“План Грефа” одни называли привычным словом “реформы”, другие более осторожно “модернизацией”. 14 ноября в Государственной Думе состоялись парламентские слушания “О концепции реформирования образования”.
Со-пение и со-финансирование
Сегодня в школе пока еще бесплатное образование. Во-первых, реально никто не знает, сколько на самом деле стоит обучение в средней школе. Во-вторых, учителя работают не за плату, а за совесть. Как тогда можно требовать американской эффективности от образования при российской зарплате? Но просто повысить зарплату педагогам – слишком легкий путь. Инициаторы и идеологи реформирования образования Владимир Филиппов и ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов нашли свое решение задачи.
Школы сегодня финансируются из разных “кошельков”. Часть денег дают муниципальные власти. У большинства регионов своих доходов не хватает, и они получают трансферты. Сколько денег идет на образование, удовлетворяют ли они нужды школ – вопросы риторические. Денег вечно не хватает, все контролирующие органы бессильны понять, куда же они пропадают. Ключевая позиция реформирования образования – введение нормативного подушевого финансирования. Школы по нему будут получать на каждого ученика определенную сумму (норматив) и тратить по своему усмотрению. Но это еще не все. Принципиально новым является то, что обучение в школе станет частично платным. Государство намерено реализовать принцип софинансирования среднего образования. Что это такое? Часть денег за учебу будут платить родители. Но разработчики реформы школы успокаивают нас. Мол, это коснется не всех государственных школ, а только элитарных (гимназий, лицеев и т.д.). Все массовые обычные школы останутся бесплатными, с одним “но”. За дополнительные занятия родителям предстоит все-таки заплатить. Но это будет цивилизованно. Не как сейчас в конвертиках, а исключительно на счета школ и через банки. А за расходованием средств проследят попечительские советы и местные власти. Вот тогда все денежные потоки станут прозрачными. Деньги поплывут не в карманы нечестных директоров, а исключительно на нужды школы.
“Оптимизация” деревни Жмуркино
Еще один конек предстоящей реформы – “оптимизация сети малокомплектных сельских школ”. Пока не совсем ясно, как их будут “оптимизировать”. Но к ноябрю следующего года это должно произойти. Министр Филиппов часто приводит в пример опыт деревни Кузькино, что в Самарской области. Из малых сел ребят на автобусах возят в прекрасную школу, оборудованную компьютерами. Опыт “реструктуризации сельских школ” обкатывается ныне в Самарской, Ярославской областях и Республике Чувашия. Потом его распространят по всей стране. Еще одна панацея от всех бед – компьютеризация сельских школ. Но интересно, как будут подключать к Интернету сельскую школу из Усть-Калманки Алтайского края, где и телефоны-то работают с перебоями. Как тогда быть со школами Артемовского, Уссурийского районов Приморского края, в которых нет элементарного отопления? Дети и учителя выдерживают перепады температуры, а вот компьютеры вряд ли уцелеют.
Лидер Союза правых сил Борис Немцов, как всегда, в своем выступлении был прав. Ребята из какой-нибудь деревни Жмуркино, заметил Борис Ефимович, не должны ущемляться в правах на образование. Им также нужны современные знания, как и их столичным собратьям. Уповал лидер на попечительские советы, говорил, что все его коллеги активно, то есть “денежно”, помогают школам.
Волнуют проблемы образования и других лидеров фракций. Господа Явлинский и Грызлов внесли свою лепту в обсуждение грядущих перемен, поддерживая в целом необходимость реформ в образовании.
Заместитель председателя Комитета Госдумы по образованию и науке Олег Смолин несколько охладил пыл ораторов. Посмотрите, какая непостоянная у этих лидеров любовь к образованию! Выяснилось это при голосовании за поправку об увеличении в бюджете на 5 миллиардов расходов на образование, из фракции “Яблоко” “за” проголосовали всего три человека, из Союза правых сил – ни одного, из “Единства” – двое. Вот такой расклад.
Председатель комитета Иван Мельников высказал свою точку зрения на предлагаемую “оптимизацию сети малокомплектных сельских школ”. Написали бы разработчики просто – “закрыть”, так было бы по крайней мере честно. Вообще многие из предлагаемых ими мер, заметил Мельников, нацелены на увеличение доли платного образования, они приведут к его коммерциализации и послужат нарастанию социальных конфликтов.
Единый экзамен
Одним из значимых пунктов “Плана Грефа” является введение единого государственного экзамена. “УГ” уже писала об этой проблеме (см. N41). Увы, ни к парламентским слушаниям, ни к состоявшемуся на следующий день в Минобразовании заседанию Совета по организации и проведению ЕГЭ дело существенным образом не продвинулось.
Есть только “контур” и благие пожелания: деревенские Ломоносовы должны без нынешних препонов свободно поступать в МГУ, “Бауманку” и “Менделеевку”. Ректор последнего учебного заведения, Павел Саркисов, выступал на слушаниях и задался несколькими вопросами: а) что делать в условиях ЕГЭ с профильными школами, которые разбросаны по всей стране и которые и до нынешних нововведений готовили способных ребят (в том числе сельских) к поступлению в элитные вузы?; б) ГИФО – государственные именные финансовые обязательства, проще говоря, деньги на учебу, кому их будут давать? Умным или бедным? Тем, кто на “отлично” сдал единый экзамен, или тем, кто без поддержки государства не сможет жить и учиться?; в) введение конкурсного размещения госзаказа на подготовку специалистов в вузах – не приведет ли это к перетоку денег в частные университеты и академии? Ответы неизвестны. Выступавший на слушаниях представитель Минкультуры напомнил: забыли про среднее звено в подготовке музыкантов, художников, танцоров. И консерватории, и художественные академии принимают выпускников училищ, а не школ! “Мы готовим штучные кадры, а нам – единый экзамен!”
Впрочем, забыли не только про культуру, спорт, военные вузы (о них не говорили вообще, как будто нас теперь будут охранять войска НАТО), но и про начальное профобразование, и про среднее… Забыли про то, что в вузах, кроме дневного, есть еще вечернее и заочное отделения и что правила приема в них несколько разнятся; неясно, как быть с теми, кто решит поступать не сразу после школы, а через год или два, и что делать с гражданами, пожелавшими получить второе высшее образование? А как же те выпускники профлицеев, техникумов и училищ, которые работали по “встроенной” программе и должны были при успешном окончании своих учебных заведений поступить сразу на вторые или третьи курсы институтов?
Вопросы эти, вероятно, могут быть решены нашим министерством более или менее успешно. Но вот что настораживает во всей этой затее. Единый экзамен – это попытка унификации, усреднения, упрощения и опрощения существующей ныне, без сомнения, не совершенной, но все же сложной и сложившейся системы. Но, может быть, следовало бы убрать всю “дурь” из того, что есть, и тогда не нужен был бы никакой ЕГЭ? Почему не верят нынешней “сложной” системе поступления в вуз? Ответ очевиден: взятки, подтасовки, репетиторство. Может ли общество сегодня победить этот недуг? Увы, нет. Но беда в том, что грядущей “простой” системе тоже никто не будет верить! Потому что простую систему еще легче “взломать”, а опротестовать, апеллировать, бороться с ней практически невозможно!
Любопытно, что если в вопросах процедуры поступления в вуз все “упрощается”, то в вопросах финансирования все усложняется. ГИФО – это такой туман, сравниться с которым может только ваучер Чубайса. Известно, что результатами приватизации довольно только 10 % населения России. С большой степенью уверенности можно прогнозировать, что результатами грядущей образовательной реформы будут удовлетворены все те же люди. Кто смел, как говорится, тот два съел. А как быть с теми, кто ничего не ел?!
Сергей КОСЫГИН,
Надежда ТУМОВА
Комментарии