Владимир БОГДАНОВ: Статус негражданина я отказался принять

В советские времена Владимир Богданов защищал права рабочих на своем заводе. Затем стал председателем Латвийского комитета по правам человека. Сегодня его знает вся Латвия.В его рижской квартире стоят два велотренажера. Время от времени он садится на них и крутит педали. Упражнения помогают мало. Богданов не в состоянии свободно передвигаться, каждый шаг требует мучительного напряжения сил. Это последствия 56-дневной голодовки протеста, которую он держал в ноябре-декабре 2004 года. Справляться с сопутствующими недугу бытовыми затруднениями ему помогает жена. Есть еще две дочери и сын, но они живут отдельно.В течение многих лет, пока не потерял здоровье, Владимир Богданов ходил по судам, вставал в пикеты, участвовал в демонстрациях, помогая жителям Латвии отстаивать свои трудовые, гражданские и политические права. «Существующая в Латвии система репрессивна по отношению к русским и другим некоренным, – говорит он. – И характер этой системы не изменится. Уедут некоренные – возьмутся за коренных».

– Вы по-латышски понимаете?- Более или менее. Я на латышском книги, газеты читаю, могу любую бумагу прочесть. Но хороших разговорных навыков у меня нет. Они мне не очень и требуются. Со мной на латышском никто не разговаривает.- Как так?- Латыши не любят разговаривать с русскими на своем языке, они сразу переходят на русский, и все.- Вы в судах на латышском или на русском выступали?- На русском.- Это вы принципиально?- Нет, на процессах мне просто необходимо было изъясняться на языке, которым я владею. Я ведь все время кого-то защищал. А как я могу быть полезен в качестве защитника, если не вполне четко выражаю свои мысли? У меня нет навыков живого общения. Потому что нет практики. Я своих друзей-латышей просил: «Разговаривайте со мной по-латышски, и я тоже буду». Они вроде бы начнут, а потом все равно переходят на русский язык.- Латвийское гражданство вы, стало быть, не получили?- Конечно, нет.- Значит, вы, как у вас говорят, негражданин?- Ну что вы! Негражданин – это хоть и уродский, но статус. Он официально оформляется, дает человеку какие-то права, пусть и весьма ограниченные. А у меня нет никакого статуса. Я никто. Статус негражданина я отказался принять.- А ваша жена, дети?- Они его приняли. Вообще я вам скажу: задавленному жизнью человеку гражданство не очень-то требуется. Он занят элементарным выживанием, ему некогда думать о своих гражданских правах. Вот я, например, не взял персональный код.- Персональный код – это что?- Это такой документ, по которому тебя идентифицируют. Имя, фамилия, год и дата рождения… Они не смогли меня заставить взять персональный код и стать негражданином Латвии. Вот поэтому я оказался в таком положении.- Когда вы почувствовали вкус к правозащитной деятельности?- Очень давно, еще в советские времена.- Это когда вы работали газосварщиком на рижском заводе «Энергоавтоматика» и у вас случился конфликт с его директором?- Никакого личного конфликта у меня с директором не было. Он уволил одного работника, и этот работник, зная, что я заочно учусь на юридическом в университете, обратился ко мне за консультацией: дескать, правильно меня уволили или нет? Я посмотрел документы и говорю: «Нет, неправильно. У тебя есть все основания обратиться в суд». Мы подали иск. Я был допущен к процессу в качестве представителя истца. В первой инстанции мы дело проиграли. После чего я написал кассационную жалобу в Верховный суд, у нас тогда была двухступенчатая судебная система. Через какое-то время мне пришла повестка с предложением участвовать в процессе. Я показал эту повестку своему заводскому начальству, предупредил, что в связи с вызовом в суд буду в такой-то день отсутствовать на работе. Мне сказали: «Не смей, будешь уволен». Но поскольку я уже взялся помогать моему товарищу, я не мог его оставить в суде без защиты. На следующий день я и сам стал в защите нуждаться. Меня уволили за прогул. И все мои попытки добиться восстановления ни к чему не привели. Уволивший меня директор вскоре с завода ушел, и мне предложили написать заявление о приеме на работу. Я отказался, поскольку считал, что меня должны восстановить, а не принять заново. Это было в 85-м году. С тех пор в моей трудовой книжке ни одной записи.- А из квартиры вас за что выселяли?- За неуплату. Я платить не хотел.- Почему?- Потому что квартплату повысили. И повысили необоснованно.- Решение о выселении суд принимал?- Суд. Но я это решение оспаривал.- Оно было, по-вашему, незаконным?- Формально – законным.- Тогда в чем дело?- А дело в том, что я платил за квартиру обусловленную договором сумму. Плату повысили, меня не спросив. Это было неправильно, ведь я же одна из сторон договора и новый тариф надлежало со мной согласовать. Я говорил: «Если вы считаете, что данный вид услуг должен стоить дороже, приведите технико-экономические обоснования». Это было мое право – требовать такую информацию.- Вам ее предоставили?- Нет. Меня просто решили выселить. Не я один был такой, тогда шло массовое выселение. В общем, я объявил голодовку. Сказал, что не прекращу ее до тех пор, пока не получу ответ на все мои вопросы. И в течение 56 дней я отказывался принимать пищу, только воду пил… Ну что сказать? Меня спасли. Когда я впал в коматозное состояние, ко мне вызвали неотложку. Как меня везли, как лечили – ничего не помню. Потом меня мои родные и близкие направили в реабилитационный центр, сперва в один, потом в другой… Врачи делали все, что положено в таких случаях, но изменить мое состояние не смогли. С тех пор у меня перед глазами все вращается, как на карусели. Потому и нормально ходить не могу – не ориентируюсь в пространстве.- У вас есть сегодня хоть какой-нибудь статус? Скажем, статус правозащитника.- Я не имею никакого статуса.- Латвийский комитет по правам человека вы уже не возглавляете?- Уже нет. Хотя это мое детище, я его создал. Но теперь туда пришли другие люди. Они изменили условия существования этого комитета.- Каким образом изменили?- Они стали брать деньги за правозащиту. Я так не могу. Я ведь помощь оказываю, а не услуги. Не каждый человек, нуждающийся в правовой помощи, способен ее оплатить. У кого есть деньги, тот обратится к юристу, а не в комитет по правам человека. И второе: они согласились с заменой уведомительного порядка функционирования общественных организаций на разрешительный. С некоторых пор комитет имеет перед государством целый ряд обязательств, неприемлемых для правозащитной организации. В том числе и обязательство не критиковать власть. Иначе не зарегистрируют.- Вы имеете хоть какое-то отношение к этому комитету?- Никакого.- Вы пенсию получаете?- У меня пенсионный возраст, 65 лет, но пенсию мне не платят.- Почему?- Потому что я уже более двадцати лет официально нигде не работаю.- На что же вы живете?- Семья помогает. Моя жена с зятем и одним нашим знакомым открыли продуктовый магазинчик и тем зарабатывают. Дети у меня взрослые. Они тоже мне помогают. В этом смысле проблем никаких. Мы материально полностью независимы. Я не прошу у государства абсолютно ничего.- Как семья относится к вашим, я бы сказал, нетривиальным занятиям?- С пониманием. Когда в 85-м году меня исключили из партии…- Вы в партии состояли?- Состоял. Я ведь до каких-то пор был обычным советским человеком. Так вот когда меня исключили из партии, выгнали с завода, стали даже готовить документы для помещения в психиатрическую больницу, меня спасла моя семья. У нас не было никаких конфликтов, никаких скандалов по этому поводу. Семья прекрасно понимала, ради чего я совершаю эти безумные на обывательский взгляд поступки. Поэтому со стороны жены, детей существенных претензий ко мне не было. Как раз в этом у властей и была загвоздка: если я неадекватен, то почему семья сохраняется? Объективных медицинских показаний для помещении меня в психиатрическую лечебницу у них не имелось. К тому же на мою защиту поднялись «Литературка», «Огонек», «Комсомольская правда». Обо мне сняли документальный фильм. То есть средства массовой информации за меня активно вступились, приняли мою сторону. И это здорово мне помогло. В редакции хлынули сотни читательских писем со всех концов Советского Союза. Я стал известной личностью. Обо мне говорили: «Тот самый Богданов». И в этом статусе я начал жить. В этом статусе оказывал помощь всем, кто ко мне обращался. Из партии меня исключили, на работу никуда не принимали. Мне только одно и оставалось – быть «тем самым Богдановым». В этом статусе я существую и сейчас.- Вы и сегодня занимаетесь правозащитной деятельностью?- По мере необходимости. Если уж человек попросил…- А часто просят?- Бывает. Кто-нибудь приходит, рассказывает свою историю, спрашивает, как ему поступить. Если я вижу, что человек прав, я ему помогаю составить заявление в суд или иную инстанцию. Говорю, что надо сделать, а чего делать, на мой взгляд, не следует. Я стараюсь реально оценивать ситуацию, чтобы не сеять иллюзий, не возбуждать напрасных надежд.- Это юридическая консультация?- И юридическая, и… ну человеческая, что ли. С моим-то жизненным опытом…- А сами обращаетесь в органы власти, когда надо чьи-то права защитить?- Сам – нет. Кто я такой? Каким титулом могу подписаться? Я даже лишен возможности получить на почте адресованное мне письмо. Потому что у меня нет документа, удостоверяющего мою личность.- Как нет? А паспорт?- Он уже давно недействителен.- Это паспорт советский?- Он не советский, он латвийский, но советского образца.- Так поменяйте.- Как я его поменяю, если юридически меня в Латвии нет ни в каком качестве? Чтобы оформить свои отношения с этим государством, я должен стать хотя бы негражданином. Негражданином я быть не хочу.- В этой борьбе с государством вы израсходовали столько душевных и физических сил, потеряли здоровье. Скажите, чего вы добились?- Трудный вопрос. Односложно на него не ответишь. Ну, наверное, я добился того, что к ситуации с правами человека в Латвии привлечено общественное внимание. И не только в пределах латвийского государства, но и в России, в Европе, во всем мире.- Вы считаете это успехом?- В какой-то мере – да.- А чего вы добились конкретно? Сколько дел в судах выиграли?- Я не считал. Мне же не требовалось перед кем-то отчитываться. И потом, меня больше беспокоит не количество выигранных или проигранных дел, а общее состояние латвийской судебной системы.- Ее общее состояние вас беспокоит больше, чем ваша частная судьба? Вы ведь не смогли успешно оспорить в суде ни ваше увольнение, ни выселение из квартиры.- В обоих случаях с юридической точки зрения моя позиция была безупречна. Как раз в том и проблема, что судебная система Латвии не гарантирует успеха в защите политических, гражданских и прочих прав, даже если закон на твоей стороне.- А внутренне вы какой-то успех ощущаете?- Да. Те решения, что были приняты по выселению людей из квартир, до сих пор выглядят необоснованными. Они и являются таковыми. Если бы власти были уверены, что эти решения имеют под собой правовое основание, они бы сразу сказали мне: «Богданов, ты дурак, иди лечись».- У вас много врагов?- У меня их нет. Я ни к кому не питаю ненависти, и за это Господь меня милует.- Да, я гляжу, иконы у вас…- Тем не менее я не могу считать себя верующим человеком. Большую часть жизни я в Бога не верил.- А иконы в доме как появились?- Икону Божией Матери мне подарил батюшка Феофан, он в Латвии очень известен. А икона Святого Владимира – от одной из моих подопечных. Эти иконы укрепляют мой дух. Я не хочу приспосабливаться к изменчивым обстоятельствам жизни. Если какой-то жизненный путь был предначертан мне, то, должно быть, не без участия Бога. В этом смысле я человек верующий и не могу перечить Божиему предначертанию. Я не хожу в церковь. Во всяком случае, бываю там нерегулярно. Но я стараюсь удерживать себя от поступков, недостойных верующего человека. Сколько раз мне говорили: «Богданов, брось! Ничем хорошим для тебя это не кончится». Я не бросил. В какие-то моменты мне было не страшно даже уйти в мир иной. А не страшно было, наверное, потому, что есть у меня, я так думаю, некая внутренняя основа, которую невозможно поколебать житейским здравомыслием. Мы и сейчас живем не в роскоши…