Владимир КУЗИН. Письмо. Рассказ

«Здравствуй,Катя! Ты, наверное, удивишься, прочитав обратный адрес на конверте: прошло столько лет! Но поверь, мне больше не к кому обратиться.

Когда весной я узнала, что у меня рак печени, операцию делать было поздно. Чем я только ни лечилась: и уколами, и облучением… Больше месяца пролежала в лучшей клинике у профессоров… А недели две назад лечащий врач явно намекнул: финита ля комедия! Знаешь, как я психонула! Пачкой долларов перед его носом трясу и кричу: «Этого мало?!» Думала, глупая, метастазы баксами остановить… Сейчас смешно, а тогда я места себе не находила: в голове – каша, хватаюсь за телефон звонить знакомым медикам, депутатам, прокурорам, хоть черту – с нашими-то возможностями! В свое время такие «крутые» дела проворачивали – дух захватывало! А тут с паршивой опухолью не справиться? Чушь!

Только однажды, выйдя из ванной, как глянула на себя в зеркало, так на пол и села: кожа да кости!

После этого такая на меня апатия нашла, что не пила, не ела, лекарства в ведро повыбрасывала; целыми днями лежала на диване, в потолок уставившись…

Денис, мой муж, стал заявляться домой только к утру – якобы работы невпроворот. Понятно: он мужик здоровый, со мной ему больше делать нечего. Свекровь, проходя мимо, морщится: возле меня теперь ведро, постоянно бегать в туалет сил не хватает. Сын с утра до вечера по видео боевики смотрит. «Паша, – еле говорю ему, – сделай потише, мне плохо». Он только дверью хлопнет… Чувствую, прозевала я его: с малолетства нужды не знал – вот и вырос невосприимчивым к чужой боли. Иногда бывшие коллеги по работе заглянут в комнату: «Как дела? Поправляйся…» – и к Денису, выпивать да песни петь до полуночи… А когда нужны были баксы или связи – не переставая, сюсюкались со мной, каждой прихоти внимали: шоколад, серьги, кольца появлялись, как по-щучьему велению.

Да я не в обиде на них, ведь сама такая. Прости нас, Катя, мы тебе тогда соврали, отвечая на твою просьбу. Конечно, деньги у нас были и никогда не переводились. И если б захотели, даже купили бы вам с супругом в Москве квартиру и нашли работу, а дочек в школу бы определили. Все было в нашей власти! Только знаешь, в какую трясину нас засосало: денег – куры не клюют, а потратить лишнего нельзя: какой-нибудь тысячи долларов вовремя под рукой не окажется – конкуренты с потрохами сожрут! И тогда прощай и трехэтажный особняк, и отдых на солнечной Мальте, и будущий университет в США для Пашки.. А единожды вкусив меда, от него уже не отвыкнуть. Веришь, порой до исступления доходило: открывала гардероб, гладила очередную норковую шубку и всерьез думала: «Я счастлива!..»

Только едва сохнуть стала – и наряды, и хрусталь, и кафель в ванной стали мне противны до тошноты…

А прошлой ночью мне приснились детские глаза. Утром я долго не могла понять: откуда это и отчего у меня на душе стало тоскливо? И вдруг как обухом по голове: Танюша Морозова, Дима Кочетов… и весь класс, которому я когда-то во время институтской практики читала лермонтовского «Мцыри»… Какие сияющие глаза были тогда у ребят; они слушали меня, затаив дыхание. Казалось, их сердца были вместе с мальчиком-монахом в ущельях Кавказа! Помнишь?

– Скажи мне, что средь этих

стен

могли бы дать вы мне взамен

той дружбы – краткой,

но живой –

меж бурным сердцем

и грозой!..

Вспомнив это, я была потрясена. Я поняла, Катя, что моя настоящая жизнь была среди этих ребят, когда я готовилась стать учительницей русского языка и литературы. Что, испугавшись нищенской зарплаты с полугодовой задержкой (а если совсем честно, то захотев «молочных рек с кисельными берегами»), я изменила своему призванию.

Тогда мне стало неистово жаль упущенной возможности умереть счастливо, в кругу любимых учеников и друзей, которых у меня, как выяснилось, за последние годы не было и в помине. Мне стало до боли обидно, что я осталась одна, поскольку за долгое время занятия бизнесом никому не сделала добра бескорыстно. Мне стало невыразимо страшно, когда, оказавшись лицом к лицу с Вечностью, я отчетливо увидела бессмысленность своего существования.

Это не пустые слова, подружка, поверь. Человек, не испытавший угрозы для собственной жизни, слеп. Раньше я из окна своей комнаты смотрела только вниз: подметено ли крыльцо, заперт ли гараж. Теперь, когда лежу на диване, в это же окошко вижу огромный черный Космос с мерцающими звездами… Теми, что открывались нам с тобой, когда вечерами мы выходили на балкон нашей институтской общаги, чтоб преклониться перед величием Вселенной… А помнишь, как до хрипоты спорили, почему Лермонтов на дуэли не стал стрелять в своего обидчика?.. Или о том, можно ли, вопреки утверждению Льва Толстого, соединить в гармонию добро и красоту?

Господи, еще все было впереди, все возможно…

Кем же я стала, если оказалась равнодушна к твоей просьбе помочь с выездом из Таджикистана, видя почти каждый день по телевизору, что там происходит! Если с тобой, Катя, случилась беда, нет мне прощения…

Завтра соберусь с последними силами и пойду в отделение связи, где вместе с письмом вышлю тебе перевод. Знаю, муж со свекровью съедят меня заживо, но мне теперь все равно. Боюсь только, почта до тебя не дойдет: в Душанбе опять неспокойно… А если тебе с семьей все же удалось за эти годы оттуда выбраться, то для меня это стало бы единственным утешением в жизни.

И все же, Катенька, в какие бы передряги судьба тебя ни бросала, если в минуту отчаяния ты решишь оставить педагогику, помни: никакие деньги не заменят тебе счастья от сознания того, что в чьем-то сердце навеки осталась частичка твоей собственной души, несущая из поколения в поколение «разумное, доброе, вечное…»

Еще раз прости за все, и храни тебя Бог.

Прощай!

Твоя Наташа»

г. Владимир