Владимир ШИЛИНСКИЙ-ЛЕРРИ: Блокада никогда не оставляет меня

​Еще в детстве Владимир Казимирович ШИЛИНСКИЙ-ЛЕРРИ мечтал о цирке. Представлял себя то акробатом, то жонглером, то дрессировщиком. Ему повезло осуществить свою мечту, правда, уже после Великой Отечественной войны. Он все-таки пришел работать в цирк. Много лет готовил и показывал номера с известным клоуном Абрамом Геллером. Затем вместе с женой, Валентиной Лерри, выступал с акробатическими номерами на лошадях. Гастролировал по всему миру. И в любом городе, неважно, принадлежал ли он к капиталистическому или социалистическому лагерю, люди, узнавая, что он житель блокадного Ленинграда, сразу меняли свое отношение, встречали артиста более чем радушно. Потому что ленинградцы, пережившие невыносимые 900 дней, были для каждого жителя планеты героями.

– Владимир Казимирович, вы часто вспоминаете блокаду?- Я часто встречаюсь со школьниками, рассказываю о тех днях, поэтому получается, что блокада никогда не оставляет меня. Да ее и невозможно забыть. Мой дом находился рядом со школой №340 Невского района. Когда началась война, мне было около девяти лет. Вначале мы с друзьями были настроены по-боевому, еще строили планы, думали, как будем защищать город, мечтали иметь оружие, чтобы дать отпор врагу. Потом наступило голодное время. Давали всего 125 граммов хлеба, и учеников становилось все меньше и меньше с каждым днем. Чтобы мы продолжали учиться, выдавали по конфетке. Для нас, ребятишек, это было настоящим подарком, потому что ни сахара, ни пирожных мы не видели уже очень давно. Их просто не было в магазинах. Я терпел, свою конфетку приносил маме, а старший брат съедал.- В блокадной школе вам продолжали преподавать предметы?- Нет. Мы все, дети разного возраста, собирались вместе, как правило, в столовой, и там обсуждали последние новости с фронта, городские новости. Нас обучали, чего нужно остерегаться, как тушить бомбы. И еще рассказывали о городе и читали стихи. Да, да, читали стихи о Ленинграде. Свою любовь к городу я вынес именно из школы, когда в темном, страшном Ленинграде мы вспоминали его солнечным, прекрасным и верили, что все вернется вновь.Когда конфеты закончились, нам стали давать печенье. Я его также приносил маме, и она меня хвалила, целовала за это. Помню, мама варила какие-то клеи, растения. Эта еда была очень горькой, и от нее болел живот.В школу опять приходило все меньше и меньше детей, и только и слышались рассказы о том, кто умер, а кто лежит без сил. Я был посильнее других, потому что занимался спортом. Со взрослыми ребятами рыл окопы возле школы, и руководившие работами солдаты давали нам полсухаря. Это поддерживало силы. Однажды я пришел в школу один. Даже учительница не пришла – заболела. Меня встретила, кажется, директор школы и сообщила, что школа закрывается, потому что нет учеников. Так закончилась моя школьная пора. Чуть позже в школе был организован госпиталь, а еще позже мой дом, что стоял рядом со школой, разбомбили. Фашисты метили в госпиталь, но промахнулись и попали в наш дом. Мы в то время находились в гостях, поэтому уцелели.- Какой период блокады вы считаете самым трудным?- Тяжелее всего было в первую зиму блокады, в 1942 году. Фашистские самолеты летали низко, нагло, едва не задевая крыльями трубы двухэтажных домов. Я иногда даже мог рассмотреть лица летчиков. Вы не представляете, как хотелось раздобыть автомат и подбить хоть один самолет! Это была моя самая заветная мечта! Я все время сидел в окне чердака и наблюдал за самолетами-разведчиками, которые выслеживали, где расположены зенитные комплексы, с тем чтобы ночью их разбомбить. Ночью фашисты часто бомбили Палевский сад. После бомбежек было страшно видеть, как буквально целые улицы исчезали с лица города.Мы как могли участвовали в обороне Ленинграда. Кроме нас с братом, в нашем доме мальчишек не было. Мы дежурили на чердаке во время бомбежек и следили, чтобы зажигалки не подожгли дом. Фашисты еще сбрасывали такие открытки с ангелочками, которые через какое-то время воспламенялись. Они были очень красивые. Одну такую открытку я по незнанию принес домой. Она загорелась на шкафу, но нам удалось ее вовремя потушить. Поскольку я был маленький и легкий, то меня привязывали за ногу, чтобы я мог достать застрявшую в карнизе зажигалку и сбросить ее вниз.В первый год блокады мы с братом стали пухнуть от голода, и к нам даже приходил врач из Палевской больницы. Он дал нам белую таблетку, которая имела сладковатый привкус. Брату она так понравилась, что он потребовал еще. Чуть позже к нам приехал отец, которого отпустили, чтобы он мог спасти семью, но вывезти нас не смог, потому что Ладожское озеро сильно бомбили и большинство людей тонули. Он устроился на работу, ремонтировать военные машины. Нам стало полегче, потому что отец брал нас с собой помогать – мыть и разбирать разные детали, и нам давали по тарелке рассольника из зеленых помидоров с перловкой. Вкус этого супа я не забуду никогда – он был прекрасен!- А светлые моменты в блокаде бывали?- Конечно, когда пришла весна. Природа чуть ожила, и прибавилось радости. Нам увеличили норму хлеба, а потом и крупы стали давать. Мама готовила каши, и появились силы. Но самое главное – наши летчики навели порядок в небе, они начали сбивать мессершмитты, чем вызывали наш неподдельный восторг. Фашистам оставалась только ночь, и то они сильно осторожничали. Иногда наши самолеты сбрасывали посылки с продуктами, но, к сожалению, мне ни одна ни разу не попалась.Со временем город стал преображаться, пустили трамвай, по радио зазвучала музыка, появилась зелень. Страх, который жил в сердце, отпустил, и иногда на улице можно было услышать смех. А поздней весной нас с братом увезли из осажденного города.- Знаете ли вы что-либо о судьбе ребят из вашего класса?- Нет. Знаю только, что буквально все наши ребята были настоящими патриотами, потому что все рвались на фронт, все мечтали сражаться за свой родной город. По-другому, наверное, и быть не могло, потому что такие бесчеловечные преступления, какие совершали фашисты, никакой иной реакции, кроме гнева, вызвать не могут. Трудно простить их зверства по отношению к простому населению, к старикам, женщинам, детям.Я рад, что в школах существуют и создаются музеи, посвященные блокаде Ленинграда. Когда я захожу туда и вижу обстановку блокадной квартиры, то память сразу возвращает пережитое. Это очень страшное время. Ради будущих поколений такое нельзя забывать, потому что если забыть, то ничто не помешает истории повториться. Ребята должны расти не формальными, а настоящими патриотами. Только любовь, уважение к родному городу, к родной стране поможет ее защитить в случае опасности. Нас, очевидцев, остается все меньше, и то, что мы пережили, теперь можно увидеть только либо на экране, либо в музее. Поэтому у меня большая надежда именно на школу, на воспитание в ее стенах.Санкт-Петербург