Вера ГЛАГОЛЕВА: Нас приучали не помнить правду

Вера Глаголева впервые снялась в кино сразу после окончания школы, в 1974 году. Случайно зайдя на «Мосфильм», она была замечена одним из членов съемочной группы картины «На край света». «Это была картина, которую делал Родион Нахапетов по сценарию Виктора Розова, – вспоминает Глаголева. – Картина мне очень дорога не только потому, что это был мой дебют. Это была возможность работать рядом с замечательными актерами – Владимиром Зельдиным, Борисом Андреевым, Петром Глебовым».Актер и режиссер Родион Нахапетов был на 12 лет старше юной Веры Глаголевой. Вскоре она вышла замуж за него. Вместе они работали над фильмами «Враги», «Не стреляйте в белых лебедей», «О тебе».

С годами Глаголева почти не изменилась. Все такая же с виду юная, хрупкая, романтическая. Воплотив в десятках ролей тип женщины-подростка, она, однако же, не застыла в одном измерении, не стала типажной актрисой. Тип женщины-подростка, женщины-ребенка олицетворяла собой и Одри Хепберн, за что доставались ей роли золушек, принцесс, ветреных барышень. А Глаголева при той же внешности умудрилась сыграть драматические роли, в каких-то из них явив за внешней хрупкостью скрытую внутреннюю силу, за беспечной веселостью – душевный надлом. Слава богу, находились режиссеры (и какие – Эфрос, Мельников, Аранович, Таланкин!), умевшие обнаружить в ней новые краски. С некоторых пор Глаголева и сама занимается режиссурой. В ее активе фильмы «Сломанный свет», «Заказ», «Чертово колесо», «Одна война».- У вас благополучная актерская карьера. Вы много снимались, были разнообразно востребованы, а в 1990 году вдруг занялись режиссурой. С чего вдруг?- Это произошло отчасти случайно. Мне в руки попал очень хороший сценарий Светланы Грудович. Это автобиографическая история про то, как актеры после развала Союза не могут найти работу. Все это я наблюдала в жизни, знала во всех деталях. Нашлись люди, которые согласились вложить средства в этот проект. Мне предложили осуществить его в качестве режиссера. Я согласилась. Согласилась не от того, что находилась в актерском простое – наоборот, у меня тогда в кино было много работы, – а просто потому, что захотелось попробовать себя в режиссуре.- У вас же не было режиссерских навыков. Как вы рискнули?- Навыки нарабатывались на съемочной площадке. Я снималась у хороших режиссеров – Нахапетова, Эфроса, Арановича, Мельникова, Худякова… И видела, как они работают. Это стало для меня школой. Поэтому я без особого страха приступила к съемкам своей картины. Я опиралась на интуицию. Я вообще человек интуитивный, а все, что касается режиссуры, – это абсолютная интуиция, и какие-то вещи тут происходят необъяснимо. Например, в картине «Сломанный свет» есть сцена, над которой мы долго мучились, не зная, как ее снять. И вдруг мне приснился сон. В нем я увидела, как именно надо снимать эту сцену. Наутро сказала оператору: «Мы должны снять эту сцену так-то и так-то». Он говорит: «Мы не можем так снять, это не получится технически». Я говорю: «Мы обязаны снять именно так, как мне приснилось». И сняли.- Вы на площадке жесткий человек?- Да, конечно. Я должна добиться того, что мне нужно. Я это делаю, и делаю любыми способами.- Что значит – любыми? Вы прибегаете к провокации? Можете нарочно оскорбить, унизить актера, чтобы взыграло его самолюбие и он выдал то, что вам требуется?- Лариса Гузеева однажды рассказала зрителям, как я с ней обошлась на съемках одного эпизода. Снимаем сцену прощания героини – и не идет. Требуется не рыдание, а скрытая эмоция. Но не идет, и все. И тогда я начинаю какие-то нехорошие вещи говорить. Примерно то же самое было на съемках «Одной войны», когда мы репетировали с Михаилом Хмуровым. Потом при всей группе я перед ним извинилась.- Вы по натуре лидер?- О себе трудно говорить: «Я лидер». В то же время я не люблю подчиняться. Когда я работаю как актриса и вижу, что режиссер предлагает интересное прочтение роли, я ему беспрекословно подчиняюсь.- А когда выходите из подчинения?- Если я вижу, что режиссер в некоторой растерянности, то предлагаю сама. А вообще я считаю, что режиссер – хозяин на площадке. Спорить с ним можно, но тогда ты обязан его убедить, что твое решение эпизода или всей роли лучшее.- Я слышал, вы готовитесь к новой работе, хотите экранизировать что-то из русской классики. Что именно?- Я хочу экранизировать «Месяц в деревне» Тургенева. Забавное совпадение – в картине «Искренне ваш» моя героиня, актриса, мечтает сыграть в этой пьесе Наталью Петровну.- Анатолий Эфрос, когда ставил «Месяц в деревне», вам в этой пьесе какую роль предлагал?- Он предлагал мне Верочку. А Наталью Петровну в его спектакле прекрасно сыграла Ольга Яковлева.- Не понимаю, почему вы не стали работать с Эфросом. Выдающийся режиссер дает вам роль в своем спектакле, больше того, предлагает войти в труппу Театра на Малой Бронной, а вы отказываетесь. Жалеете теперь?- Жалею. Но тогда я не представляла себя театральной актрисой. Я была просто активным зрителем, и все.- До того как Эфрос позвал вас в свой спектакль, вы снялись у него в фильме «В четверг и больше никогда» по прозе Андрея Битова. Вашими партнерами там были Смоктуновский, Даль, Добржанская… Как вам работалось в этой блистательной компании?- Это было счастье – работать с таким режиссером, такими актерами. Еще до встречи с Анатолием Васильевичем на съемочной площадке я прочитала его книгу «Репетиция – любовь моя». В ней потрясающе точно и тонко передана сущность актерского мастерства. Из книги понятно, почему Эфрос так много времени уделяет репетициям. И я была поражена тем, что на съемках картины почти ничего не репетировалось. Анатолий Васильевич предоставил актерам полную свободу. Смоктуновский просто купался в роли. Он играл чудаковатого старика, склонного к дурачеству, шутовству, но, когда у его героя умирает жена, становится видна вся полнота переживаемой им драмы. Замечательно вела свою роль Любовь Добржанская.- А Даль?- Он переживал тогда сложный период. Потом, когда Олега Ивановича не стало, я прочитала его дневники. Оказалось, этот серьезный, глубокий, талантливый человек был подвержен мучительным сомнениям. Он очень трепетно относился к актерской профессии. У него были и режиссерские амбиции. В общем, я пожалела, что эти дневники прочитала позже, чем познакомилась с Далем.- Фильм «В четверг и больше никогда» почему-то не хотели выпускать на экран, хотя в нем не было ничего, что могло бы насторожить киноначальников.- Картину очень хорошо приняли в Доме кино. Но как раз в это время произошел скандал с бесцензурным альманахом «Метрополь», одним из создателей и авторов которого был Андрей Битов.- Так это из-за Битова?- Наверное. Картине присвоили третью категорию, что означало ограниченный прокат. Ее показывали преимущественно в домах культуры, куда съезжались машины с дипломатическими номерами. Слава богу, теперь этот фильм иногда показывают на канале «Культура». В нем есть магия. Это магия авторского кино.- Какова прокатная судьба у вашего фильма «Одна война»?- К сожалению, никакой. Кинотеатры не хотят брать серьезное кино. Хотя у этой картины более 30 наград. Она получила Гран-при в Софии, Казани и приз за режиссуру в Монте-Карло.- «Одна война» возмутила некоторых ветеранов: мол, зачем это надо – снимать кино о женщинах, которые родили от немецких оккупантов? Кто-то из людей старшего поколения считает, что такая правда нам не нужна.- Всюду, где мы показывали фильм, зрители, особенно старшего поколения, благодарили нас за то, что эта тема поднята. В подмосковной Балашихе мы устроили просмотр для ветеранов. Они пришли с орденами, для них были накрыты столы. Мы услышали в свой адрес немало добрых слов. Заслужить похвалу от людей, переживших войну, было особенно приятно. Сейчас и в литературе, и в кино появляются честные произведения о войне. И мой фильм в этом смысле отнюдь не является пионером. Картина, мне кажется, очень тактична. Мы никого не черним и никого не обеляем. Мы просто показываем, что было и такое.- Но как раз те, кто знаком с советской историей не по учебникам, будто отказываются доверять своей памяти и упорно твердят: «Не было такого!»- Если они признают эту правду, они будут вынуждены признать бессмысленность всей своей жизни. Это люди, рожденные в начале XX века. И судьба их выстраивалась так. Кто в Гражданскую не погиб, тот мог сгинуть в голодомор. Кто в голодомор уцелел, тот в 37-м имел все шансы быть расстрелянным или отправиться в лагеря. Кто избежал сталинских репрессий, тот мог погибнуть в Великую Отечественную. И получается, что наши отцы и деды не жили нормальной жизнью. Каждое десятилетие было отмечено какой-то трагедией. Вот поэтому кому-то из них не нужна правда о войне. Кроме того, нас приучали не помнить правду.- Вы смотрите современные фильмы о войне?- Когда я вижу на экране румяных пухленьких солдат в новеньких гимнастерках с белыми подворотничками, сытые лица, современные стрижки, маникюр, мини-юбочки у медсестер, это раздражает. А батальные сцены напоминают компьютерные игры. Ты никому не сочувствуешь, только думаешь: попадет – не попадет.- «Одна война» прошла во многих странах. Зрительская реакция на фильм в Европе и в России одна и та же или есть разница?- И тут и там зрители сопереживают героям фильма. На фестивалях после просмотра бывали обсуждения. Так вот пожилые люди в Европе знают, что такое лагеря. Знают они и то, как в европейских странах наказывали женщин за связь с оккупантами – и наголо их стригли, и выгоняли из городов.- Вы работали с крупными режиссерами. Нет ощущения, что все лучшее позади, что счастье сниматься у выдающихся мастеров вам больше не выпадет?- Грустно об этом думать, но, наверное, это так. Потому что режиссеров такого уровня, как Эфрос, и актеров масштаба Смоктуновского у нас сейчас все меньше и меньше. Хороших артистов немало, но нет крупных личностей. Личностное, мне кажется, вообще уходит из актерской профессии. Время уже другое, и у этого времени свои ценности, иные, чем были когда-то. Кино все меньше понимается как творческая работа, все больше превращается в гигантскую фабрику по производству зрелищ. Появились картины в формате 3D – и что? Эти картины можно посмотреть один раз – для ознакомления с технологическими диковинками, но обращаться к ним опять и опять едва ли кто станет. Кинематограф становится все более развлекательным. Когда-то кино являлось для нас важнейшим из искусств. Теперь оно постепенно перестает быть искусством. Внутренний мир человека уже мало кого интересует. Только стрельба, только погони, только эффекты, эффекты и еще раз эффекты. Поэтому такие картины, как «Дорога перемен» Сэма Мендеса, волнуют душу. Простая камерная история о взаимоотношениях мужа и жены. Или, к примеру, свежий оскароносец «Король говорит!». Никаких спецэффектов, а фильм глубоко трогает. Потому что режиссер исследует человеческую природу. Слава богу, еще существуют фестивали, где такому искусству есть место.- Я не припомню у вас ни одной характерной роли. Вам не предлагали? Или вам это не интересно?- Пожалуй, была характерной моя роль в антрепризном спектакле «Леди и адмирал». Там Леонид Кулагин играет Нельсона, а я – его жену. Вот она как раз нервная, раздражительная. И хромая притом.- С удовольствием выходите на сцену?- Когда занимаешься режиссурой, ездишь с картиной по фестивалям, то думаешь: «Все, этого тебе вполне достаточно». Но когда попадаешь на сцену, когда слышишь зал, когда выходишь со своими друзьями-коллегами на поклоны, проникаешься мыслью: «Это мне тоже необходимо. Как же я без этого?»- Есть потребность в постоянной сценической практике?- В постоянной – нет.- Вы можете сказать про нынешнее время: «Это мое время»?- Нет-нет, оно не мое, абсолютно не мое.- А ваше время – это семидесятые?- Не думаю. Скорее, начало XX века. Это было время обретения смысла, другого отношения к жизни – более серьезного, более трепетного, нежели теперь.