Виталий РЕДЬКИН, учитель истории и обществознания школы №1375: Надежды молодых питают

​…Чуть меньше двух месяцев назад я вошел в здание школы в качестве молодого учителя истории и обществознания… Чуть меньше чем через неделю после этого я понял, насколько сильно школа – обычная сегодняшняя московская школа – отличается и от моих представлений о ней, и от того положения, в котором она существовала в то время, пока я сам был еще школьником. Возможно, я не прав. Скорее всего я не прав. Мне очень хочется верить, что я действительно не прав. Но слишком отчетливо встает перед глазами пресловутый камень на распутье и выстроившиеся перед ним школьники, выбирающие свою дорогу. И невысказанный вопрос: а какая из дорог этих стоит того, чтобы быть пройденной?..

Специфика истории как школьной дисциплины заключается в том, что здесь в наименьшей степени выражена граница между учеником и учителем. Слишком велики объемы исторического знания, и учитель должен находиться в процессе овладения этим знанием точно так же, как и любой из его учеников, только не десять лет, а всю жизнь. Урок истории оказывается попыткой охватить, запомнить, усвоить и, главное, осознать то, что по определению невозможно объять, а история определяется уже не столько знанием, сколько успешностью борьбы с незнанием. В этой борьбе учитель остается один на один с учениками, многим из которых история не слишком и интересна. И сразу с двумя бедами. Беда первая понятна и, к сожалению, труднопреодолима. Слишком долгие годы почти ничего у нас не делали специально для детей, для того чтобы привлечь их, завоевать умы. Пусть я точно так же, как и мои ученики, испытал это на себе, для них я в силу своего положения должен быть одним из тех, кто не ученик. Я был среди тех, кто не снимал для них новых фильмов, учащих добру, справедливости и желанию быть лучше, тех, кто не писал детских книг, где говорилось бы: знание – это то, чем должен обладать человек. Тех, наконец, кто не перекинул когда-то мостик к детям со словами: «Мы пойдем одной дорогой». Я – один из «тех», а потому странно было бы ждать, что дети будут любить меня и мой предмет только потому, что я учитель. Звание «взрослого» само по себе стоит мало; не знаю даже, сможет ли оно вернуть себе цену.Вторая беда у нас одна на всех: и для учителей, и для учеников. Это время, которого всегда не хватает. Два часа истории в неделю – все, что осталось учителю. Исчезающая из ЕГЭ и ГИА всеобщая история, уверен, не по чьей-то злой воле, а лишь из-за острейшей нехватки учебных часов, но кому от этого легче – это уже некий предел, за который страшно отступить, потому что за ним открывается пропасть самого страшного из всех незнаний – самодовольно-ограниченного, полагающего себя выше всего, что только есть вокруг…А мы продолжаем стоять на распутье. С одной стороны камня я, молодой учитель, пришедший в школу даже не с первого сентября. С другой – ученики, каждый из которых если еще и не сформировался до конца, то все равно имеет свои представления и о прошлом, и о настоящем, и о будущем, и о своем месте в мире, и о том, что для него будет лучше, а что нет. Мы разные люди – учителя и ученики; порой кажется, что даже разговаривать приходится на разных языках: то, что ценно для меня, непонятно им, а я сам не могу иногда принять что-то из вещей, представляющих интерес для моих школьников…На этом можно было бы закончить, всего через неделю после начала. Забрать документы, уйти из школы на вольные хлеба, занять место куда более высокооплачиваемого менеджера по продажам или куда менее ответственного клерка, оставить всякие попытки соприкоснуться со школьным миром до шестилетия собственных детей. Так делали многие. Но я не хочу. Не стоит искать здесь чрезмерной гордости или немыслимого накала гражданского пафоса. Неверно было бы и самому мне – даже в мечтах – представлять себя педагогом масштабов Корчака или вымышленного Г. Носова. Я очень люблю свой предмет, мне повезло понять это еще до школы. Но людей, которые сами открывают в себе интерес к истории, мне встречалось совсем немного. Наверное, именно то, что такие дети еще есть в наших школах, оправдывает тяжести учительского труда перед любым педагогом. И все-таки их меньшинство.Но незаслуженно обидел бы я своих детей, если бы сказал, что все остальные, те, кто пока еще вообще не проявил особых профессиональных склонностей и кто никогда не подаст документы на истфак МГУ, абсолютно неинтересны и тем более бездарны. Наоборот. Именно они, мальчики и девочки, которых едва ли не большинство, и есть смысл работы учителя. Пока – пока что! – они еще хотят верить, узнавать, думать. Они открыты перед нами. Если с последним звонком они покинут свою школу, ничему не научившись, первыми из виноватых будем мы. Для того чтобы этого не произошло, именно с ними – простыми детьми, мальчишками и девчонками, нам нужно работать; именно они – та благодатная глина, которой когда-то были мы сами.Но как преодолеть те проблемы, которые встают перед нами и о которых уже столько сказано? Отсутствие априорного интереса и времени?Пока что мне сложно говорить о том, чего удастся достичь и какими путями, но за пару месяцев удалось увидеть – я хочу не ошибиться в этом, – чего ждут они, мои ученики. Главное здесь не то, чего жду я, а именно то, чего ждут от учителя его дети. Самое первое – уважение к ученикам. Они могут быть разными, не всегда спокойными и смирными. И никто из детей, в общем-то, не обязан любить историю. Но каждый заслуживает того, чтобы я, учитель и старший, не бравировал бы ни профессией, ни возрастом как единственным, в чем точно превосхожу их. Ведь каждый из них может стать лучше меня. Затем – умение слушать. Ученики должны слушать меня, потому что я учитель. Но могут ли они, еще не влюбленные в историю, полюбить ее, если урок превращается в театр одного актера, а за каждым из них остается лишь молча переваривать полученную информацию? Да, это личности, но это все же и дети. Им важно слышать ответы на свои почему, порой хочется поговорить самим. Конечно, времени не хватает, конечно, двух часов в неделю мало, очень мало. Но прав ли буду я, если не дам, рассказав об очередной из бессчетных в истории войн, кому-то из учеников поднять руку и сказать: «А я думаю, что…»? Пусть даже то, что он скажет, будет не слишком умно, пусть он будет мямлить и заминаться, пять минут отставания можно нагнать. Но можно ли исправить то, что ребенок за семь лет изучения истории так и не научится иметь собственное мнение, точку зрения – слабую, наивную, но свою?..Наконец, мы приходим к наиболее важному. Свое мнение появляется там, где есть интерес к уроку. А интерес этот можно и нужно сперва разбудить, а затем не давать ему ослабнуть. Тому, как добиться этого, посвящено много слов и книг; мне кажется, что здесь и кроется основной вопрос педагогики – не суть важно… Разумеется, сейчас я иду по проторенной кем-то дорожке, не претендуя на то, чтобы сказать новое слово в науке, даже интуитивно. И все же надеюсь, что смог вычленить великую триаду интереса школьников: «Пример. Риторика. И любовь к своему предмету». Много ли будут стоить уроки истории, если они сведутся к упорному заучиванию дат, имен и названий? И еще, а полюбят ли такую историю дети?Но они все еще дети. Они хотят прикоснуться к истории, пощупать ее, почувствовать запах довоенной Европы и услышать звуки бородинской канонады, увидеть средневековую пеструю толпу и День Победы. Внедрение новой техники, компьютеризация школ, тот процесс, который, к счастью, пошел, позволяет порой делать это. Но именно учитель должен показать им, что искать. Вне зависимости от изменений, которые происходят в школе, но пользуясь этими изменениями.Хорош ли будет рассказ учителя, если тот будет мрачно бубнить, пережевывать невнятно незнакомые термины и заканчивать урок, обрывая фразу? Или вы сами предпочли бы для себя учителя, работающего с интонацией, на крещендо и диминуэндо, строящего фразы не только правильные, но и запоминающиеся, умеющего подчеркнуть логический акцент, выделить голосом главное. Создать своим рассказом напряженное, жаждущее ожидание, а затем разрушить его неожиданной шуткой, забавным случаем из истории. И она окажется не такой уж страшной и сложной, не сложнее и не страшнее наших дней… А для этого надо искренне любить историю. И не только ее, но любой предмет, который ведешь….После урока ко мне часто подходят ученики со своими «А как?», «Когда?», «Почему?», «Расскажите…» Они тратят не мое время, а свое, свои перемены и свой отдых на то, чтобы поделиться мыслями, узнать что-то новое, понять непонятое. Именно в этом мне хочется видеть похвалу.Многое сейчас происходит в школе. Кто-то ждет увеличившихся по новой системе финансирования зарплат, кто-то – уточненных программ ЕГЭ, кто-то – новых мониторов для кабинетов информатики… Многие ждут перемен к худшему и отчаянно надеются на лучшее….А я надеюсь на одно: чтобы мои ученики поняли меня.И жду лишь одного: чтоб услышали.