Вниз по Днепру под парусами

Я уже говорила, что в нашем детстве мы почему-то сами (а не родители) искали себе студии, кружки, секции, школы – все то, что принято теперь называть дополнительным образованием.

Музшкола, художественная, балетная студия, секция ручного мяча, школа бальных танцев были мною с подружками исследованы по очереди. И вот в девятом классе весной мы с восторгом открыли для себя сущую экзотику: флотилию юных моряков и речников.

Ребячий контингент там, на правом берегу Днепра, был для нас, барышень из элитной языковой спецшколы, прямо скажем, диковат. Загорелые правобережные парубки с бедовыми девчатами из старой части города. А в городе престижным центром был так называемый шестой поселок левого берега (участок от плотины где-то до улицы Жданова, т.е. минут двадцать на трамвае или троллейбусе, и дальше уже начиналась «старая часть»), где мы сами жили и где находилась наша школа.

Словом, одноклассницы не выдержали соседства с этой публикой, и к началу навигации мы с Ратей (Ольгой Ратниковой) остались во флотилии вдвоем из класса. Да к тому же моя мама, учительница, тут же устроилась сюда воспитателем, дабы не оставлять меня наедине с этой публикой.

Флотилия представляла собой большую баржу с кубриками и камбузом (столовой) и штук восемь шлюпок, выкрашенных в серый цвет. Каждому из нас полагалась восхитительная форма – белые рубашки с синим воротником и бескозырки с золотым названием флотилии.

Парадную форму мы надевали, подходя к какому-либо городу, а ежедневные занятия в шлюпах то на веслах, то под парусом проходили в тельняшках.

Главным лицом на шлюпке был староста, он сидел на корме и отдавал приказы. Мы с Ольгой-Ратей обе были назначены старостами. Из весельных команд помню только «Табань!» и «Суши весла!». Из парусных вообще ничего не помню, кроме того, что направление ветра мы узнавали, послюнив палец и подняв его вверх, ветру навстречу. Да еще термин «кильнуться» – т.е. перевернуться килем кверху, что пару раз и случалось с нами.

Матушка ни на веслах, ни под парусом не ходила, оставалась на барже. Зато стоило мне на стоянке пойти прогуляться с кем-то из мальчиков в сосновый лес, как тут же над Днепром и лесом неслось из мегафона ее паническое: «Матрос Мариничева, срочно вернитесь на базу!»

Мы посетили множество городов, горделиво вышагивая по ним в своей наутюженной форме. По очереди дежурили на камбузе, а по вечерам под неустанный стон комаров устраивали танцы или читали стихи. В те вечера у меня родились стихи:

На верхушку сосны

вечер голову свесил,

Сосны в тучи рядами

по взгорью пошли.

Нарисуйте мне ночь

очень звездного цвета,

Расскажите мне сказку

при свете луны.

Чтобы в полночь под звезды

вылазили гномы,

Чтоб русалки из лилий

сети плели.

Я хочу заблудиться

в лесах незнакомых,

Чтоб руками потрогать

нездешние сны.

Мне уже не поверить

сказкам напевным,

Мне уже не увидеть

забытые сны…

Добрый Андерсен,

сделай меня королевной

Всех чащоб непролазных,

всех полянок лесных.

В добрых фей превращу

я березы, поверьте,

Чтоб они по ночам

хороводы вели.

Будут няньчить детишек

хорошие ведьмы,

Будут звезды дарить

малышам колдуны.

Будет Золушка вальс

танцевать до рассвета,

Под ее башмачком

засмеются цветы.

Подарите мне ночь

очень звезного цвета.

Расскажите мне сказку,

будьте добры.

…Теперь мне уже весь тот поход по Днепру под парусами кажется сказкой. И я горжусь, что в свои 15-16 лет мы умели сами находить и проживать такие сказки.

,