Виктория ТОЛСТОГАНОВА: Все роли, которые мои, они и будут моими

Виктория Толстоганова сегодня едва ли не самая востребованная молодая актриса российского кино. В минувшем году мы видели ее в “Лунных полянах” Игоря Минаева, в “Дневнике камикадзе” Дмитрия Месхиева, а за работу в “Антикиллере” Егора Кончаловского Толстоганова выдвигалась на новоиспеченного “Золотого орла” в номинации “Лучшая женская роль второго плана”.

Четыре сестры
– Вика, начнем с самого простого: о чем вспоминаете, думая про свое детство?
– Как меня, закутанную в шубу, бабушка везет на санках вокруг двора…

– Почему вас назвали Викторией, чтобы победительницей были?
– Ой… Мама у нас в этом смысле очень инициативная, активная. У меня еще три сестры, и все имена выбирала мама. Она знала, что сначала будет Виктория, очень ей нравилось это имя, потом – Валерия, потом должна была быть Маргарита, но отец от полноты чувств записал третью дочь в честь мамы Наташей, мама сильно перепугалась, вроде плохая примета. Но Наташка осталась Наташкой, а Маргаритой стала у нас четвертая сестра…

– С полным основанием можно сказать, что сейчас, тьфу-тьфу-тьфу, у вас все замечательно складывается: кино, театр…
– Я в Театр Станиславского пришла еще на четвертом курсе ГИТИСа, училась у Леонида Ефимовича Хейфеца, сейчас у меня есть один антрепризный спектакль, “Пластилин” называется”, я его люблю, обожаю. Там режиссер молодой, Кирилл Серебренников, артисты все тоже молодые, из разных театров. А в кино есть несколько режиссеров, с которыми довелось поработать. Они все очень разные – Митта Александр Наумович, Егор Кончаловский, Михаил Брашинский, Дмитрий Месхиев, и все это за полтора года всего, уже есть шесть картин, и ничего ни на что не наслаивалось, все друг за дружкой шло, ничто ничему не мешало. Главное, пока хватает внутренних сил на веру, что буду сниматься, на работу. Моя сила, по-моему, в хотении, и его должно хватить. Кончится – перестану сниматься. Но пока оно есть и идет не от молодости, а от того, что что-то понимаю про эту жизнь. Или начинаю понимать.

Кому не хочется иметь денег?
– В фильме “Дневник камикадзе” вы играете, скажем так, женщину со средствами. Но при этом вы играли еще и свое понимание такой вот безбедной жизни?
– Кому же не хочется иметь много денег? Но если совсем серьезно – так я о них особенно не думаю, не приживаются в голове мечты о шикарной жизни.

– А вот девочки в каком-то провинциальном городке будут с замиранием смотреть на экран, на вас, завидовать нарядам и огням далекого города, вздыхать о счастье, к которому не притронуться. Вы-то сами как относитесь к этим своим героиням большого города, к девочкам тусовок?
– Не знаю… Нет, неплохо отношусь. Я вообще думаю, что если такая жизнь выбрана, то, значит, она кому-то нужна, я вообще за выбор, за то, что выбрано. И что плохого в достатке, в роскоши? Наконец, это же еще и красиво, когда шикарная женщина. Вот если спросить о моем отношении к проституткам, то мне их искренне жалко, не могу понять, как это можно выбрать, ради чего такая жертва. В “Антикиллере” я играю проститутку и понимаю, что это край существования женщины, и ни за что никому не поверю, что приятное это занятие, вранье. Жизнь и так не сахар, а тут еще ее и в кошмар превращаешь. И мужиков жалко, которые имеют дело с проститутками, потому что никого другого не находят. Хотя мужиков не жалко, пусть о себе сами думают, вот женщин жалко. Но тяжелее всего с глупыми людьми, вот к ним не могу относиться хорошо.

– В кино были предложения, от которых вы отказались?
– Много. Я, например, очень боюсь сериальных историй. В “Остановке по требованию” снималась еще до всех своих фильмов. Конечно, не могу сказать, что если б в кино не сложилось, то в сериалах бы не снималась. Но терять удовольствия от кино мне не хочется, потому и в плохих фильмах сниматься не хочется. Я сейчас читаю сценарий ну просто чудовищный, думаешь, что такого быть не может, что не могут люди снимать подобное.

– Вы говорите о качестве сценариев. Но у какого режиссера вы бы снялись независимо от качества сценария?
– Хороший режиссер никогда не предложит плохого сценария. Вот предложил бы мне роль Вадим Юсупович Абдрашитов… На самом деле, я не смогу отказаться от предложений режиссеров, с которыми я работала. Например, я с удовольствием бы еще раз снялась у Александра Наумовича Митты. А если говорить о режиссерах, с которыми я не работала, но очень бы хотела… есть такие режиссеры, но у меня язык не поворачивается сказать об этом. Я просто надеюсь, что когда-нибудь мое желание материализуется.

– А с какими актерами вы бы хотели выйти на одну сцену?
– Это проще, потому что это меня ни к чему не обязывает. На самом деле я никогда об этом не думала… Я хотела бы встретиться в одной работе с Ренатой Литвиновой и Чулпан Хаматовой.

Наше кино
– А вам какие фильмы нравились, когда школьницей возле телевизора время проводили?
– “Влюблен по собственному желанию”, “Любовь и голуби”, раз сто смотрела, знаю наизусть и всегда рыдаю, там каждая сцена… Я вообще наше кино люблю смотреть, вот хуциевские фильмы сейчас повторяют… Это вот сейчас как-то у меня с нашим кино началось, раньше было не так.

– А в таком кино хотели бы сняться, примеряли на себя таких героинь?
– Очень. Мне кажется, что раньше у нас снимали какое-то европейское кино. Вроде бы “Любовь и голуби” к такому странно отнести, но вот Хуциев – безусловно такое, настоящий неореализм.

– Как сестры к вашей профессии относятся?
– Вообще-то нормально. А самая большая болельщица – бабушка. Второй сестре – Валерии – уже 20, она о театре никогда не думала, младшие сестры еще в школе учатся, Наташка какой-то мой фильм смотрела 35 раз.

– А как бабушка с мамой относятся к откровенным сценам?
– Как-то бабушка мне говорит: возьми меня на “Антикиллера”, я отвечаю: тебе неинтересно будет, это боевик. Опять звонит: слышала по радио, что Виктория Толстоганова играет там проститутку. Ну вот, говорю, тем более не возьму. Нет, возьми, мне интересно. Потом бабушка долго охает, доводит моего мужа до бешенства, утверждая, что я целуюсь по-настоящему, просто ужас какой-то. Но, конечно, серьезно об этом никогда не говорится, было бы странно…

Театральные страдания
– Вы числите себя больше человеком театра или кино?
– Кино. В театре есть чувство относительной стабильности. Но в нем есть и опасность дорогой цены за спокойствие, затянуть может, как в болото. Но все же я понимаю, что с ним трудно расстаться, ну как же: Где вы работаете? – А нигде. Нет, не могу я сказать, что хочется работать в театре. Хочется иногда в проекты типа “Пластилина”. Конечно, наверняка соскучусь по театру, если совсем без него, но моя воля – снималась бы и снималась.

– Неужели не скучаете по чеховским репликам?
– Я четыре года в институте их произносила. У меня был спектакль по чеховским письмам, я после ГИТИСа много работала в театре, не было года, чтобы чего-то не репетировала, и “Маскарад” был, и “Двенадцатая ночь”. Не могу сказать, что пресытилась театром, это было бы совсем уж, но и не соскучилась по нему еще сильно. В театре сегодня очень многое зависит от проекта, хороших мало, зато плохих как раз много. Я играю малюсенькую роль в антрепризном “Борисе Годунове”, которого сделал англичанин Донован Декман, езжу на гастроли, как турист. Теперь Декман хочет поставить в России второй спектакль, Чехова, хотя его считают специалистом по Шекспиру. Вот он меня позовет – буду счастлива, но не хочу репетировать Шекспира в театре просто с кем-то.

– Ваш муж тоже актер?
– Да. Мы с ним играем вместе в “Пластилине”, вместе играем у Минаева в “Луннных полянах”. Он хороший артист, тонкий, киношный.

– Вам не странно, что у молодых артистов глаза сегодня горят по-прежнему, но только глаза эти уже немного с прищуром, потому что молодой артист теперь пошел прагматичный и считающий…
– Мне так не кажется. Это же совершенно несовместимые вещи – тот способ жизни, что был 20 лет назад, и то, что сейчас. Вот мы как раз вчера говорили, что молодые актеры перестали пить, и это действительно так. Что, раньше пьяницы были, а теперь нет? Ерунда! Тогда было другое существование, другой способ общения. Но это только к жизни относится: профессия как была, так и осталась. Мне кажется, это разные вещи, как человек ведет себя в жизни и как существует в профессии, которой занимается. Это тоже прагматизм, но мой съемочный день начинается утром и кончается поздно вечером. И назавтра я должна работать с той степенью искренности, что требуется. А все остальное никого не должно волновать.

Игра в куклы
– Вы в детстве с сестрами из-за кукол дрались?
– Да нет, у нас со второй сестрой Лерой большая разница, и она мои дневники жевала, не рвала, а жевала, и за это ей от меня доставалось.

– В профессии дадите у себя куклу отобрать?
– (Задумалась) Ну, не знаю… Ну, не дам… Хотя что же здесь такого сверхъестественного, никто не дает, свое-то сложно отдать. Но с другой стороны, я борюсь с чувством зависти, и это работа, которую нужно проводить. В этом смысле профессия очень трудная, в какие-то моменты ненавижу ее, мне кажется, она калечит честность души. Наверное, я могу сказать, что все сделаю, лишь бы мои роли никто не играл. Но это все ерунда на самом деле – все роли, которые мои, они и будут моими. Судьба тебе роль сыграть – сыграешь, свыше все решается. А хотеть что-то, завидовать – пустое занятие. Я же сначала не хотела сниматься. Поступала сразу во ВГИК и в ГИТИС, более того, во ВГИК поступила точно, а в ГИТИСе было под вопросом. Если бы не взяли, я уже и во ВГИК не попадала, рисковала сильно. Но у меня было убеждение, что только театр, только здесь ты в искусстве оптимальна, только этим стоит заниматься. А кино – так… Этим ощущением я прожила энное количество времени, а потом оно быстренько улетучилось, как и не было. Потом было множество неутверждений на роли, помноженное на огромное желание сниматься. Но все эти неутверждения, мне кажется, были по моей вине, я начала сниматься, когда подошел возраст готовности. Но теперь я перестала бояться, не возникает вопросов, как будто так и должно быть, словно шампанское, когда пробка вылетает.

Алексей АННУШКИН