Великое притворство, или Привет сородичам

Судьба родившегося сто лет назад (11 ноября 1922 года) Курта Воннегута сложилась на редкость удачно, хотя для фиаско имелось все необходимое: брошенная учеба, война, разочаровывающий брак и смерть каких-либо ориентиров. Человеку, сумевшему перейти через подобное, обычно прописывают курс шоковой терапии, но Воннегут обошелся антидепрессантами, дожил до восьмидесяти четырех лет и влюбил в свою прозу половину земного шара. Как такое возможно?

Писателем он стал благодаря мясу как в прямом, так и в куда более трагическом смысле. Бомбардировка Дрездена в феврале сорок пятого унесла множество жизней, но чудом не задела пленного американца, десятилетия спустя написавшего такие шедевры, как «Мать Тьма» и «Колыбель для кошки». Вместе с перепуганными сослуживцами он переждал бомбардировку в подвале, где хранились замороженные туши животных.

«Скотобойня номер 5», даровавшая название самому известному роману мастера, также оттуда, из военных лет, отпечатавшихся в памяти сплошной каруселью страха. Весь свой опыт и взгляд на мир, на время, лишь с виду протекающее линейно, Воннегут вынес именно из Второй мировой, осознав, с одной стороны, бессмысленность любых человеческих устремлений, а с другой – неимоверную ценность подобной бессмыслицы.

Его ранние вещи остроумны, задорны, но еще слишком наивны, хотя и читаются вза­хлеб. Воннегута трудно упрекнуть в самости, зацикленности на эксперименте, самолюбовании, его проза неизбывно думает о читателе, расположившемся по ту сторону текста. Предложения, сколоченные простым, безыскусным языком, сдобрены настолько живой, настолько магматической усмешкой, что не проникнуться ею попросту невозможно.

Безыскусность эта пришла к Воннегуту из журналистики, требовавшей единовременно остроты и воздушности. Сочетать несочетаемое удавалось, и в начале пятидесятых перо стало прозревать темы и идеи, которые позже прославят скромного американца на весь мир. Это, конечно, отчуждение сознания, расписанное до мельчайших подробностей, выверенное, выношенное сердцем, война, человеческий идиотизм и то, что условно зовется временем.

Больше, пожалуй, Воннегута ничего и не заботило.

Конечно, в его романах мы встретим и любовь, и страх, и ненависть, и обезоружива­ющую нежность, но все эти чувства будут подчинены ключевым темам, лейтмотивам.

Вот, к примеру, «Мать Тьма» (1961), одно из первых и наиболее удачных творений мастера. Перед нами разворачивается свиток отдельной судьбы – американского шпиона, настолько хорошо притворявшегося нацистом, что все, да и он сам, начисто поверили в фиктивное злодейство. Пользуясь языком стула и электрической лампочки, Воннегут, однако, умудряется вытянуть из простейшего слога чуткость, которую бы иной Теккерей расписывал страниц двадцать-тридцать.

Стремительная исповедь Говарда У.Кэмп­бел­ла-младшего не только заставляет нас прожить историю ХХ века в пределах каких-то двухсот страниц, но и понять, всей душой прочувствовать отвращение, которое испытывает автор не столько к самому себе, не столько к плоду своей фантазии, сколько к человечеству в целом.

Проблема раз за разом возникающих войн, катастроф, убийств, издевательств, по мнению Воннегута, заключается в неспособности человечества взглянуть на себя без притворства. Зеркало истории грязно, жирно, залеплено множеством бессмысленных наклеек, и человечеству достаточно скупого отражения, наблюдаемого в стекле, нежели полного, ясного, но ужасающего зрелища правды.

Все потому, что мы слабы и пугливы.

Герои Воннегута (за редким исключением) потеряны, дезориентированы, смущены вниманием окружающего их пространства, будь то Билли Пилигрим, блуждающий по времени, как по комнате смеха, доктор Уилбур Свейн, навеки спаянный с духом любимой сестры, или филантроп Розоутер, по своему безумию идеально соответствующий новой «нормальности» XX века, все они обременены историей, деформированы ее диктатом.

Не случайно проза Воннегута обрела культовую славу именно в СССР, там, где воздух распределялся по инструкции, особенно не хватало порывов свежего, шквалистого, сумасшедшего ветра. И не стоит верить анекдотам Сергея Довлатова о том, что великий Воннегут – это Воннегут, переведенный на русский Ритой Райт-Ковалевой, что Воннегут оригинальный ему в подметки не годится, это полная чепуха.

Только сейчас, наверное, мы способны оценить его наследие по-настоящему, без дураков, и взглянуть на себя исподлобья, да и как ярче описать ужасы человеческого бытия, если не этими авантюрными сюжетами, будоражащими сознание гипотезами, легкими, как детский аттракцион, словами? Курт Воннегут знал цену смеху в темные для истории часы и смог передать свое знание многим поколениям. Правда, те по-прежнему допускают войны и не умеют мириться, а потому, быть может, стоит лишний раз перечитать классические истории о времени, смерти и любви, лишь отдаленно кажущиеся фантастикой.