Владимир ВИГИЛЯНСКИЙ: Православие – это не идеология, это жизнь

Вот уж точно неисповедимы пути Господни! До начала 80-х Вигилянский вращался в богемной среде: литераторы, журналисты, люди искусства… Причем, там еще диссидентством попахивало… Да и после еще какое-то время он был погружен исключительно в мирские дела – редактировал воскресное приложение газеты «Московские новости», читал лекции в Мичиганском и Массачусетском университетах… И вдруг ушел в православную прессу, стал печататься в церковных изданиях, преподавать журналистику в Православном университете имени Иоанна Богослова. А потом возглавил пресс-службу РПЦ.

– Какова мера открытости церковной власти? Даже прямо спрошу: какая информация о деятельности РПЦ не подлежит публичной огласке?- Вы знаете, никто даже не задумывается о какой-то мере открытости или закрытости, нет никаких установок и регламентаций, кроме известных правил приличия. Хотя, конечно, некоторые цеховые, корпоративные проблемы, как в любом профессиональном сообществе, у нас не принято обсуждать публично.- А если эти проблемы затрагивают интересы общества или государства?- В таком случае они с помощью нашей пресс-службы находят отражение в СМИ. По сравнению с другими религиозными организациями РПЦ – самая открытая. Говорю об этом со знанием дела. Покойный патриарх Алексий, часто, отвечая на вопрос о его отношении к критике священнослужителей в СМИ, говорил, что мы открыты для критики, что у нас нет запретных тем, что мы благодарны всем, кто заботится о благе Церкви, даже если затрагиваются болезненные стороны жизни церковного сообщества. Думаю, многие иерархи подпишутся под этими словами. Напомню также, что помимо очень развитой сети церковной бумажной прессы есть сотни православных сайтов самой разной направленности, в блогосфере активно участвуют сотни священнослужителей – от псаломщиков до архиереев. По любому, даже самому острому вопросу можно найти компетентный ответ в Интернете.- Патриарх Кирилл очень разнообразен в своих проявлениях. Он и монах, и общественный деятель, и предстоятель Церкви, и руководитель церковного аппарата. Обо всех сторонах его деятельности пресс-служба так или иначе информирует. Но как вы считаете, удается ли вам через ежедневный новостной поток протранслировать самое главное – личность патриарха?- Всех, кто связан с церковными СМИ, также заботит этот вопрос. На общецерковном сайте мы транслируем в печатном виде и в видеоразделе проповеди и выступления патриарха (заметьте, без купюр). В каждом своем публичном выступлении патриарх Кирилл помимо церковных тем говорит очень остро, искренне и об актуальных общественных проблемах, и о себе, и об истории страны, и о том, что происходит в мире. А поскольку предстоятель Церкви весьма скуп на интервью (он говорит: «Зачем мне давать интервью, если я обо всем говорю в проповедях»), перед нами стоит насущная задача – найти формы, в которых мы могли бы, как вы говорите, протранслировать самое главное.- Бывает ли патриарх Кирилл недоволен работой своей пресс-службы? Случалось ли вам выслушивать от него нарекания и за что, например?- Конечно, бывают и нарекания, как без этого. Патриарх Кирилл требователен к себе, поэтому при всей его снисходительности, терпеливости и доверии к другим он принципиален со своими помощниками. Например, иногда деликатно упрекает нас в том, что на какое-то его выступление, очень важное для Церкви, собралось недостаточно представителей прессы. Патриарх понимает, что еще до конца не отлажены оптимальные механизмы взаимодействия пресс-службы с журналистами, поэтому какие-то накладки с нашей стороны порой неизбежны.- У вас сложились с патриархом Кириллом доверительные отношения? Вы можете к нему обратиться за благословением, спросить совета в мирских делах?- Надеюсь, что эти доверительные отношения сложились у нас со Святейшим еще в бытность, когда он был митрополитом. Как-то я у него спросил благословения пойти на одно мероприятие с участием очень агрессивных антицерковных деятелей, и он вполне по-дружески посоветовал мне туда не ходить, чтобы не расстраиваться.- Есть ли у патриарха Кирилла духовные чада?- У любого священнослужителя есть духовные чада. Конечно, патриаршие заботы съедают очень много времени, и вряд ли у Святейшего есть прежняя возможность найти свободные минуты для своих чад. Остается только молиться за них. А что может быть лучше, чем молитва предстоятеля Церкви! Кстати, патриарх служит очень часто, намного больше, чем любой приходской священник.- Вы окончили Литературный институт, публиковались в журналах «Новый мир», «Знамя», «Огонек», работали в Институте искусствознания… Были абсолютно светским человеком, не чуждым и диссидентской среды… Как произошло ваше воцерковление?- Это долгая история, которую я, кстати, не раз рассказывал. Не буду ее повторять. Отмечу лишь, что диссидентство 70-80-х годов было вполне религиозным: Солженицын, Синявский, Максимов, Гинзбург – вот несколько имен, которые у всех на слуху. Когда в начале 80-х я ознакомился с духовным наследием русской культуры, я был потрясен тем фантастическим богатством, которое у нас было отнято. Вот оно, рядом – бери и пользуйся. В то же самое время я подружился с несколькими монахами Троице-Сергиевой лавры и Псково-Печерского монастыря, открывшими мне радость общения с людьми чистых намерений, которых в нашей богемной творческой среде днем с огнем не сыщешь. Я воочию убедился, что религиозное сознание изменяет масштаб видения, открывает новые измерения, определяет цель и смысл жизни, обнаруживает возможность быть по-настоящему свободным и, наконец, дает ключ к пониманию любви, той любви, которой так катастрофически не хватает нашему миру.- Все-таки почему вы отказались от светской карьеры?- Я очень хотел быть полезным Церкви со всеми своими навыками и опытом, полученными в светских профессиях, и когда такая возможность открылась, и я был призван к служению, то с великой радостью принял этот поворот судьбы, не думая, конечно, ни о какой карьере.- Какие ограничения в светской жизни накладывает на вас духовный сан? Вы подчас не испытываете внутренний разлад между Владимиром Вигилянским (литератором, филологом, публицистом) и отцом Владимиром (пастырем, руководителем пресс-службы патриарха)?- Если и есть какой-то разлад, то он такой же, какой испытывает любой верующий человек: не совершай грех, и совесть твоя будет чиста и спокойна. Духовный сан действительно накладывает ограничения, но эти ограничения весьма полезны для меня: священник всегда на виду, его слова ответственны, поступки обдуманны, а разве это плохо?- Вы преподавали православную журналистику. Чем она отличается от обыкновенной журналистики? В ней есть табу на какие-то темы? Она в чем-то тенденциозна?- Мы с вами прекрасно знаем, что объективной, нетенденциозной журналистики не бывает, если это не жанр сухой информации. Православный журналист отличается от своих собратьев по перу тем, что печется о славе Божьей. В этом смысле для неверующего читателя православный журналист пристрастен. Но эта пристрастность высшего порядка: та истина, о которой он свидетельствует, – это Христос. Кроме того, журналистика – это вид творчества, а творчество по самой природе своей объективным быть не может. Я вполне представляю себе православного журналиста, работающего в «Известиях» или в журнале «Искусство кино». Причем и в такой – светской – прессе, рассчитанной на широкого читателя, ему совсем не обязательно писать о внутрицерковных делах, о патриархе, о богослужениях и духовных праздниках. Его темами могут стать и кино, и политика, и война, и даже спорт, но он всегда и везде должен в своих писаниях свидетельствовать об истине.- Существуют также понятия «православная литература», «православный писатель». Это что? Это кто? Вот, скажем, Майя Кучерская, написавшая книги «Бог дождя» и «Современный патерик», – она православный писатель?- Я не уверен, что эти термины приживутся. Для меня хорошая литература всегда православна. Лучшее православное произведение русской литературы – «Капитанская дочка», где, кажется, ни разу не упоминается Бог или Церковь. Все, что приближает нас к Богу, православно; все, что не противоречит Любви, Истине, Свободе, также православно.- Как думаете, почему фильм «Остров» снискал такой успех у массовой аудитории? Идея покаяния – она ведь, прямо скажем, чужда нашему общественному сознанию, воспитанному советской эпохой.- Все очень просто. Мне кажется, мы сначала верим в этом фильме правде характеров, а потом верим в то, во что верят эти характеры. То есть здесь есть некий методологический момент, который важен для каждого христианина: покажи правду Божию в себе – и тогда она будет понятна и притягательна абсолютно всем.- Старец Анатолий, герой фильма «Остров», молит Господа о спасении своей души. На этой душе тяжкий грех. Хочу вас спросить: покаяние и раскаяние – это не одно и то же?- Это разные вещи. Петр, предавший Христа, покаялся и стал верховным апостолом, а Иуда раскаялся – и повесился. Покаяние – это внутреннее изменение человека. Без помощи Божьей оно невозможно. А раскаяние – это всего лишь сожаление по поводу того, что тот или иной твой поступок или совокупность поступков не принесли желанных плодов.- Православие постепенно становится частью государственной идеологии. Вас это радует или пугает?- Сомневаюсь, что православие становится частью государственной идеологии. Потому что и само оно не является идеологией. Православие – это не идеология, это жизнь. Известный американский священник Александр Шмеман написал замечательную статью о разнице идеологии и религии. Не буду ее пересказывать, обращу внимание только на одну мысль: «Религия говорит: «Какая польза человеку, если он весь мир приобретет, а душе своей повредит?» (Мф. 16: 26); идеология говорит: нужно весь мир приобрести для осуществления идеологии; религия в другом человеке призывает видеть ближнего, идеология же всегда направлена на дальних, безличных, отвлеченных людей».- Вторжение религиозных активистов со своим уставом в чужие монастыри (телевидение, театр, выставочные залы) и стремление навести там свои порядки – это мы наблюдаем все чаще и чаще. Правда, надо признать, такое вторжение обычно чем-то спровоцировано. Притом что четкую грань между художественной провокацией и провокацией религиозной провести подчас очень непросто. Ее проводят воспитание, вкус, чувство меры, а они у всех разные. Выставка «Осторожно, религия!», на мой взгляд, была непристойна. Радикализм ее устроителей мне лично претит. Но претит и радикализм погромщиков этой выставки, ибо это цензура в агрессивном ее воплощении. Согласны вы со мной?- Мы, надеюсь, живем (или хотим жить) в гражданском обществе. Религиозные активисты такие же граждане, как и все остальные, и они имеют право отстаивать свое представление о нормах жизни. Почему вам можно говорить о телевидении, театре, выставках, а нам нельзя?- Я понимаю, искусство – святая вещь. Но все же не до такой степени, чтобы каждый художественный жест поверялся канонами православия, мусульманства или буддизма, чтобы в пространстве культуры шагу нельзя было ступить, не заглянув в святцы.- Но вы же не станете отрицать, что самые болезненные вопросы в обществе – это национальный и религиозный. Скажите, являлась ли радикалисткой и погромщицей Татьяна Сапунова, которая в 2002 году попыталась порвать антисемитский плакат на Киевском шоссе?- Ну нет, конечно.- А если этот плакат вдруг кто-нибудь назовет художественной провокацией? Поскольку у нас не действуют многие законы, что людям остается делать? Например, есть ст. 3, п. 6, закона о свободе совести, в котором говорится: «Умышленное оскорбление чувств граждан в связи с их отношением к религии запрещается и преследуется в соответствии с федеральным законом». А в ст. 282 УК РФ «Возбуждение национальной, расовой и религиозной розни» предусматривается наказание за подобные действия с использованием СМИ вплоть до лишения свободы на срок до четырех лет. До случая с выставкой «Осторожно, религия!» ни один человек, оскорбивший религиозные чувства, не был осужден по этим статьям. Если уж мы не подчиняемся нравственным законам, то давайте подчиняться государственным.