На чтение: ≈ 16 мин.Но в свои двадцать пять он начал жить сначала
Сколько лет прошло… Вот уже и 75‑летие Победы будем отмечать. А не выходит из головы у меня одна встреча с фронтовиком, бывшим учителем. Многое она значила для меня. Всю мою жизнь осветила…
В башкирское село Армет, где жил Ибрагим Гиззатуллин, меня, по профессии тоже учителя, привело желание увидеть человека, о котором был наслышан. На войне стал инвалидом, привезли его домой недвижимым, думали, помрет, а он выжил. Книги стал писать.
Помню, дом Гиззатуллиных отыскал довольно быстро благодаря помощи босоногих сельских ребятишек. С улицы изба производила благоприятное впечатление добротной постройки с крашеными ставнями, с цветами в палисаднике, это лучше всяких слов свидетельствовало, что хозяева – люди трудолюбивые и цену себе знают.
На чистом крылечке меня встретила крепкая худощавая женщина с внимательными широко раскрытыми глазами. Я объяснил свой приезд, сказал, что работаю заведующим методическим кабинетом гороно, еще пишу в разные издания, хотел бы познакомиться с писателем Ибрагимом Гиззатуллиным. Женщина на крыльце тоже представилась:
– Зулейха, учительница. Только супруга нет дома, уехал с сыновьями на сенокос. Вернутся поздно.
– Я слышал, что он не может передвигаться, – осторожно заметил я.
– Так он сам-то косой не машет, в телеге сидит, советы дает, – пояснила хозяйка. – Поле и лес на него очень благотворно действуют. Да что мы стоим, заходите в избу.
В доме оказалось чисто, пахло сухими травами, лесными цветами. Зулейха выставила из печи сквородку румяных пирожков. Достала из той же печи горячий чайник, принесла из крохотной кухоньки две тарелки, одну со свежим медом, другую с лесной клубникой.
За чаем легкая настороженность хозяйки в отношении меня исчезла. Ее миловидное лицо стало мягче и добрее. После чая началось повествование о довольно непростой жизни ее самой и Ибрагима. Она вынимала из шкафа альбомы с фотографиями, газеты и журналы на башкирском языке с публикациями супруга, показала три его книги, рассказывала, как впервые увидела Ибрагима, когда его привезли из госпиталя в родное село. Парень совершенно не мог двигаться. Горькие мысли о судьбе молодого инвалида не давали учительнице покоя. Занятия вела «на автомате». После уроков ее позвали к директору школы.
– Ты у нас самая молодая, – сказала директор, – от всего нашего коллектива тебе поручение: навещать раненого бойца на дому. Нет, не ухаживать за ним, не кормить с ложечки – с этим справляются родные, – а просто рассказывать ему новости, почитать ему газету или книгу. Согласна?
– Да, – ответила Зулейха. Она тогда и представить не могла, какой жизненный поворот ожидает ее впереди.
Слушая супругу Ибрагима, рассматривая альбомы с фотографиями, я и не заметил, как пролетело время. Договорились, что завтра я приеду вновь.
На следующий день на крыльце дома меня вновь встретила Зулейха и сразу провела в избу, где за столом на стуле перед пишущей машинкой сидел грузноватый мужчина средних лет.
Интервью из нашей беседы не получилось, хотя все вопросы я приготовил заранее. Ибрагим сразу взял инициативу в свои руки. Рассказ о своей жизни он начал с боя у деревни Лужино Калининской области. Тяжелого боя. Стояли насмерть. На самой последней минуте схватки словно кувалдой ударило в живот, и старший сержант потерял сознание. Очнулся уже в походном госпитале. Не мог пошевелиться – все тело было в гипсе и бинтах.
– Не горюй, – успокоил его пожилой врач. – Раз из такой передряги выкарабкался, значит, будешь жить.
– Ребята, посетившие меня позднее в медсанбате, рассказали, как под шквальным минометным огнем меня вынес на себе раненый боец Петр Коваленко. По гроб жизни ему благодарен, – добавил Ибрагим.
Помолчал, собираясь с мыслями перед рассказом о самом тяжелом периоде своей жизни. А потом продолжил спокойно и неторопливо.
Два года прошло в госпиталях Калинина, Москвы, Свердловска и Уфы. В каждый госпиталь Ибрагима вносили и выносили на носилках. Пуля и осколки мины повредили важные центры головного и спинного мозга – руки и ноги бездействовали.
Первое время Ибрагим верил, что вернется в солдатский строй. Потом стали приходить сомнения. Мысли нехорошие, тягучие не давали покоя. Особенно становилось не по себе долгими зимними ночами. Он старался не поддаваться отчаянию. Часто вспоминал последний вечер перед призывом в армию, то, как с любимой убежали с вечеринки на речку. Сидели, слушали, как журчит ночная вода. Она сказала: «Я тебя буду ждать, Ибрагим. Всю жизнь».
Писем он девушке не писал. Сам не мог. Просить других стыдился. Лишь когда привезли в Уфу, не выдержал. С выздоравливающим солдатом-земляком послал весточку в родные края.
Она приехала солнечным утром. Радуясь за товарища, все раненые оставили палату. Правда, девушка пришла к Ибрагиму не сразу. Вначале побеседовала с врачом. Когда же любимая, такая же, как прежде, красивая, появилась в палате, руки ее слегка вздрагивали. Говорили о пустяках. Ее глаза избегали взгляда Ибрагима.
После ее ухода санитарка принесла воину записку: «Прощай, Ибрагим! С тобой случилось огромное несчастье. И самое главное – на всю жизнь. Виновата война, я знаю. Но я не могу связать свою жизнь с твоей. Стало бы просто двое несчастных…» Далее он читать не мог.
Он закричал. Нет, не звал на помощь. Кричал, охваченный небывалым отчаянием. Сбежавшиеся медсестры не смогли его успокоить. Пришла Антонина Ивановна Славодчикова, лечащий врач, умудренная нелегкой жизнью женщина. Состоялся судьбоносный разговор.
– Горькая правда в том, – говорила врач, – что ты уже не сможешь всю дальнейшую жизнь ни бегать на лыжах, ни плясать в клубе. Возможно, не будешь ходить по земле, как все остальные люди… С руками у тебя пока такая же история, как и с ногами. Печально? Очень. Мы, врачи, сделали все возможное, и, как видишь, результат не ахти. Теперь очередь за тобой. Ты сам учитель и, наверное, лучше меня знаешь о жизни Островского. Огромным напряжением воли он встал над своим недугом. Физическая неполноценность компенсировалась духовной деятельностью… Неужели у тебя ничего не найдется поведать людям? Не верю! Нужно только сильно захотеть. Вполне возможно, начнет действовать левая рука. Борьба и еще раз борьба. Ясно?
– А другой вариант есть? – сжав зубы, спросил Ибрагим.
– А как же, – ответила врач. – Пенсия, дом инвалидов. Еда, сон, прогулки в коляске. И так изо дня в день. Но хочешь ли ты такой жизни? Ведь тебе всего двадцать пять.
Ибрагим вновь замолчал.
– Смотри, – вдруг произнес он, – Антонина не обманула насчет левой руки.
Он поднял на уровень подбородка левую руку, затем опустил, взял пальцами со стола карандаш, зажал его в ладони, тупым концом ударил по клавишам пишущей машинки.
– Вот так творю, пальцами не могу, – вздохнул Ибрагим. – До шедевров, понятно, далеко, но люди читают, письма пишут. Что-то их задевает, а это, наверное, самое главное для меня. От жизни не отстаю. Правая рука тоже стала двигаться, правда, немного, но опираться на нее можно.
В родное село Армет старшего сержанта Гизатуллина привезли по первому заморозку. Вид парализованного молодого парня тронул многие сердца. Женщины плакали. Старики хмурились и вздыхали. Всех удивляло поведение самого Ибрагима: он шутил, смеялся.
Не знали люди, что человек в двадцать пять лет начинал жить сначала.
Ибрагим принялся за свой первый роман. Пальцы не могли держать карандаш, поэтому Ибрагим диктовал, а записывали брат Хасан с товарищами и учительницей Зулейхой. «Ничего, я только начинающий подмастерье, – говорил он про себя. – Что-то да получится». Тем не менее роман остался незавершенным.
Так пролетела зима. Когда под весенними лучами сошел снег и на полях началась посевная, деревня опустела.
– Свезите меня на полевой стан, – попросил Ибрагим однажды председателя колхоза, забежавшего по какому-то делу в их дом. – Хочется с людьми поговорить, посмотреть на весеннюю землю.
Тема для разговоров была одна – дела на фронте. Колхозники – женщины, старики и подростки, – затаив дыхание, слушали Ибрагима. Бывший солдат, регулярно читая газеты, знал немало, о последних событиях рассказывал живо и интересно.
– Ты хороший агитатор, – похвалил его председатель.
Так начались странствия Ибрагима: с полевого стана на молочную ферму, оттуда – на лесоразработки. Везде ждали его рассказов. А он в свою очередь набирал материал для очерков. Их публиковали районная и республиканские газеты.
Летом сорок четвертого года произошло знаменательное событие – состоялось бракосочетание Ибрагима с Зулейхой. Со стороны невесты не было ни капельки жертвенности. В Ибрагиме ей нравились чистая, светлая душа и упорная тяга к жизни. Это она и сказала парню, когда состоялся решающий разговор. Добавила, что хочет всю жизнь быть рядом с ним. Сорок пятый победный год принес семье Гизатуллиных еще одну радость – родился сын.
Хорошо запомнился пятьдесят пятый год. Тогда газеты и журналы Уфы сразу напечатали около десятка рассказов безвестного писателя из села Армет. А через десять лет Ибрагим получил членский билет Союза писателей. К тому времени вышли в свет два его сборника рассказов, готовилась к печати повесть, были написаны первые главы нового романа.
За обедом Зулейха сообщила, что осенью супругу исполняется пятьдесят лет. Вначале я не придал особого значения ее словам, а потом меня осенило: не помощи ли они ждут от меня в подготовке празднования юбилея?
Прощались затемно. Я от всей души поблагодарил Ибрагима и Зулейху за гостеприимство. Меня уговаривали переночевать, но я отказался.
За свою жизнь мне неоднократно приходилось в одиночку путешествовать по ночному лесу. Что скрывать, бывало жутковато. Кто-то вроде бы совсем рядом веткой хрустнет, ночная птица завопит где-то неподалеку, чьи-то шорохи и справа, и слева. И про медведя вспомнишь, и про волка. Но в этот раз я ничего не слышал и не ощущал. Все мысли были там, в Армете. С таким человеком, как Ибрагим, мне пришлось встретиться впервые. Подарок судьбы. Я неторопливо катил на велосипеде по лесной дорожке, подсвечивая фонариком, и перебирал в памяти все необычайные эпизоды судьбы писателя из лесной деревни. Крепыш…
Довелось мне побывать на юбилейном вечере Ибрагима Гизатуллина в Ишимбае. Проходило торжество во Дворце культуры нефтяников. Зал на шестьсот мест был заполнен до отказа. И как я узнал позднее от знакомых чиновников, никто никаких разнарядок по организациям и предприятиям не спускал – люди сами пришли поглядеть на незаурядного человека. А мы с супругой Зилей, понятно, сели поближе к сцене.
Программа юбилейного торжества не отличалась своеобразием – все шло по установившемуся шаблону: выступления, поздравления, подарки, из которых один, от правительства республики, вызвал бурные аплодисменты – Ибрагиму подарили квартиру в Уфе и легковую автомашину.
Было мне тогда двадцать восемь лет, и казалось, что вся жизнь впереди. Несколько десятков лет прошло с того события. Были и радости, и горести – все как у других людей. Когда же становилось невмоготу, я всегда вспоминал Ибрагима, прошедшего через Великую Отечественную войну, и мои неприятности начинали меркнуть. Так при свете солнца огонек огарка свечи совсем не виден.
Игорь ТУЧКИН, Железноводск, Ставропольский край
Выбор читателей
Комментарии