Владимир ХЛЕБНИКОВ: Без ЦТ не было бы ЕГЭ

Основной организацией, “вытащившей” в этом году эксперимент по единому экзамену, был Центр тестирования при Минобразовании РФ. О том, “как это было”, мы беседуем с директором ЦТ Владимиром Хлебниковым.

– Владимир Алексеевич, коротко напомним нашим читателям о том, чем занимался ЦТ во время проведения эксперимента.
– Мы включились в работу по проведению ЕГЭ в середине апреля по приказу министра. Хлопот было немало – организовать процедуру подготовки экзаменационных материалов, их тиражирования, упаковки, рассылки; подготовить инспекторов, инструкции для экспертов, обучить операторов, которые будут сопровождать программное обеспечение по части С, а еще множество согласований, переговоров… И все это – в рекордно короткие сроки. Скажем так: “егэшники” составляют всего лишь 3 процента от числа участников централизованного тестирования. Но крови ЕГЭ у меня выпил втрое больше. В ЦТ все отлажено, накатано, в ЕГЭ же возникала масса проблем, связанная с тем, что проводили экзамен совершенно новые люди. Практически во всех пилотных регионах не использовали потенциал региональных представительств Центра тестирования. Но в целом нареканий на процедуру экзамена практически нет.
– Насколько я помню, для проведения ЕГЭ предполагалась закупка оборудования…
– Оборудование не получили, потому что конкурс на его покупку был объявлен только в конце апреля. Из-за этого было принято решение основные (розовые) бланки ответов обрабатывать в Москве. Что и было сделано за исключением Якутии, где почти героическими усилиями проблему решили – розовые бланки сканировали в столице республики и в улусах. В общем-то, якуты справились. Молодцы. Хотя отдельные шероховатости в их работе были. Из Чувашии и Марий Эл розовые бланки привезли в Москву специальными машинами.
– С какими трудностями, помимо нехватки оборудования, вы еще столкнулись?
– Чего мы не ожидали, так это задержки проверки ответов на задания в свободной форме. Длительность этой проверки планировалась максимум в два дня. Каждая работа проверялась в регионе двумя подготовленными экспертами. В случае значительного расхождения их мнений подключался третий. Теперь нам достаточно материалов, чтобы провести ранжировку экспертов. Известно, что проверяющий может давать либо заниженные оценки, либо завышенные, либо неустойчивые. Но в Чувашии произошел нонсенс – результаты работы экспертов при проверке математики по некоторым пунктам ЕГЭ оказались такими, что наша компьютерная программа их как бы не замечала. Десятки и сотни раз эксперты отвечали как один. Вы представляете, если бы на фигурном катании все судьи выставляли одинаковые оценки?! Такого не бывает! А в Чувашии получилось так, что в нескольких пунктах по проведению единого экзамена эксперты по всему пункту давали совершенно одинаковые оценки.
– Чем вы это объясняете?
– Объясняю не я, объясняет первый зам. министра образования Чувашии. Он говорит: мы очень хорошо проинструктировали экспертов, поэтому они однозначно, одинаково, как заведенные, проверяли работы. Короче говоря, по части С (задания с открытыми ответами) в Чувашии произошла нестыковка с результатами основного бланка ответов. Это привело к тому, что, когда мы объявили результаты, там оказался менее ожидаемого процент хороших отметок. Первоначальный вариант таков – в Марий Эл 9 процентов пятерок по математике, в Чувашии – 2 процента. Около 500 человек с родителями атаковали местное министерство – “у нас должно быть на балл выше!” Нам пришлось пережить несколько горячих деньков, но в конце концов все разрешилось благополучно. Кстати говоря, в Марий Эл тоже был небольшой прокол – там три файла с частью С затеряли (примерно на 400 человек). В итоге все было восстановлено и пересчитано.
– Почему так много двоек в Ростове?
– Мы будем анализировать этот факт. В Ростовской области, в отличие от всех других регионов, ЕГЭ проводился силами Донского технического университета и тех организаторов, которые давно с нами работают по ЦТ. Во всех остальных регионах экзамен проводился местными органами управления образованием. И я не думаю, что в Ростовской области настолько плохо говорят по-русски, что в Якутии 7 процентов отличников, а там – 0 процента пятерок. В Якутии также вдвое лучше показатели по математике. В Чувашии 72 процента школьников на “4” и “5” знают физику. А в Ростове получается так, что абитуриенты ДонТУ и по русскому, и по математике, и по физике – просто шалопаи и неучи.
Мы сравним результаты одних и тех же детей, которые сдавали и ЦТ, и ЕГЭ. Кое-где (мы уже начали этот анализ) вырисовывается интересная картина – пятерочники по ЕГЭ равномерно “размазаны” почти по всему спектру оценок.
– Но ведь тесты ЦТ труднее ЕГЭ?
– Мы все это учли.
– И где же правда?
– Давайте не будем делать скоропалительных выводов. У нас есть другой инструмент, который мы тоже сейчас запустим в дело. Мы можем проверить ответы учащихся в одной и той же аудитории. Если вдруг по одному и тому же варианту ответы будут крестик в крестик, это значит, что было списывание. Мы можем подсчитать процент списывания в различных приемных пунктах.
– А если это знания?
– Да, если выпускник ответил на сто процентов заданий, то такой анализ уже не проведешь. Но когда ученик ответил на половину вопросов, может быть величайшее количество комбинаций. И если в районе средних баллов выпускники отвечали крестик в крестик, тогда можно сделать вывод…
– …Что в аудитории был помощник…
– Да. Это покажет нам косвенный анализ. Кроме того, чтобы нивелировать влияние экспертов, я считаю, что часть С нужно проверять не в регионе. Надо направлять ответы в Москву или в другие субъекты, чтобы проверка была действительно независимой. Потому что мне приносили информацию (наши инспектора были во всех пилотных регионах) о том, что школьники знают свой номер розового бланка и такой же номер у части С. И экспертам “советовали”: бланк с таким-то номером проверить особо внимательно.
– А вы стоите за сохранение открытых заданий?
– Дело в том, что часть С действительно позволяет более точно и обоснованно оценить уровень подготовленности выпускника. И этот инструмент нужно использовать для выставления оценки по 100-балльной шкале. Но для выставления оценки по грубой, пятибалльной шкале часть С совершенно излишня. Я все-таки являюсь сторонником той схемы, которую мы предлагали год назад и которая была отвергнута без обсуждения. Необходимо проводить ЕГЭ, состоящий из двух частей – обязательная для всех школьников аттестационная часть (задания А и Б) и необязательная часть, для тех, кто собирается поступать в вуз, более трудная, где будет часть С. Тогда мы информацию для школьных аттестатов сможем давать быстро и без ошибок. Для тех же, кто поступает в вуз, выдача сертификатов по ЕГЭ не столь остра, там можно привлекать экспертов, проверять работы несколько дней, а потом уже выдавать свидетельства с учетом части С.
Мы также пришли к убеждению, что необходимо совершенствовать методику шкалирования и составлять тесты таким образом, чтобы в них содержались такие варианты неверных ответов, чтобы можно было черпать из них информацию о пробелах в знаниях учащихся. Тогда точность измерений может быть повышена. Мы будем знать за счет неверных ответов, почему учащийся указывает на неверный ответ как на верный. Сразу становится ясно, какой раздел математики изучен, а в каком – проблемы. Мы сейчас формулируем требования к таким измерителям и через вашу уважаемую газету объявим конкурс на эти материалы.
– Нужно ли ужесточать меры на ЕГЭ в следующем году?
– Да. Дело в том, что в этом году все держалось на честном слове местных органов управления образованием. Но надо говорить не просто о мерах безопасности, надо ставить задачу шире – для того, чтобы провести серьезную государственную акцию, нам необходимо сертифицировать оборудование, средства связи, программные средства, организаторов, помещения. То есть должны быть документы, которые предъявляют требования к этим процедурам, людям, оборудованию, и соответствующая процедура соответствия.
За конфиденциальность в пределах ЦТ мы отвечаем: у нас есть сейфы, ответственные люди, охрана, видеокамеры по периметру здания. А в регионах в этом году должны были издавать распорядительные документы, определяющие порядок хранения, транспортирования, использования, передачи материалов ЕГЭ от лица к лицу, от учреждения к учреждению. Мы этим процессом из Центра не управляли. Распорядительный документ – это внутреннее дело управления образования.
– Сколько денег получил Центр тестирования на проведение ЕГЭ?
– Пока нисколько. Хотя по приказу Минобразования ЦТ выделяется 37,5 миллиона на организацию и проведение ЕГЭ. Из этой суммы 30 миллионов предусмотрено на приобретение оборудования. Все остальное – командировки, рассылка, почта, связь, работа экспертов, ксерокопирование и т.п. Но стоимость ЕГЭ, учитывая суммы, которые будут перечисляться в регионы, я так думаю, будет раза в 4 больше.
– И где эти деньги?
– Мы пока не получили ни копейки. Мы проводим ЕГЭ на детские деньги, которые собирали по грошику со всей России. Я знаю, что деньги у министерства есть. Почему они до сих пор не перечислены, для меня – загадка. Из-за отсутствия средств “завис” и конкурс по закупке оборудования. Мы вскрыли конкурсные пакеты с заявками, знаем цены, которые нам предлагают фирмы, но должны работать эксперты, а на их оплату пока нет денег.
– Еще одна проблема эксперимента – с дистанции сошла Мордовия. Как вы считаете, почему?
– С Василием Кадакиным, министром образования Мордовии, я на эту тему не разговаривал, так что могу лишь догадываться об истинных причинах. Конечно, прежде чем соглашаться на какую-то акцию, нужно знать структуру экзамена, структуру материала, процедуру, план оргтехмероприятий, финансовые затраты, надо знать вообще все затраты – и моральные, и материальные, и психологические, которые при этом будут. И я думаю, что крепкий управленец, каким является Кадакин, впал в некоторую нерешительность.
– И было от чего…
– Да. И те регионы, которые хотят принять участие в эксперименте в будущем году, должны получить ответ на эти вопросы. А так вот, не зная броду, соваться в воду… Надо быть очень отчаянными людьми, какими являются руководители управлений образования пилотных регионов этого года.
– Вы считаете, что концепции ЕГЭ до сих пор не существует?
– Нет.
– А идея?
– Идея какая-то есть.
– Какая?
– Я считаю, что нам не нужна концепция ЕГЭ. Я этих концепций по тестированию, по централизованному тестированию, уже видел-перевидел, меня от них тошнит. Дело не в концепции. Я к эксперименту отношусь как менеджер, как управленец. Нужен проект. Не просто слова, не просто лозунги, они всем надоели. Нужен рабочий документ, в котором дана характеристика: кого мы будем экзаменовать, как мы будем экзаменовать, каким инструментарием, какие принципы, идеологию вкладываем; у нас должно быть записано поэтапное финансирование, план оргтехмероприятий, кадровое обеспечение, организационное обеспечение, процедура секретности. То есть все должно быть сбалансировано и определено. А иначе – что-то делаем, а не знаем: люди придут – не придут, деньги будут – не будут. Какой смысл в этом году, например, был в экзамене по обществознанию, который сдавали 18 человек! Специалисты академии образования парились, делали эти тесты и все – из-за 18 человек?! Большие деньги были вгроханы, и что? Какой смысл имеет ЕГЭ, если на него приходят добровольно – хочу приду, хочу не приду? Это никому ничего не дает для анализа качества образования. ЕГЭ имеет смысл только в случае тотальности участия выпускников региона.
– Вы хотите сказать, что саму идею экзамена – хороша она или плоха – обсуждать уже поздно. Не нами придумано…
– Нет, я так не скажу. Я не хочу обсуждать ГИФО. Там – политика. Но вот использование ЕГЭ для оценки качества образования и для принятия оптимальных управленческих решений – это уникальная ситуация. В истории России такого еще не было. Можно одной линейкой померить уровень подготовленности учащихся одновременно по всей стране. Это Бог нам посылает такую возможность.
Нам нужно знать объективную картину успеваемости в стране. Даже в Минобразовании не знают, сколько у них двоечников, троечников, отличников. А надо бы знать! Как же управлять этим кораблем – системой образования, если не знаешь, как и куда он плывет.
– Некоторые журналисты говорят, что ЕГЭ провален…
– Я не согласен. У нас есть полная статистика – по всем предметам, тестам, заданиям. Готовы свидетельства, все сделано в срок. Я бы назвал эту ситуацию не провалом, а оглушительным успехом, невзирая ни на что. А что еще можно было сделать?!
– А что действительно можно было сделать?
– Можно было дня на три-четыре раньше выдать результаты, если бы не задержки, о которых я говорил.
– Каковы ваши предложения на будущий год?
– До октября месяца должен быть проект по внедрению ЕГЭ. Я считаю, что эксперимент в этом году показал нам: организовать ЕГЭ хорошо и четко можно. Для этого есть персонал, инструментарий, но надо дать нам права и финансирование. Тогда все будет хорошо.
А напоследок – занимательная информация для читателей “УГ”. В свидетельствах о ЕГЭ, утвержденных Минобразованием, не было предусмотрено указание серии и номера паспорта и номера школы. А в пилотных регионах в этом году оказалось 1886 тройных тезок – по фамилии, имени, отчеству! Так что нам пришлось на себя взять смелость впечатать в документы шифр региона, района, школы и паспортные данные выпускника. Этот случай показал – в таком ответственном деле, как единый экзамен, мелочей нет.

Лидия СЫЧЕВА