Верой жизнь и хороша. Александр МИХАЙЛОВ

19 июня исполнилось десять лет со дня смерти поэта Михаила Ивановича Суворова. Заслуженный учитель Российской Федерации, он стоял у истоков Тверской школы для слепых и слабовидящих, директором которой был многие годы. Его имя носит Тверская областная библиотека для слепых. Очерк Александра Михайлова посвящен этому незаурядному человеку. Автор, тверской журналист, родился в сибирском городе Сталинске (ныне Новокузнецк), работал наборщиком, впоследствии освоил профессию линотиписта. «Плоды моего труда, – пишет он о себе, – железнодорожные билеты – печатались миллионными тиражами». Публиковался в журнале «Русская провинция», «Учительской газете», тверской прессе. В 2003 году у Александра Михайлова вышла книга рассказов «Свои и чужие».

«Почему березы белые, даже летом, почему?» – вопрошал поэт и отвечал:Когда издавал очередную книжку, его вызвали и поинтересовались, что он имел в виду, когда написал такую строку: «Купол неба голубой стоит ли менять на красный?» Были у него в рукописи и такие строки:

Мне кажется, что небо создавалоВсю нашу землю из самой любви.Михаил Суворов

«Почему березы белые, даже летом, почему?» – вопрошал поэт Михаил Суворов и отвечал:

Ну а мне упрямо верится,

Верой жизнь и хороша,

Что в березах тихо светится

Наша русская душа.

Белые березы, седые от горя, нередки в его стихах. И это не случайно. В 1942 году, поднимаясь на Дарьину гору, двенадцатилетний Миша увидел молоденького солдата, обнявшего березу. Боец присел, в этот сокровенный момент его и настигла смерть. Между бровями у погибшего – входное отверстие от вражеской пули. Эта картина впечаталась в память подростка. И с того момента он стал задумываться о философском понятии смерти и времени:

И пулемет вдали незряче

Кому-то саван шьет и шьет.

Отчаянный Мишка Суворов и сам не раз смотрел костлявой в глаза. На одном берегу реки Рузы уже стояли наши, на другом – немцы. Минька на лодке переправился на немецкую сторону за подмерзшей капустой, которую из-за боев не убрали. По нему стреляли с обоих берегов. Наши приняли его за перебежчика, фашисты – за лазутчика. Бог миловал, даже не ранили…

Родился Миша Суворов в Рузском районе Московской области. Небольшая деревня Тишино – красивая и тихая. Странно, что нашли друг друга столь разные люди – его родители. Москвич Иван Михайлович перебрался в село, чтобы ухаживать за больным отцом, которому был необходим деревенский воздух.

Ольга, ставшая женой Ивана, была сиротой. Ее подкинули на крыльцо детдома, все воспитанники которого имели одинаковое отчество – по имени директора. Неграмотная крестьянка, тихая и нелюдимая, Ольга Анатольевна была мудрой и справедливой женщиной. Чистоплотная и трудолюбивая, она так отзывалась на приглашение ровесниц посидеть на лавочке:

– Что, не всем кости перемыли, меня на подмогу зовете?..

Знала много пословиц, поговорок, причитаний; хорошо пела размашистым голосом, несколько зажатым. За десять лет родила девять детей. Впервые оказавшись в Москве, бежала за уходящим трамваем: «Стой, а как же я?!», но потом привыкла к городской жизни. Грамоте выучилась, уже став бабушкой. Жена поэта Валентина Яковлевна Лис одновременно учила читать дочь Валерию и свекровь. Последняя норовила опередить внучку в прочтении новинки:

– Валенька, ради бога, не давай ей книжку…

Умерла Ольга Анатольевна в 1977 году в день своего рождения – 24 июля, не зная, что это – день гибели ее мужа в 1941 году.

Щеголеватый Иван Михайлович любил белое кашне, черные хромовые сапоги. До войны отец будущего поэта работал завтопливом картонной фабрики. На финскую войну пошел санинструктором. Так что Великую Отечественную встретил стреляным воробьем. Похоронен в братской могиле. Жил рядом со Старой Рузой, погиб в Старой Руссе…

С раннего детства Миша попадал в разные переделки. Однажды не поделил с дразнившимся братом единственный горшок. Приподнялся, чтобы кинуть в обидчика валенок, потом плюхнулся на посудину, горшок развалился, осколки впились в тело. Больница в семи километрах. Мать пригрозила:

– Вот погоди, заживет, попробуешь у меня ремня. – Но ее хватало только на то, чтобы сорвать со стола вязаную скатерть и бегать за нашалившим ребенком.

Мишка был хулиганистым пацаном. Часто дразнил козла, пасущегося на высокой Дарьиной горе. Под горой река. Несчастный козел запомнил обидчика и однажды, когда Минька присел по делу, животное подкралось и ударило под зад. Мальчонка катился по крапиве до самой речки.

Как-то весной купили Мише новый портфель – роскошь для многодетной семьи. Захотелось с ребятами погонять в футбол. Кругом лужи, холодно. Развели костер. Чтобы ветер не задувал огонь, Миша поставил свой портфель. Краска скукожилась. Заждавшаяся мать отправилась на поиски сына и увидела его сидящим под березой и начищающим портфель до блеска… сапожной щеткой…

Война неожиданно подкралась совсем близко. Ольга попросила родственников помочь собрать детей и увезти на телеге подальше от боев. Взяли только самое необходимое. Свой скарб зарыли в огороде, сверху положили икону. Во время бомбежки снаряд попал прямо в нее. Когда немцев отбросили от Москвы и большая семья вернулась, оказалось, что не на чем ни спать, ни есть. Пришлось побираться. Вместо нищенской сумы взяли сумку, с которой в мирные дни Дед Мороз разносил подарки. На холщовой сумке была надпись «С Новым годом!» Гордому Миньке стыдно было просить хлеба, поэтому он находил отговорки.

В 1942 году Мишка пошел работать на картонную фабрику. Мужские руки, даже такие маленькие, были нужны. Его взяли слесарем.

Еще мальчишкой к верстаку

Я встал, тисков не доставая.

Деталь, как первую строку,

Точил, ладони обжигая.

В лицо плескалась блеском сталь,

Рука нетвердая немела,

Но сил затраченных не жаль –

Деталь, как стих литой, запела…

Был он мастер на все руки. Война войной, а жизнь продолжалась, игрались свадьбы. Из патронных гильз Миша делал латунные колечки, начищал до блеска, вставлял кусочки от зеркала, от бутылочного стекла.

Тринадцатилетний Миша Суворов ждал отправки в суворовское училище, но в августе 1943 года случилось несчастье. Ловить рыбу на реке становилось все труднее – Минька приладился глушить ее: связывал несколько запалов и бросал в воду, потом собирал улов. Принес из Теряевского оврага, где прошли ожесточенные бои, ящик снарядов. Стал пилить снаряд, как делал десятки раз прежде, но раздался взрыв – подростка ранило. Один глаз цел, другой остался… на верстаке. Сохранившимся глазом Михаил видел довольно неплохо. Привезли Мишу в Московский институт глазных болезней, но он продолжал терять зрение: начался авитаминоз, да и физической работы в деревне много – сказалось напряжение для глаз. Зрение становилось все хуже: то на дерево наткнется, то упадет. Одновременно появилось страстное желание рисовать. Рисовальщик он был талантливый.

Понимая, что слепнет, Миша стал думать о своем месте в жизни. Московская тетя Катя вспомнила, что в Куйбышеве есть школа для незрячих, и помогла определить туда племянника. Мише запомнилось: на стол вывалят горячую картошку, только и слышен стук пальцев, нащупывающих картофелины. Кто успел, тот и съел. Потом воспитанники стали делить все по справедливости.

Зимой холодно, руки мерзнут, а учиться хочется. Михаила определили в четвертый класс – ведь он не знал азбуки Брайля – не умел читать пальцами. За полгода догнал свой, шестой, класс. Читал он, закрывшись с головой под одеялом. Читал так усердно, что свежей книгой стирал пальцы: страницы покрывались кровяными пятнами. Ребята уважали Суворова и за работоспособность, и за умение писать стихи.

– Мишка, ну-ка выдай!

Когда новичок забредал в небольшой коридорчик рядом с залом, ему говорили:

– Не надо, здесь Мишка Суворов ходит, стихи сочиняет.

Стихи он начал писать лет с семи – дразнилки, эпиграммы. Юмористическая струя оставалась в его поэзии всю жизнь, но со временем его стихи становились все более философскими. Первое стихотворение было опубликовано в «Пионерской правде» в 1946 году. Оно было посвящено Сталину.

В школе пришла первая любовь. Старшая пионервожатая Инна Львовна была на два года старше Михаила. Хотели пожениться, но ее родители встали на дыбы: «Зачем тебе слепой муж!» Спустя годы она, уже пенсионерка, мать пятерых детей, переехала с мужем в Тверскую область. Увидев в газете подборку стихов Суворова, она написала в редакцию. Михаил Иванович, которому передали письмо Инны Львовны, сразу поехал к ней, взяв с собой вторую жену Ирину Анатольевну и ее дочь от первого брака Юлю. Слезы радости. Застолье. Инна Львовна сказала, глядя на своего сына Володю и падчерицу Суворова:

– Мы с тобой не смогли создать семью, пусть поженятся наши дети. – Так они стали родней. Муж Юли, Володя Потапчик, пишет стихи и музыку, сын Андрюша поет детский цикл «Голоса леса» на стихи Суворова. Михаилу Ивановичу везло на поэтическое окружение. Стихи пишут и первая, и вторая его жены, дочь Валерия, внук Михаил, отец которого – слепой Борис Зверев – тоже талантливый поэт.

Но вернемся в послевоенное время. 1952 год. Трое незрячих – Коля Гарнецкий, Миша Верескун и Миша Суворов – приехали в Москву поступать на историко-архивный факультет университета. Успешно сдали все экзамены. По конкурсу должны были пройти, но начальство не захотело возиться с инвалидами. Ребята обратились во Всероссийское общество слепых. Друзей направили в Реутово. Изготовляя там коробочки для гуталина, резали жестью руки. Пораненной рукой трудно читать по Брайлю, звуковых книг еще не было. Упрямые парни на следующий год опять поехали в университет. Снова от ворот поворот, но на этот раз им дали направление в Калинин на истфак пединститута. Все трое поселились в одной комнате общежития. Соседями оказались чуткие ребята-фронтовики, ставшие их глазами. Была настоящая коммуна. «Старикавочка» – так прозвал не по годам мудрого и наблюдательного Михаила его собрат по студенчеству.

В пединституте издавалась газета «Калининец», редактировал которую Алексей Павлович Малеев. Он заинтересовался творчеством молодого поэта и посоветовал подготовить сборник. Предисловие к первой книге, написанное Малеевым, называлось «Без бумаги и карандаша».

Одна за другой стали выходить поэтические книги Суворова. Михаил Иванович хорошо владел не только техникой стиха, но и великолепной выразительной дикцией. Часто ездил выступать. После одной такой поездки в Подмосковье поэт Николай Глазков написал эпиграмму: «Могу сказать, что нарасхват был у студентов многих вузов Суворов, но не Александр, а Михаил, но не Кутузов».

Работал Михаил Иванович в школе слепых. Многие удивлялись его эрудиции и широте интересов. Выкапывал такие факты, что все поражались:

– Как ты, слепой, знаешь такие вещи?!

Он был не только первоклассным историком, но обладал педагогическим талантом. Умел выявить и сделать выпуклыми лучшие качества человека. Взрослые ученики любили справедливого и заботливого наставника. Роста он был небольшого, всего метр пятьдесят шесть, но от его рукопожатий приседали здоровые мужики.

«Если любишь, если любят, если ты повсюду свой». Был он своим не только среди друзей и учеников. Сидит, бывало, с удочкой на берегу реки. Вокруг собирается толпа. Любопытно ведь, как слепой ловит рыбу. Рыбалка заканчивалась, начинался разговор «за жизнь». Так он черпал житейский материал для своих стихов. Люди его любили, к тому же он обладал большим чувством юмора. В ответ на вопрос, как он управляет автомобилем, пояснял:

– Жена за рулем, а я сижу на капоте и тростью дорогу щупаю.

Хотя Михаил Иванович знал «каждому рублю его мозолистую цену», но над деньгами не дрожал: его хлебосольный дом был открыт для всех. Вокруг Суворова всегда было много творческих людей.

Еще при жизни поэта из Пушкинского Дома в Санкт-Петербурге пришло письмо, в котором предлагалось передать на хранение все его рукописи. По ряду причин этого сделано не было. К сожалению, многие рукописи безвозвратно утрачены. Многое осталось лишь в памяти людей, его знавших. В 1962 году его тогдашняя жена Валентина Яковлевна Лис работала на кафедре иностранных языков в мединституте, курировала группу из семи человек. Ничего крамольного своим студентам она не говорила, но однажды процитировала стихи мужа, посвященные Сергею Есенину:

Я пленник твой и сердцем и душой,

Я пленник благодатного посева,

Но я не раб унылого напева.

Я не могу соломенную грусть

Твердить, как ты, устало наизусть.

Я славлю Русь, как ты, я славлю Русь,

Но голос мой пока еще не звонок

И не объять ему земли красу.

Да что там твой рязанский

жеребенок,

Разделанный давно на колбасу.

Через некоторое время в институт пришли люди с поднятыми воротниками и вызвали Валентину Яковлевну на беседу:

– А что вы имели в виду, когда прочитали это стихотворение?..

Жена Суворова вернулась домой зареванная, уткнулась в плечо Михаила Ивановича:

– Чего они от меня хотели, зачем приходили?

Суворов в ответ:

– Они ничего не поняли? Сейчас я им разъясню, – и добавил к этому стихотворению несколько строк:

Не в нем, гривастом, молодая сила.

Пойдем, поэт, пройдемся по стране.

Такая рожь в полях заколосилась,

Что белый хлеб я вижу лишь во сне.

Когда Михаил Суворов издавал очередную книжку, его вызвали и поинтересовались, что он имел в виду, когда написал такую строку: «Купол неба голубой стоит ли менять на красный?» Были у него в рукописи и такие строки:

И даже колос над землей

Усы, как пики, поднимает,

И опрокинутые волны

Грозятся небу облаками.

Наверно, в каждом человеке

Живет вот так же бунта пламя.

Велели немедленно убрать эти строки. В ответ родилась короткая басня:

Лягушка с аистом поссорились

однажды.

И аист съел ее, чтобы

не спорить дважды.

Михаил Иванович был веселый и остроумный человек. Часто у него рождались искрометные стихи, за которыми стояла большая работа.

У старой курицы пеструшки

Отбила петуха кукушка

И родила ему подряд

Трех длинноногих индюшат.

Потом махнула в Крым с павлином.

Мораль: как ветрены мужчины.

В 1996 году Михаил Иванович стал заслуженным учителем Российской Федерации. Он смеялся:

– Ну вот, теперь можно и умирать.

Сердце стало сдавать. В 1998 году лег в больницу, так как завезли новое лекарство. Близкие часто звонили и навещали Михаила Ивановича. 18 июня жена Ирина Анатольевна Суворова принесла апельсины, а Валентина Яковлевна – сливы. Ему ничего не хотелось.

– Забирайте ваши сливы и апельсины.

«Девушки» съели сливы, Ирина Анатольевна пошла выбрасывать косточки от них, а Михаил Иванович обратился к Валентине Яковлевне:

– Я скоро умру. Я все в своей жизни сделал. Вот подержу в руках золотую медаль внука и могу умирать.

– Ну что ты говоришь! Мишеньке еще в университет поступать… У твоей Ирины в ноябре круглая дата…

– Это все будет после меня…

Вернулась Ирина Анатольевна.

– Девки, я ночью сочинил три стиха. Запишите.

– Такая жарища. Давай завтра.

– Хорошо бы сегодня. Ну да ладно, идите.

Коллеги Суворова пошли на остановку, стали есть апельсины, бросаться корками, как расшалившиеся дети, хохотать. Истерический смех – не к добру. На следующий день Суворов позвонил жене:

– Ночью был непонятный приступ… Я хочу виноград.

– Сегодня у твоего внука выпускной вечер. Я ведь его крестная. Он будет меня ждать.

– Хорошо, потом придешь.

Навестить своего директора пришла учительница Елена Николаевна. Она принесла виноград и стала разворачивать сверток.

– Лена, прекрати шуршать, я умираю.

– Михаил Иванович, что у вас за песня «Умираю, умираю». Смените пластинку.

– Перестань шуршать, я ведь и вправду умираю, – повторил поэт, продолжая прохаживаться по палате. Затем подошел к койке, сел и повалился. Прибежали врачи, но спасти не смогли. Острый инфаркт…

Валентина Яковлевна купила семь огромных букетов для учителей внука. Поднимаясь по школьной лестнице с охапкой белых лилий, она встретила странную женщину:

– Горе-то у вас какое!

– Что вы говорите?! Через два часа Мишенька медаль получит.

– А я ведь не про маленького Мишу, а про старенького. Звонили из больницы. Он умер. Ищут вас или Ирину Анатольевну.

Валентина Яковлевна закричала…

Внук Миша волновался, выбегал на школьное крыльцо:

– Почему не идет бабушка Ира? Она же обещала!..

А по радио уже передали, что скоропостижно скончался поэт, заслуженный учитель, директор школы слепых, где он отработал ровно сорок лет. Внук не знал о случившемся, но настроение у него было тягостное. Утром пошел узнать, почему не пришла бабушка Ира. Войдя в прихожую, увидел завешенное зеркало. Все понял, лег на дедову кровать и пролежал молча сутки.

22 июня в школе слепых должен был состояться выпускной вечер. Его не было. Хоронили директора. Народ шел и шел. Незрячим хотелось быть причастными хотя бы к звукам всеобщего горя – услышать, как падают комья земли в могилу любимого учителя.

Поэзия, поэзия,

Судьба твоя такая:

То всю тебя – под лезвие,

То вновь тебя ласкают.