под Кривым Рогом. Тяжелая контузия. Страшное ранение в челюсть, разворотившее лицо. Месяцы госпитальных мытарств и мук – своих и чужих. Зрелище сотен изувеченных жертв войны: без лиц, без глаз, без рук и ног…
В девятнадцать лет от роду он стал инвалидом Отечественной войны, ИОВ. «Жил ИОВ в земле Русь и имя ему было Вадим Сидур», – скажет он о себе языком Библии. Сидур перенес не одну мучительную операцию. Он мог есть через специальную трубку только жидкую пищу и до конца жизни, как Иов многострадальный, носил бороду: она немного скрывала увечье.
В 1945-м он приехал на лечение в Москву. Столица поразила его биением жизни, запахами, красками. Он решился, подал документы в знаменитую Строгановку и был зачислен на факультет монументальной скульптуры: еще школьником Дима Сидур увлекался лепкой, хорошо рисовал. Так начался его путь в искусстве.
Ему хотелось забыть о пережитом. Ощущение чуда жизни воплощалось в работах тех лет – в звонком многоцветье керамики, в изысканности гравюр. Вот одна из работ – «Сидящая обнаженная». А это – жанровая пластика на извечные темы материнства, детства, красоты человеческого тела. Прекрасен скульптурный портрет «Рита» (1957): добротная школа, талант, крепкая рука! Но… это еще совсем не тот Сидур, которого на Западе спустя два десятка лет назовут «советским Генри Муром».
Вступив в Союз художников СССР, Вадим Сидур получил мастерскую в подвале на Чудовке (нынешнем Комсомольском проспекте), в доме №5. В 1956-м состоялась его первая и единственная прижизненная выставка на Родине. Уже тогда стало ясно, что художник выбрал свой путь в искусстве и «шагать в ногу» с другими не собирался. На этом пути его ждали гонения со стороны академиков, обвинения в «пацифизме» и «космополитизме», неприятие властей – и абсолютная внутренняя свобода, право быть ни на кого не похожим.
Спустя 5 лет мастер пережил первый обширный инфаркт. Ему было тогда 37. Смерть снова стояла рядом. Страдания, воскресившие в памяти воспоминания о войне, заставили переосмыслить жизнь, работу. Об этом – его рисунки, гравюры из серии «101».
Оправившись после тяжелой болезни, он начал работать над серией «Памятники»: «Памятник концлагерю», «Памятник погибшим детям»… Увековечивал в бронзе обрубленного войной «Инвалида» и «Раненого» в бронзовом коконе бинтов.
Сидур словно старался «выкричаться», освободиться от боли своими работами, а боль не отпускала. Это был его крест, его добровольная ноша.
«Это не интерес и даже не долг, а жизненная необходимость. Многие годы я пытаюсь и не могу освободиться от того, что переполнило меня в те времена», – так он объяснял себе и другим верность одной теме.
Его работы стали обращением к человечеству, предупреждением о глобальной катастрофе, которую несет цивилизация.
«Осознавая себя художником, творцом, я в то же время чувствую себя орудием в руках некоей Высшей Силы, слепой, глухой и немой. Я – ее глаза, уши, язык. Только через меня она может общаться с миром и выражать себя», – писал Сидур.
Он уподобился своему «Взывающему». Об этом – одно из его стихотворений, написанных в последнюю осень.
Я раздавлен Непомерной тяжестью ответственности Никем на меня не возложенной Ничего не могу предложить человечеству Для спасения Остается застыть Превратиться в бронзовую скульптуру И стать навсегда Безмолвным Взывающим.
Творчество этого художника, скульптора, поэта стало молитвой за всех страдальцев, а потом и за все живое на Земле: не случайно сиддур на иврите означает «молитвенник». Почему до сих пор никто не слышит его призыва: «Остановитесь, довольно уничтожать друг друга»?
Непривычны и далеки от канонов его барельефы на библейские темы – «Адам», «Ева», «Моисей», «Распятие», увенчанный мотком колючей проволоки «Лик»…
Уродливы и лишены гармонии эти лица – «Люди» (1957), «Голова современника» (1967), «Слепые»… Вглядываешься в них – и понимаешь: в «расчеловечивании» Сидур видел главную катастрофу – катастрофу духа.
Порвав с официальным искусством, он ушел в свой подвал-мастерскую, в свой андеграунд. Работы не было – иллюстрировал книги, выполнял заказы на надгробия. Не хватало денег на мрамор и бронзу – не беда, освоил алюминий. На его языке говорили дерево («В каждом полене вижу будущую скульптуру»), известняк, бетон и выброшенный на свалку металлолом: помятые консервные банки, проржавевшие трубы, старые батареи… Коррозия металла, грубость бетона, шершавость известняка – все работало на воплощение художественной идеи, на создание образа.
В последние годы он создал новое направление – «Гроб-арт», в котором передал свой ужас перед абсурдом мира. Мрачный термин звучал как приговор: «Человечество вступает в безвременье».
Проходя по залам и открывая для себя этого громадного художника, поражаешься тому, какой он разный, Вадим Сидур. Нарочито примитивная деревянная скульптура – и поразительно пластичные «Мать и дитя», «Связи. Нежность». Изящные эротические рисунки из серии «Девушки», «Любовники» – и однорукий «Виктор/Победитель» с костылем, вызов героизации и мифу в официальном искусстве.
Ему было близко народное искусство, древняя архаическая скульптура – не случайно еще с детства он был заворожен выразительностью каменных скифских «баб», стоявших перед историческим музеем в его родном городе. Отзвуком тех детских впечатлений стали его скульптуры троллей.
Но над Сидуром не довлели течения и «измы» – он был самим собой: бунтарем и пророком, поэтичным лириком и хулиганистым ерником, но всегда – нонконформистом с незатихающей болью в сердце.
В знаменитом подвале были созданы сотни «неправильных», непривычных глазу работ – опальных «детей» художника. О них болела его душа: в 1974-м году его лишили партбилета, и он чувствовал угрозу исключения из СХ, а значит, потерю мастерской и гибель всех произведений… Реальной была и возможность ареста: о Сидуре писала зарубежная пресса, на Западе проходили выставки его работ. Их покупали «там», а не здесь – правда, ни за одну из них денег он так и не получил.
Увидеть творения гениального скульптора-авангардиста и пообщаться с ним приходили Нобелевские лауреаты и правозащитники, знаменитые поэты и актеры, зарубежные политики, писатели, журналисты… Хозяин дружелюбно улыбался, шутил: гостям он был всегда рад. На столе стояло нехитрое угощение – чай с баранками, а Юля, преданная жена, ангел-хранитель и муза, только успевала кипятить на плитке чайник.
В документальном фильме, который показывают в уютном кинозале музея на втором этаже, о художнике рассказывают его друзья и коллеги: Владимир Войнович, Юрий Левитанский, Борис Жутовский. Об отце вспоминает сын Михаил Сидур, основатель и директор музея.
Вадим Сидур оставил нам более 500 скульптур и 2 тысячи графических листов. «Неужели все это сделал я? – записал он однажды, изумленный. – Как я? Почему я?»
Его наследие признано национальным достоянием. Работы мастера есть в коллекции Государственной Третьяковской галереи, Русского музея, государственных и частных собраниях России, Франции, США.
Увы, нет пророков в своем отечестве…
Ни одна работа Сидура при его жизни не была куплена властью.
– Нам не нужны памятники, которые кричат! – ответил один высокопоставленный чиновник на вопрос, будет ли поставлен «Виктор» в Парке Победы на Поклонной горе.
Лучшие работы Сидура оказались нужны Германии – стране, которая последовательно искореняла фашизм и покаялась перед миром за совершенные злодеяния. На немецкой земле стоят 10 его скульптур: «Памятник погибшим от насилия» – в Касселе (1974), «Треблинка» – в Западном Берлине, «Взывающий» – в Дюссельдорфе (1985), «Памятник погибшим от бомб» – в Вюрцбурге (1993) и т.д.
В России пока только 2 памятника работы Сидура. Пронзительный «Памятник оставшимся без погребения» установлен в 1991-м году в Перово, недалеко от «Музея Вадима Сидура». Он посвящен павшим воинам-«афганцам»: три женщины-матери, три скорбные фигуры, внутри каждой – крест. При жизни Мастер так и не увидел своего творения в Перовском сквере. Вадима Абрамовича Сидура не стало в 1986-м году: третий инфаркт он не пережил. На его скромной могиле тоже стоит скорбящая женщина с крестом на месте сердца.
Выбор читателей
Комментарии