Водица крещенская, богоявленская Впервые журналисты “УГ” окунулись в Иордан

Есть ли на свете газета более беспокойная, чем наша? Особенно сегодня, в пору буржуазно-вальяжно-продажной журналистики? Коллектив “УГ” иногда удивляется сам себе: где мы только не были и чего мы только не делали! В какие тяжкие не пускались! Не будем брать во внимание командировки в “горячие точки” – это наша работа. Но ведь никто не принуждал корреспондентов прыгать с парашютом, ремонтировать школы, показывать спектакли в приютах для беспризорников и осваивать современные танки в подмосковной воинской части. Можно ли было при такой жизни предсказать нашу новую “акцию”?! Мы и сами себе удивились,
когда
на Крещении оказались в реке Иордан…

Как все начиналось
Среди журналистов “УГ” нет “моржей”. Правда, мы боремся с вредными привычками и вообще стараемся поддерживать здоровый образ жизни – водить ручкой по бумаге не такое уж легкое занятие, как может показаться на первый взгляд. И вот однажды, после Рождества, когда в Сибири стояли жуткие морозы, у нас зашла речь о возможностях человека. Что может выдержать человеческое тело? И что есть силы духовные? И существуют ли они на самом деле? И как это люди зимой, на Крещение, не боятся купаться в ледяной воде, спускаются в прорубь?

Возникла дискуссия:
– Пьяные.
– Пьянство и вера несовместимы.
– Вот именно! Даже бабушки в прорубь лезут!
– Бабушкам уже терять нечего, они пожили…
– Между прочим, говорят, что купание в Крещение дает человеку здоровье.
– Ха, заляжешь на месяц с воспалением легких, будет тебе здоровье!
– Ну а народ-то как?
Действительно, как? А разве мы, журналисты, не народ? Бегать по берегу в пальто, шапке, сапогах и строчить репортажи сможет любой. А вот многие ли из журналистов готовы пережить то, что переживали до них поколения наших православных соотечественников? Впрочем, не гордыня нами двигала. Мотивы высказывались такие:
– Хочу испытать себя.
– Думаю, что нужно приобщиться к тому, что мне раньше было недоступно.
– Хочу понять, верю ли я в Бога. И потом, может быть, с этого поступка изменится моя жизнь.
– Я наверняка заболею, ну и пусть! Если со мной что-то случится – это справедливо. Меня есть за что наказывать: во мне столько неверия, сомнений!
– Интересно. Страшновато. Но так положено.
– Говорят, что на Крещение вода живая. Неужели я этого не почувствую?!
– Творческий человек время от времени должен приводить в соответствие то, что он пишет, с тем, как он живет. Да это касается, наверное, всех людей…
Скажем честно, сначала “авантюристов и сумасшедших”, как нас называли неверующие и сомневающиеся, было больше. Но к 19 января “могучая кучка” стала таять, а число мрачных шуточек и сочувственных взглядов значительно увеличилось. Одни люди на предложение присоединиться к “акции” крутили пальцем у виска, другие кричали, что они – “кормильцы семей”. Но не будем осуждать страждущих и колеблющихся, пессимистов и ренегатов. Решительный день настал.

Подмосковная Палестина
Уж если суждено утонуть, так в святом месте, решили мы и выбрали для Крещенского погружения подмосковный Новый Иерусалим. На платформе, с которой отправлялась электричка, краснолицый мужик в полушубке торговал сетями. “Может, на всякий случай купим?” – безнадежно пошутил кто-то. Скажем сразу: самым тяжелым в нашем предприятии оказались последние дни и часы перед ледяным купанием. Наверное, “бес крутил”. Все остальное было и проще, и будничней, и чудесней.

И в шутку, и всерьез

– Автобус коммерческий, без льгот. Едет в Иерусалим. Оплачиваем проезд, кто вошел.
– Так это что же? В Израиль едем? Нам же в другую сторону!
Из разговора в автобусе

Пока наша группа едет долгим автобусным путем (на электричку опоздали) и нервически посматривает за окно на заснеженные окрестности, читателю будет полезно познакомиться, пусть и заочно, с тем местом, куда мы направлялись. Дело в том, что, хотя Воскресенский ставропигиальный Новоиерусалимский монастырь построен уже во второй половине XVII века (не так давно по историческим меркам), с первого взгляда он и сейчас выглядит как настоящая древнерусская крепость. И вот почему: заложенная в 1656 году обитель должна была не только зримо отражать силу новоизбранного патриарха-реформатора Никона, но и символически охранять от мира церковь Константина и Елены, Воскресенский собор со множеством приделов, а также громадную семиярусную ротонду над часовней Гроба Господня – живые святыни православия, выстроенные под Москвой по образу и подобию израильских. Правда, на Святой земле тогда не было принято увенчивать христианские храмы позолоченными луковицами с крестами, но кто же видел в России церковь без креста?
Местный рельеф зеркально повторяет известные палестинские достопримечательности. Вот уж точно, холмы, “отмеченные Богом”. И сегодня приехавший в Новый Иерусалим может увидеть места Разделения риз Господних, Положения на Него тернового венца, Его темницу, Его скорбный путь и саму Голгофу с каменным распятием и трещиной, в глубине которой можно нащупать Адамову главу. Святыни здесь не только внутри Воскресенского собора, они повсюду. Напротив монастыря Елеонская гора. Позади его за остатками березового и соснового Гефсиманского сада возвышаются Фавор и Ермон. Сам Новый Иерусалим, как и положено, построен на Сионском холме. За его стенами можно найти Самарянский колодец и Силоамскую купель. Не так давно старожилы могли показать и место, где самим Никоном был посажен Мамврийский дуб (тот самый, под которым Авраам встретил Троицу). А трехэтажный патриарший скит, поставленный по всем правилам за белокаменными стенами обители, сохранился и до нашего времени. От него рукой подать и до Иордана. Кто бы еще при Иване Грозном мог подумать, что маленькая подмосковная речка Истра обретет такое громкое имя? Иордан, кстати, этой зимой еще не замерз – мороза не хватило. Незамерзающая река в нашем восприятии была гораздо предпочтительнее проруби (хотя разницы в температуре воды практически нет), и потому мы выбрали Иордан – все-таки открытая вода выглядит значительно менее устрашающе, чем небольшое отверстие во льду.
Монастырь, переживший в XVIII веке несколько пожаров и реставраций (в одной из которых участвовал знаменитый Растрелли), сохранялся во всем своем великолепии до самой Великой Отечественной войны. Отступающие части Красной Армии взорвали колокольню, пришедшие следом немцы уничтожили и сожгли все остальное.
У парадных ворот монастыря нам трудно было поверить, что вся эта красота восстановлена заново. Но под сводами Воскресенского собора видишь и понимаешь, что война ушла отсюда не так давно. И обитель, переданную церкви в 1994 году, придется еще долго возвращать к своему первообразу.

Водокрещи…
Итак, мы на месте. Наверное, не все знают, что обычай в день Крещения Господня омывать свое тело в освященной “живой” воде ведет свое начало с языческих времен. Славяне, как и другие народы, издавна верили в стихийную очищающую силу своих озер или рек. Греческая церковь поступила мудро, не отменив древний обычай, а только наполнив его новым духовным содержанием. Со времен князя Владимира входящий в воду человек просил себе уже не телесного, но духовного здоровья. Открывался навстречу не Земле, но Небу. Так старый праздник постепенно сменился новым.
Иноземные послы XVI-XVII веков отмечали в своих записках, что число народа, собиравшегося в день Богоявления (так по-другому называется праздник) на Москву-реку, достигало четырехсот тысяч человек. Торжественный обряд освящения воды совершался патриархом на Москве-реке, где была устроена “Иордань”, расписанная золотом, серебром, украшенная шелковыми цветами, зелеными листьями с изображениями птиц, вырезанными из меди.
В 12 часов дня патриарх начинал службу в Успенском соборе, и, когда звон колоколов на Иване Великом возвещал об этом народу, начиналось шествие, которое открывал отряд стрельцов. За ними шло духовенство в крестном ходе. Патриарх шел последним. За патриархом открывал шествие государь, поддерживаемый двумя стольниками из ближних людей. Постельничий нес “царскую стряпню”: кафтан, зипун, шапку, шубу, посох и все, во что царь одевался на “Иордани”. Трое стряпчих несли царское полотенце, стул и подножие.
Сам обряд водосвятия совершался так: патриарх раздавал всем, начиная с царя, свечи и совершал “действо по чину”; во время погружения креста в воду, при пении тропаря, подносили знамена для окропления. Патриарх черпал серебряным ведром воду из “Иордани” и отдавал ключарю, наполнив также водою “государеву стопу” – ее относили во дворец для окропления комнат, осенял царя крестом, кропил святой водой и поздравлял с праздником. Царь, со своей стороны, поздравлял патриарха и принимал поздравления от бояр, один из которых говорил речь. По окончании торжества на “Иордани” усталый царь уезжал в санях, а у патриарха был торжественный обед.
Надо ли говорить, что мы на нашей Иордани не встретили ни многотысячных толп, ни богато украшенного берега, если, конечно, не считать украшением снег, и даже на скромный обряд здешнего водосвятия мы опоздали – так быстро он закончился. Опять же наша “стряпня”, в отличие от царской, включала в себя лишь махровое полотенце (и то некоторые особо ответственные люди ухитрились забыть эту важную принадлежность) да смену белья. И на торжественный обед после обряда рассчитывать не приходилось – надо было срочно ехать на работу. Но это уже, как говорится, наши трудности…

Бог милостив
И все же настроение у нас было хорошим – уж больно завидной выдалась погода! Как на заказ: безветренно, тихо и, если так можно выразиться, милостиво. Крещенская водица ждет!
На берегу Иордана – деревянный крест. Укатанная дорожка скользит под ногами, снег поскрипывает – морозец хоть и не крещенский, но все-таки минус семь, между прочим. На пути очередь, люди стоят с бутылками, графинами и прочими емкостями. За святой водой, к источнику.
У реки видим бабулю в белой рубахе до самых пят и в валенках. Подошла к самой кромке, сбросила валенки и смело, без охов и ахов, шагнула в январскую воду, окунулась раз, другой, третий.
– Да я ж тут не в первый раз, сегодня вода особая, здоровью помогает!
Замечаем: среди желающих окунуться женщин больше. Вот три русские красавицы бальзаковского возраста легко и без комплексов расстаются с одеждой. Дубленки – на снег, свитера – на кусты орешника. Остаются в купальниках. А на берег особо и не торопятся.
– Вода-то теплая. Я бы даже поплыла, но дух захватило, – убеждает нас улыбчивая женщина, оказавшаяся главным бухгалтером строительно-монтажной конторы, с наслаждением растираясь полотенцем. – Я сюда приехала в первый раз. И не думайте, никакой не “морж”. Просто верю и потому знаю – никто даже насморка не подхватит. Даже не думала, что это так здорово, теперь буду каждый год сюда ездить. Тем более что у нас хорошая компания, я ведь с коллективом сюда приехала, наш генеральный директор сегодня устроил день здоровья.
Генеральный топчется на берегу. Пост не соблюдал, поэтому и в крещенскую воду решил не заходить, зато вот его женщины-подчиненные оказались дамами решительными.
Мужчин от женщин отделяют лишь редкие кусты, да никто особо и не стесняется. Не то место, чтобы о мирском думать. Опять же холодно. Потому народ мокрую одежду сбрасывает, даже не прикрываясь. Пример уже побывавших в Иордане и их восторги нас вдохновляют. Мы ж не хуже!
…Первыми в реку ринулись наши мужчины. Как и положено – первопроходцы! А женская часть нашей группы входит в воду не так рьяно, хотя и без особой боязни – что людям, то и нам. Одеты в рубашки, по христианскому обычаю. Не черноморский курорт, святое место. Дно у реки мягкое, илистое и скользкое. Окунаемся по очереди. Удивительно, даже не верится, по сравнению с морозным воздухом вода не обжигает! И совсем, оказывается, это не страшно. Нет, нет, совсем другое чувство приходит! Мгновение, в котором спрессованы боль и много-много блаженства. Но длится это всего лишь секунды – неужели и жизнь так же быстро пройдет?! А что помнится, видится в эти секунды? Не берег, не люди, которые толпятся на берегу, что-то говорят, кричат, подбадривают, – все это словно исчезает, пропадает, – помнится только небо, очень высокое, и сквозь ветви прибрежных кустов золотая луковка храма с крестом. И все же кажется, что небо выше и больше, и важней. А зовет – земля.
И как земля, вернее, снег неласковы по сравнению с водой, с только что пережитым состоянием! Пока добираемся до одежды, несколько шагов – ну, может, десять всего, и ноги немеют. Помогаем друг другу одеться – замерзшие пальцы не слушаются, и потому без дружеской поддержки даже со свитером не так-то просто справиться. Какие-то детали туалета и вовсе в спешке и холоде “пропускаются”, главное – поскорее набросить пальто и напиться горячего чаю. От проверенного поколениями россиян универсального лекарства – водки – отказываемся принципиально: верим в крещенскую воду и святое место. Журналист, он, конечно, и в Иордане журналист – один из нас взял диктофон, чтобы записать первые слова на выходе. Но, честно говоря, окунувшись в воду, мы забыли не только о работе, но – на некоторое время – обо всем вообще. Так что свои первые слова после купания никто из нас не смог вспомнить…
Удивляемся легкости обратного пути и яркому, совсем не зимнему, солнцу. На душе светло, как будто свалилось на нас нежданное счастье. А о болезнях думать даже смешно.

Монолог махрового атеиста
Наш рассказ об Иорданском купании был бы не вполне честен и уж, конечно, не полон, если бы мы не сказали о том, что в нашу Крещенскую компанию верующих, полуверующих, стихийно верующих и почти язычников не затесался один атеист.
– Сколько себя помню, глубоко внутри всегда сидела мысль: вот они, верующие, могут, а я? Им понятно, кто помогает, а мне-то кто поможет? И, как это в таких случаях принято, начинал логически рассуждать.
Теоретически все просто. Резкое кратковременное охлаждение поверхности тела не опасно. Мало того, купание в проруби можно считать рефлексотерапией. Ведь это же не классическое моржевание, к которому необходимо долго и серьезно готовиться. Да, важен психологический настрой (впрочем, как и в любом деле). А значит, и я. Все очень просто. Дело за малым. Но…
Вы пытались когда-нибудь встать под ледяной душ? Или вылить на голову ведро холодной воды? А тут вам предлагается не набор брызг или ручейков, а студеная купель – по самую макушку, троекратно!
Наверное, по собственной инициативе я никогда не решился бы искупаться в проруби. Но важен прецедент, благородный повод испытать себя. К тому же интересно не только посмотреть на обряд, людей, искренне верящих, что освященная ледяная вода смоет с них все грехи, но и самому поучаствовать во всем этом. Ведь в нашей жизни нечасто встретишь искренне верующих хотя бы во что-то. И предложение поучаствовать в акции “УГ” я воспринял с энтузиазмом.
В одном из своих рассказов О▓Генри устами своего героя сказал: “Важно не то, какую дорогу мы выбираем, а то, что внутри нас заставляет выбрать эту дорогу”. Многие из моих коллег-учителей весьма скептически отнеслись к предложению “окунуться в Иордан”. Дескать, для этого нужно иметь отменное здоровье, теплый автобус на берегу, прорубь под боком… И еще один аргумент: а зачем это мне вообще нужно, во имя чего идти на такие жертвы? Но в том-то все и дело! Попробуйте поверить в то, что не заболеете, что это полезно для здоровья. Поверить в себя, если хотите. И все получится!
Я не знаю, что на самом деле заставило меня принять это решение. И хочется верить – это доброе побуждение, без всякой грязной подоплеки.
Да и вообще, честно говоря, хочется верить. Только не могу. Потому что материалистическое воспитание не позволяет. Потому что всему пытаюсь дать объяснение со своей колокольни. Без Бога. Счастлив тот, кто уверовал, не требуя никаких доказательств. Но я атеист – к сожалению, ведь атеистам гораздо тяжелее.

А было ли чудо?
…Он умывает меня святой водой, совсем ледяной, и шепчет: “Крещенская-богоявленская, смой нечистоту, душу освяти, телеса очисти, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа”.
– Как снежок, будь чистым, как ледок, крепкой, – говорит он, утирая суровым полотенцем, – темное совлекается, во светлое облекается…- дает мне сухой просвирки и велит запивать водицей…
Это отрывок из “Лета Господня” Ивана Шмелева, из очерка “Крещение”. Старый плотник Горкин шепчет молитву своему воспитаннику Ване. В книге много, много света! Вы скажете: сказки, идеализация. Но подзаголовок у “Лета Господня” звучит так – “Праздники – Радости – Скорби”. В идеализациях не описывают смерть отца, перед мертвыми не лгут… А помните, какой эпиграф взял писатель к своему бытописанию? Из Пушкина:
Два чувства дивно близки нам –
В них обретает сердце пищу –
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Какое чудо – книги Шмелева, и какое чудо, Россия, живущая в них, та Россия, которую мы, кажется, уже никогда не вернем… Не то жалко, что сломан обрядовый ритм, православный год, а то жалко, что вместе с этим сломан и весь строй жизни, темны цели, примитивны радости. Десятки, сотни тысяч людей переживали те же светлые чувства, что и маленький Ваня Шмелев в своем чудесном, счастливом, несмотря на горести, детстве. Чувствовали многие, а сказать – так сильно, ярко – смог он один. Но если бы не было остальных, не было бы и его книг. Или они стали бы совсем другими. Ведь стихи, книги и даже газеты растут не из сора, как говорила Анна Ахматова, а сквозь сор из здоровой и благодатной народной почвы.
…Поздно вечером 19 января, отправляясь из редакции по домам, сколько отвратительно пьяных мужчин мы увидели, сколько одиноких женщин смотрели на них жесткими глазами в метро, в автобусах, сколько трагедий безверия и безлюбия скрыто за желтыми окнами огромной Москвы! Будем справедливы: пьяных много не только по случаю Крещения, а чтобы набраться, в прорубь лезть совсем не обязательно. Такая пошла теперь жизнь…
Вот почему того удивительного чувства легкости, чистоты, молодости, здоровья, с которым мы покинули Иордан, нам не хватило даже на один газетный репортаж. Да, вода теперь уже, когда вспоминаем, кажется совсем теплой. Но, видимо, для того, чтобы построить жизнь, мало Божьей помощи. Надо и самим что-то значить…
Михаил БОНДАРЕВ, Артем ЕРМАКОВ, Вадим МЕЛЕШКО,
Светлана РУДЕНКО, Лидия СЫЧЕВА, Надежда ТУМОВА,
Михаил КУЗМИНСКИЙ (фото)
Новый Иерусалим – Москва