Ветряные мельницы современности. Рыцарь печального образа в наше время

В своем новом фильме «Человек, который убил Дон Кихота» режиссер Терри Гиллиам взглянул на современный мир глазами Рыцаря печального образа, вечного искателя приключений, бросающего вызов холодной механической действительности, возведшей на пьедестал разум и деньги. Противостоять такому миру все равно что сражаться с ветряными мельницами…

Вспоминается пролог трагедии Гете «Фауст», в котором спорят директор театра, поэт и комик. Один утверждает, что главное – вызвать успех у публики увлекательным действом, другой, напротив, клянет толпу и восхваляет высокий дар художника слова, а третий искренне считает, что главное для зрителя – вдоволь посмеяться. При этом все трое соглашаются играть уготованную им роль. Вот и герой фильма «Человек, который убил Дон Кихота» примеряет на себя ипостаси директора, поэта и комика одновременно, погружая зрителя в таинственное, местами грустное, а в целом ироничное путешествие, в котором на первый план выходит не Рыцарь печального образа, а современный мир с его порочным декадансом и насилием.В фильме одновременно существует сразу несколько реальностей. В одной уже известный режиссер Тоби пытается снять модную киноленту о Дон Кихоте. Для успеха ему нужно собрать людей разных национальностей и рас, одеть их в красивые костюмы, добавить парочку пикантных сцен, и миллионы у него в кармане. Режиссер Терри Гиллиам довольно прямолинейно, но вместе с тем тонко и иронично высмеивает современный политкорректный кинематограф, в основе которого лежат не высокие гуманистические ценности, а желание побольше заработать.Символом неограниченной власти денег выступает русский олигарх Алексей, примеривший на себя корону и взявший под покровительство не только красавицу Анхелику, но и всю съемочную группу, готовую пресмыкаться перед ним. Характерно, что один из подручных русского богача, высокий сановник, будто списан с итальянского диктатора Бенито Муссолини, а охрана этой компании подозрительно напоминает персонажей из отечественных фильмов про «братков». Перед нами размышление на тему, что происходит, когда мафия получает полную власть.Декорации фильма напоминают сюрреалистические полотна Сальвадора Дали и архитектурные эксперименты другого великого испанца, а точнее каталонца, Антонио Гауди. Да и сам Тоби, особенно в начале картины, схож с художником и прической, и поведением, а его режиссерское кресло сделано в форме руки из одноименной фантазии Дали. Второе название этого философского этюда – «Угрызения совести» – в полной мере отражает внутреннее состояние героя.Одно из таких сомнений и рождает вторую реальность киноленты – воспоминание Тоби о первоначальном замысле, временах десятилетней давности, когда он, еще молодой и неизвестный режиссер, снимал в маленькой деревушке фильм «Человек, который убил Дон Кихота». Единожды вернувшись к этому сюжету, он не может от него уйти и пытается собрать осколки утраченного прошлого. Однако светлая ностальгия по минувшему трансформируется в новую историю, центральной фигурой в которой и становится Дон Кихот, предстающий в ХХI веке в обличии сапожника Хавьера, сыгравшего главную роль в старом фильме Тоби. Таким образом, прошлое, настоящее и будущее образуют единую сеть, берущую в заложники героев картины.Стихийность и необыкновенная быстрота сменяемых событий и образов напоминают петербургские повести Николая Гоголя. Воистину «все обман, все мечта, все не то, чем кажется». Эти слова писателя из «Невского проспекта» очень точно отражают иллюзорность мира не только мрачной и прекрасной Северной столицы, но и теплой Испании, где, как и в случае с художником Пискаревым, полюбившаяся девушка оказывается проституткой. Правда, в отличие от гоголевской фантасмагоричной безысходности у Терри Гиллиама более оптимистическая развязка, да и любимая Анхелика продается поневоле и стремится вырваться из порочного общества ее состоятельного владельца. Единственным незапятнанным персонажем во всей этой истории оказывается Дон Кихот. Потому окружающие и принимают его за сумасшедшего. Канонический герой романа Сервантеса в новой роли остается все тем же храбрым рыцарем, который не побеждает противников мечом и шпагой, а утверждает главенство чувства над холодным расчетом. Не случайно в фильме даже порой утрированно противопоставляются патетическая речь Дон Кихота и сленг его собеседников, не гнушающихся ненормативной лексики и других крепких выражений. Попадая в такую компанию, герой все сильнее осознает собственное одиночество, но его не оставляет страсть борьбы и отваги. Быть может, главное, что удается этому осовремененному рыцарю, – вернуть смысл жизни режиссеру Тоби, который десять лет назад и сделал из простого сапожника Дон Кихота. Теперь Тоби вынужден внезапно примерить на себя костюм верного спутника своего господина Санчо Пансы. Создатель и творение оказываются вовлеченными в одну историю, но в отличие от романа Мэри Шелли «Франкенштейн» и повести Булгакова «Собачье сердце», в которых продукт ученых превращается в губителя своих отцов, в картине о Дон Кихоте чудаковатый испанец оказывается мудрым учителем.На протяжении всего фильма происходит постепенное «одонкихочивание» Тоби, который из циничного и похотливого карьериста превращается в настоящего рыцаря, совершающего подвиги во имя Прекрасной Дамы. Фильм не случайно закольцовывается ветряными мельницами, с которыми сражается теперь уже не Дон Кихот, а его творец. Ему герой Сервантеса передает свое­образную эстафету поколений. В этом смысле картина Терри Гиллиама приобретает символическое звучание и становится песней во славу идеалов чести и благородства.