Волшебник эфира

Сорок лет подряд Григорий Яковлевич Дорф – преподаватель иностранного языка, руководитель школьной радиостудии – каждое утро открывает дверь московской общеобразовательной школы N 112.

Труд Григория Яковлевича Дорфа отмечен значками “Отличник народного просвещения СССР” и “Отличник народного образования России”.

Почти тысяча учеников Григория Яковлевича работают на радио звукооператорами, видеоинженерами, редакторами, дикторами…

– Григорий Яковлевич, расскажите о себе.

– Я коренной москвич. Отец – служащий, мать – домашняя хозяйка… Перед войной я окончил десять классов, в 1940 году был призван на действительную службу. Войну уже встретил в какой-то степени подготовленным – год к тому времени прослужил в пехоте.

– Когда вы впервые узнали, что началась Великая Отечественная война?

– 22 июня 1941 года. В поезде. В двенадцать часов дня раздался голос Молотова по внутреннему радио, который сообщил о том, что на нас вероломно напала фашистская Германия. А я ехал в увольнение. И передо мной встал вопрос, как поступить: с полпути вернуться в летний лагерь, где находилась моя часть, либо добраться до дома и попрощаться. Я принял решение – попрощаться с родителями. Но в тот же воскресный вечер вернулся в свою воинскую часть – она находилась в Ногинске. В понедельник нас погрузили, и по тревоге мы отправились на исходные позиции в Белоруссию. 26 июня 1941 года мы уже приняли бой.

– Что было самым трудным на войне?

– Самым трудным был первый год войны. Трудность его заключалась в привыкании к новой жизни, новой обстановке. Самое страшное, что нас до войны воспитывали, внушая: никакой враг нам не страшен – мы сильны, а на поверку оказалось, фашисты бьют нас и в хвост и в гриву… Плохая была информированность. Никто не знал, что, где, как происходит, кто командует, кто отвечает за конкретные сложившиеся ситуации. И потом сам факт бесконечного отступления с боями… Отходы, отходы, окружение, снова отходы… Это были тяжелые дни…

– Где вы окончили войну? Какой путь прошли от Москвы?

– До конца прошел, почти до Берлина. Дважды был ранен, дважды лежал в госпиталях. И с войны вернулся не в сорок пятом, а служил до марта 1946 года. Практически шесть лет не снимал шинели.

Начинал воевать рядовым, потом был представлен к офицерскому званию. Войну окончил капитаном, помощником начальника штаба полка.

– Какие награды у вас есть?

– Награды? Как-то сейчас не принято об этом говорить… Есть орден Отечественной войны… Есть медали, которые мне дороже, чем ордена: “За оборону Москвы”, “За отвагу”, “За Победу над Германией”.

– Почему вы решили стать учителем?

– Видите ли, во время войны я уже почувствовал какой-то элемент ответственности за судьбы людей, которые мне были вверены. Потом я неплохо еще со школьных лет знал иностранный язык… Самым легким мне показалось поступить в институт иностранных языков. Когда я пришел сдавать вступительные экзамены, меня спросили: “А что вы знаете? Что умеете?”. На языке я ответил на эти вопросы. Тогда мне порекомендовали идти сразу на второй курс. А я говорю: “Как же остальные предметы?” – “Ничего, вы сдадите, вы настойчивый”. Я решил учиться экстерном, заочно. Фактически институт я окончил за год и семь месяцев. На одни пятерки. Одновременно я поступил на филологический факультет МГУ. Кроме того, начал посещать занятия, лекции и на факультетах журналистики, историческом. Я учился не для диплома, а для себя.

Как только окончил институт иностранных языков в 1948 году, пошел работать учителем. Начинал в школе N 123, а в школу N 112 пришел в 1955 году. В этом году исполнилось сорок лет, как я здесь работаю.

– Григорий Яковлевич, чем жила ваша школа в те далекие времена?

– Представим себе 1955 год. Прошло лишь десять лет после окончания войны. Страна в тяжелейшем состоянии после фашистской оккупации. Самое светлое пятно для детей – школа. Телевизоры только-только появились, маленькие КВНчики, экраны с ладонь. Радио – черная тарелка с одной-единственной программой. Кино – какие-то два-три новых фильма в год. Никаких связей с зарубежьем, никаких представлений, например, о зарубежной моде, жизни… Конечно, дети тянулись сюда, в школу! А в 1957 году в Москве должен был состояться очередной Международный фестиваль молодежи и студентов. И мы в школе создали английский клуб, который помогал лучше изучать страны – Англию, Америку, подготовиться к предстоящему форуму. Мы установили связи примерно с тридцатью странами – шла переписка… Это был такой прорыв! Вы даже не представляете, какая это была победа! А сколько раз меня приглашали в соответствующие органы и “накачивали”: что надо, что не надо и что лучше бы не делать… Наш английский клуб имел огромный успех. Это был центр притяжения детей. Этот центр сохранился у нас до 1959 года.

В 1959 году школа перешла на 11-летнее обучение. Это предполагало открытие каких-то производственных профилей, чтобы наряду с общим образованием давать ученикам специальность. Встал вопрос: какую специальность можно выбрать для центрального района города? У нас же сплошные посольства, никаких учреждений, с которыми можно заключать договора, нет. Как нет? А Государственный Дом радиовещания и звукозаписи?.. Одним словом, решение было принято, и в нашей школе построили вот эту студию, в которой мы сейчас находимся. Конечно, в те времена были только стены, два магнитофона и пульт – больше ничего. Все остальное, что вы видите – на уровне среднего радиокомитета районного масштаба, – было достигнуто в последующие годы. То есть почти за сорок лет.

– А вы специально обучались радиоделу?

– Нет, специально не обучался. Когда в нашей школе был организован этот профиль, когда были приглашены радиоинженеры из ГДРЗ, они начали читать курсы лекций для школьников. А ваш покорный слуга тоже сидел и слушал. Дети потом пошли на практику, и я тоже пошел на практику. Ученики сдали на разряд – третий, и я сдал на разряд, только на пятый, чуть повыше… В конце концов я получил право преподавать предмет “Магнитная звукозапись”. А спустя несколько лет, в 1963 году, спроектировал и начал строительство лингафонного кабинета по нетиповому индивидуальному проекту. Мне в этой работе очень помог мой старинный друг – лаборант Владимир Николаевич Сычев. Он и сейчас работает… Шло время, моя работа в школьной радиостудии стала носить все больше творческий характер. Я вышел за рамки технического обучения: стал готовить дикторов, редакторов…

– Григорий Яковлевич, кто из известных людей ТВ и радио были вашими учениками?

– Николай Иванович Нэйч – журналист, редактор радиостанции “Маяк”. Виталий Храмов – шеф-редактор Российского телевидения. До этого он был просто диктором на радио…

Расскажу забавный случай. Однажды я предложил Виталию – ученику выпускного класса – прочитать срочную информацию по школьному радио. У него был голос, как у Левитана. Он прочитал то, что я просил, и, естественно, опоздал на урок. А когда появился на пороге класса, преподаватель литературы Матильда Романовна говорит: “Вот видите, Храмов, вы опять опоздали. А сейчас прошло очень важное сообщение по радио”… Она Виталия не узнала, она подумала, что читал Левитан.

– Школьное радио работает в московской школе N 112 каждый день?

– Конечно! Посмотрите в журнал школьных радиопередач, и вы увидите: за сорок лет существования радиостудии в эфир вышло около 8000 передач. В понедельник у нас – политическое обозрение. Во вторник – школьная жизнь. В среду выходят две передачи, после второго урока – молодежный радиоблок (раньше эта программа называлась “Комсомольская жизнь”), а в 11 часов – передача для малышей. В четверг – новости науки, техники, экономики. И, наконец, в пятницу – университет культуры.

– Кто же это все делает?

– Под руководством вашего покорного слуги делают сами дети. Раньше мы пытались делать так. Политическую передачу курировал учитель истории, школьную жизнь – завуч. Над “Комсомольской жизнью” – заместитель директора по воспитательной работе. Наукой и техникой “заведовал” физик. Университет культуры – это, конечно, словесник или преподаватель музыки… Постепенно они все ушли. Почему? Потому что это ежедневный неоплачиваемый добавочный труд! С этой точки зрения он – неблагодарный. Но он благодарный по результатам, по воздействию на детей. Вот так я остался один с детьми в радиостудии. В 1988 году вышла в свет моя книжка “Внимание! Говорит школьное радио”, в которой я обобщил весь свой опыт работы. А так как школьное радио отражает жизнь всей школы, то это фактически получилась летопись, история школы N 112.

– Григорий Яковлевич, я знаю, вы еще выпускаете свои магнитные альбомы…

– Я являюсь заместителем председателя Совета ветеранов той дивизии, в которой служил и воевал. Это бывшая 64-я морская бригада, позднее переименованная в 82-ю Краснознаменную Ярцевскую орденов Суворова, Кутузова стрелковую дивизию. Нас в живых осталось не так уж много: 373 человека. И вот для тех, кто здравствует, я каждый раз придумываю какую-нибудь конфеточку. Вот в прошлом году к победному юбилею составил публицистическую литературно-музыкальную композицию. Причем песни выстроил так, что от легендарной “Катюши” слушатель приходит к современной песне “Поклонимся великим тем годам”. Вся история войны прошла в 90-минутном сочинении. Теперь у меня другая идея. Тоже проследить историю нашего поколения – от начала войны до сегодняшних дней, но не в музыкальных, а поэтических произведениях. Я просмотрел тысячи стихотворений. А отобрал ровно сто.

– Григорий Яковлевич, какие качества, на ваш взгляд, необходимы сегодняшнему российскому учителю?

– Я скажу, что не нужно российскому учителю… Ему не нужно думать о хлебе насущном. Он должен быть освобожден от этих забот. Для этого наше государство должно его достаточно обеспечить, и тогда у него освободятся творческие силы для работы с молодежью. Это первое. Второе. Не надо учить валом, всю кучу детей. В этой куче есть талантливые одиночки. Нужно их выявить и помочь им развить свой потенциал. Настоящий учитель должен уметь это делать… Еще: настоящий учитель не должен заигрывать с детьми, идти на поводу у детей, должен иметь свою позицию и эту позицию ненавязчиво, но твердо проводить в жизнь. Если учитель молод – он должен ходить в походы с детьми, должен играть с учениками в спортивные игры. Отгораживаться не должен. Но в то же время учитель должен сохранять некую дистанцию, чтобы не было панибратства, чтобы не было “тыканья”. Вот, на мой взгляд, основные моменты.

– Спасибо, Григорий Яковлевич, за беседу.

Ирина АНДРИАНОВА

Фото Михаила ШАБАЛИНА

Золотой абажур

БольшомуБольшому Большому кБольшому кораблюБольшому кораблю – Большому кораблю – бБольшому кораблю – большоеБольшому кораблю – большое Большому кораблю – большое пБольшому кораблю – большое плавание

Большому кораблю – большое плавание

Имя Армана бекенова уже знакомо читателям нашей рубрики. Сегодня мы рады сообщить, что пятнадцатилетний участник нашего литературного драмкружка “Золотой абажур” стал этим летом студентом Литературного института. Говорят, сам ректор института писатель Сергей Есин подошел к нему пожать руку за интересные мысли в сочинении. Сегодня мы публикуем экзаменационный творческий этюд Армана – импровизацию на тему “Что в имени тебе моем?” и поздравляем Армана с переходом из тихой гавани “Золотого абажура” в море Большой Литературы. Большому кораблю (даже если капитану – пятнадцать) – Большое Плавание! Поздравляем.

С гиканьем я убегал по кафельному больничному коридору от самой большой любви в моей жизни – от Кошмарной Девочки в черном сарафане. Кошмарная Девочка любила ломать и смотреть, что внутри. Вот и сейчас она, улюлюкая и издавая всевозможные боевые кличи, неслась за мной со скальпелем в руке – ей нестерпимо хотелось посмотреть внутрь моего имени… А мне было страшно, очень страшно, и я кричал на бегу: “Ну чего, чего в имени тебе моем!!!” – но Кошмарная Девочка меня даже не слушала, сперва коварным приемом боевого дзюдо она сбила меня с ног, а затем схватила мое похолодевшее и покрывшееся от ужаса пупырышками имя, и, сделав на нем длинный надрез, Кошмарная Девочка в черном сарафане запустила туда свои болезненно худые, пытливые руки естествоиспытателя и вытащила массу интересных вещей: пол-Луны, несколько кило не надутых еще воздушных шариков, ангела, демона, полоумного зверька с влажными печальными глазами, штук пять грустных и вечных картинок: горы, пустыни, разрушенные цивилизации, мутные реки крытых брезентом грузовиков, увозящих умирать далеко на Восток армию лысых мальчиков под командованием Камуфляжного Арлекино, осень и смог над бетонным городом…

И мне вдруг стало очень легко, больничные коридоры исчезли, появилось небо, в которое я начал медленно взлетать, я больше не видел ни Кошмарной Девочки, ни моего странного и, может, страшного имени. Я улетал и только плакал, что улетал без них. Я уже пролетал Сириус, а самая большая любовь в моей жизни – Кошмарная Девочка в черном сарафане ехала по пыльной дороге в одном из миллионов крытых брезентом грузовиков в обнимку с ангелом, демоном и полоумным зверьком с влажными и печальными глазами, она ехала под бледным светом половины Луны мимо гор и пустынь, мимо разрушенных цивилизаций и осенних городов, опутанных смогом…

Арман БЕКЕНОВ