Визьма

Во время своих странствий по Русскому Северу я попадал иногда в такие места, которые уже не отпускали никогда.

…Это была глухая сторона и брошенная деревня с красивым и странным названием – Визьма. Жители ушли отсюда давно – трава высотой с мой рост надежно спрятала полусгнившие скамейки, пьяные заборы, кусты красной тяжеленной никому уже не нужной малины. Лишь рваные крыши домов ровными рядами упрямо плыли в июльском море разнотравья.И брел я по главной деревенской улице, еле заметной ныне тропке. И представлялось мне, как здесь в редкие праздники гуляли когда-то жители Визьмы – обладатели этих холмов, этой прозрачной холодной реки с тем же названием, этого сиреневого северного неба, украдкой посматривающего на меня из-под нависшего куста боярышника.«Какая жизнь отликовала, отгоревала, отошла!» – вспомнились рубцовские строки, и так мне стало жаль, что никогда уже не оживет эта улица звонким девичьим смехом и ответным гоготом картавых парней в отцовских старых пиджаках. А может, и не в пиджаках? Откуда мне знать? Я никогда здесь не был и никогда не буду. В этом заброшенном мире с его старыми избами, грубовато-простыми обычаями и сокровенным соприкасанием человека и природы.Какое здесь чудное место! Излучина реки, песчаный пляж, крутые террасы, поросшие соснами, а за околицей поле и лес – синий-синий! «И разлюбив вот эту красоту, я не создам, наверное, другую»….Однажды шел я по кладбищу и наткнулся на незнакомую могилу. Что-то в имени на камне остановило меня. И воображение мгновенно нарисовало неизвестную жизнь, погасшую под этой плитой и ушедшую навеки, забыв лишь загадочную полуулыбку на выцветшей фотографии.И сегодня я стоял, как на погосте. На истлевших уличных мостках. Среди буйства васильков и полыни, в тишине бесстрастного шмелиного жужжания. Рядом с высохшим колодцем, выпитым временем до дна. А внизу изгиб реки дарил полуулыбку. А солнце, наигравшись с лужами в гляделки и пересчитав чердачные окна на уцелевших крышах, сгорело в последнем. «И храм старины, удивительный, белоколонный, пропал, как виденье, меж этих померкших полей».Стемнело. Гигантские борщевики, незаметно окружив меня, выжидающе покачивали головами. Пора возвращаться. Прощай, Визьма! Может, все еще обернется, и будет «…на свете белом гореть, гореть звезда твоих полей».И побрел я по луговине. И блажен был воздух. И сладок запах уснувших трав. И в черноте ночи, под свечой сиротливой звезды, лежала предо мной огромная одинокая Россия.