Среди нынешних беспризорников немного таких, кто сам пытается изменить к лучшему свою судьбу. Те же, кто изо всех сил стремится выбиться в люди, не получая шанса и разуверившись во всем, чаще всего опускаются на дно еще стремительнее первых.
В тот день в республиканском детприемнике их было двадцать два человека – от четырех до шестнадцати лет. В учебном классе, где находился «контингент», каждый из ребят занимался своим делом: кто увлеченно смотрел телевизор, кто разглядывал книжки с картинками, кто рисовал, одним словом, дети улицы вовсю пользовались недоступными для них благами цивилизации. За партой у окна сидела девочка лет 16 в смешной детской шапочке с помпончиком, то и дело сползающей с ее головы.
– А вот Веронику пока никуда пристроить не можем, – сказала в продолжение разговора заместитель начальника детприемника Анна Новак и показала на девочку в шапочке. – Родители ее умерли, старшие брат и сестра брать ее к себе не хотят, вот и мыкается по белому свету. К нам она пришла сама, просит определить в интернат, куда давно мечтает попасть.
Услышав, что разговор идет о ней, Вероника уточнила:
– Прошлым летом сестра разрешила мне пожить у нее, но недолго. Потом выгнала, а сама бросила двух своих маленьких детей и загуляла.
Непослушная шапочка в это время снова сползла с ее головы. Вероника покраснела, смутилась и быстро натянула ее не бритую, похожую на круглый арбуз голову. За все время нашего общения это был единственный момент, когда моя собеседница открыто проявила свои чувства. Обо всем же остальном, а «остальным» была вся ее страшная судьба, рассказывала спокойно, даже отрешенно, как будто речь шла вовсе не о ней, а о другом человеке, и чем больше слушала я девочку, тем больше поражалась ее исповедальности и внутренней потребности «рассказать» свою жизнь.
Бог мой, просто не поднимается рука в который раз рассказывать о деградировавших родителях-алкашах, безнаказанно уничтожающих души и будущее собственных детей, но, как известно, из песни слов не выкинешь. Вот и в истории Вероники «песня» та же. Характер у ее отца-пьяницы был страшный, он все время жил сам по себе, а когда приходил домой пьяный, что случалось очень часто, гонял всю семью по двору. Домашние, завидев его, тут же испарялись, потом за столом с отцом стала задерживаться мама, и вскоре они пили уже вдвоем. Мама еще была жива, когда отец, придя в очередной раз домой пьяный и застав тогда десятилетнюю Веронику в доме, вдруг велел ей подойти к нему поближе. Вся дрожа от страха, она безропотно повиновалась. Он содрал с нее платьице…
Девочка никому не рассказала о случившемся, да и кому было рассказывать – пьющей матери или старшему брату и сестре, которые тоже ни в чем не перечили отцу? Он умер шесть лет назад, но, по словам Вероники, она до сих пор его и мертвого боится.
Когда Веронике исполнилось двенадцать лет, она, по ее словам… вышла замуж. За соседского парня старше ее на пять лет. Правда, «счастливая семейная жизнь» продолжалась недолго, и потому, что молодые поссорились, и потому, что любимый попал в тюрьму. За что его судили, спрашиваю.
– Да так, почти ни за что, по мелочам, – отвечает Вероника.
«Мелочью» оказались 375 овец, которых «муж», будучи пастухом, украл и продал. Вспоминает ли она его?
– Нет, – говорит, – не вспоминаю. – И добавляет: – С некоторых пор я парней вообще терпеть не могу, потому что они все очень нехорошие и жадные.
Вот так-то… Тогда же на Веронику «положила» глаз местная цыганка, однажды она подошла к ней и предложила поработать нянькой в одной цыганской семье из Кишинева. Дома – беспробудно пьющая мать (она умерла год назад), голод, запустение. Конечно, Веронику соблазнило предложение цыганки. С того времени и началась ее кочевая жизнь. Поняв, в какой ад попала, Вероника сбежала от первых хозяев спустя три дня после приезда. А куда бежать? Круглосуточно, и особенно летом, вся беспризорщина Кишинева и республики, а также аналогичные «гастролеры» из СНГ, как известно, тусуются на центральном рынке: там и подают больше, и объедками можно поживиться. Оказалась на рынке и Вероника, где ее подхватила очередная цыганка и увезла на север республики. Потом девочку перепродавали еще несколько раз, и в конце концов она оказалась в России, в Пензе, куда приехала на промысел цыганская семья, купившая ее.
– Я работала попрошайкой-колясочницей, изображая калеку с поврежденным позвоночником, – рассказывает Вероника. – А чтобы прохожие верили мне и подавали, надо было сидеть в коляске неподвижно и очень жалостливо рассказывать о больной матери и пятерых младших сестрах и братьях. У меня это хорошо получалось, только трудно было высиживать смену, а она длилась с восьми утра до трех дня. Сколько зарабатывала в день? Не меньше трех-четырех тысяч российских рублей.
Прикидываю: немногие российские педагоги (даже с ученой степенью) получают в месяц такие деньги, а о наших, молдавских, и говорить нечего. И это при том, заметим, что Вероника за все шестнадцать лет своей жизни одного дня не сидела за школьной партой, а читать ее научили лишь недавно добрые люди.
Вот вам и «ученье – свет, а не ученье – тьма». Тьма-то, конечно, тьма, почему же свет так недостойно низко ценится? Впрочем, это уже другая тема. У психологов есть такой рабочий термин: «Жить, не приходя в сознание». Так живут сегодня тысячи и тысячи подростков с Вероникиной судьбой, еще не до конца понимая, что с ними происходит. А те немногие, как мы уже говорили, кто начинает осознавать, какая бездна им уготована, ужасаются и пытаются изменить свою жизнь. Часами сидя неподвижно в инвалидной коляске, Вероника, с ее наблюдательностью и цепким умом, много чего примечала, а примечая, размышляла. Потому и пришла сама в детприемник.
– Как вы думаете, меня возьмут в интернат? – с надеждой спрашивает она, по-детски заглядывая в глаза. – Я буду вести себя очень хорошо.
Как объяснить ей, что ситуация у нее практически тупиковая и вряд ли ей суждено выбраться из грязи, в которой прожила все годы своей жизни. В интернат Веронику можно было бы определить, если бы ей еще не исполнилось шестнадцати лет, спецшкол для таких девочек, как Вероника, в республике сегодня нет. Была раньше одна – в селе Сахарна. Сотни оступившихся подростков прошли в свое время через нее, получили специальность, завели свои семьи. Но все это было «до того», а в новые времена, точнее, в 1995 году и этот единственный остров спасения «потопили». И не важно, под каким предлогом сделали это – отдав под церковь или просто перепрофилировав под чей-то коттедж, в любом случае подобная акция – чистой воды святотатство.
– Если бы вдруг случилось невероятное и ты выиграла миллион, как бы ты его потратила? – спросила я у Вероники, когда обо всем уже было переговорено.
– Вот это да! – восхитилась моя собеседница, а потом, не задумываясь, выдала программу-максимум. – Я бы купила дом или комнату, чтоб иметь крышу над головой. Это главное. А еще набрала бы много всяких пахучих шампуней, от них волосы быстро растут и блестят на солнце. – Помолчав немного и тяжко вздохнув, добавила: – А то ходишь как пацан, бритая.
При всем желании сотрудников детприемника помочь Веронике держать ее здесь до бесконечности не могут, значит, скоро ей снова предстоит дорога в никуда. И если девочке в смешной детской шапочке повезет и она не станет наркоманкой, не сопьется, не заболеет СПИДом или туберкулезом и вообще если останется в живых, то наверняка снова постучит в двери единственного для нее в этом мире дома, где ее всегда принимают и выслушивают.
Оракул предсказал жене цезаря Птолемея юной Веронике, что если она пожертвует свои роскошные волосы храму, то ее муж непременно победит в сражении. Вероника не ослушалась оракулов, но, возвратясь с победой, Птолемей остался очень недоволен внешним видом жены, и тогда она решила схитрить, заверив его, что ее волосы находятся на небе рядом с созвездием Девы. Такой вариант Птолемея вполне устроил. С тех пор и появилось созвездие «Волосы Вероники». Мечте всей жизни девочки Вероники о длинных и красивых локонах вряд ли суждено сбыться: даже при полном сочувствии к ней в детприемнике ее непременно снова побреют: а как иначе бороться с завшивленностью? Такие нынче времена для девочек Вероник. И не только…
Комментарии