Великий прагматизм великих идеалистов. Предъюбилейные заметки

​Если бы Коменский, Ушинский, Макаренко, Сухомлинский творили в наши дни, то не попали в ряды классиков, потому что не знали таких слов, как «образовательный стандарт», «метапредмет», «компетенция», «модератор».

Они занимались «кондовой» учительской педагогикой и ориентировались на такие старинные слова, как «личный труд», «достоинство личности», «нравственность», «самосознание», «твердый характер», «счастье», – те сокровенные понятия, через которые на самом деле протекает река всей человеческой истории в ее вечных переходящих модусах – прошедшего, настоящего, будущего. Если, конечно, на эту историю мы смотрим не через кривую призму исключительно экономики, политики, географии, искусствоведения, а вглядываемся в истоки родовой сущности человека. Люди, которых я назвал, творили и созидали в исключительно сложных исторических и личных обстоятельствах. Их никак нельзя назвать идеалистами – в высоких идеях они умели видеть конкретный жизненный прагматизм, связанный, как мне представляется, с самосохранением человеком самого себя, его самостояньем. Какая ценность может быть выше? Особенно в современном обществе, которое, по терминологии Карла Поппера, мы красиво называем открытым обществом и в котором человек часто становится разменной монетой в игре различных сил. Его родовая сущность и главное предназначение дробятся: то он нужен как избиратель, то как налогоплательщик, то как покупатель, то как наемный работник, то как зритель пошленьких телевизионных шоу… Везде он нужен – для чего-то и кому-то. Кто спрашивает, что нужно ему? Мне кажется, это есть корневая гуманитарная проблемы современного общества. Если отчуждение человека от общества достигнет предела, то конец света будет связан с этим явлением, а не с парадом планет. Социальных катастроф в истории общества было гораздо больше, чем природных, их суммарные последствия гораздо губительнее. «Кондовая» педагогика предупреждает именно об этом, становясь своеобразной гуманитарной реакцией, ответом. Коменский в Чехии: Тридцатилетняя война в Европе, полная деградация чешской нации. Ушинский: шок в России после поражения в Крымской войне, эпоха первоначального накопления капитала – дикого капитализма. Макаренко: Гражданская война. Сухомлинский: Вторая мировая война.Великие педагогические идеи, глубокие педагогические концепции и системы рождались крутыми эпохами, когда разламывались, будто поленья на щепки, человеческие судьбы и цена человеческой личности осязаемо и наглядно опускалась ниже плинтуса. Устаревают ли они? Если рассматривать путь из прошлого в будущее линейно, как восхождение от низшего к высшему, то формально, да, устаревают. Производительные силы растут. Политические системы усложняются. Продолжительность жизни увеличивается. Благосостояние поднимается. Человеку остается только удачно вписаться в эти тенденции. Оседлать их и добиться успеха. Должна подстроиться под новую жизнь и педагогика. Между тем очевидно, что однобокая ориентация в деле воспитания на успех деформирует личность, создает для нее риски неустойчивости именно в жизненных обстоятельствах.А что, если общество, его история и будущее развиваются совсем по-другому? Не линейно, а по человеческим судьбам в каждом поколении. Как заметил мудрый человек, в каталоге истории каждому поколению приходится вытаскивать свою карточку испытаний. И каждый человек берет свою ношу жизненных испытаний вне прямой зависимости от экономики, политики. Есть у человеческой жизни иное измерение, вне времени и пространства, чисто человеческое, глубоко сокрытое, только прозорливые мудрые умы способны нам об этом рассказать.Стало ли таким сокровенным понятие «стандарт учителя»? При любых переменах фигура учителя, бесспорно, ключевая. Говоря языком социального анализа, учитель – социальная опора перемен. Чтобы перемены состоялись, социальная опора должна увидеть в них свою перспективу, интерес. Игнорирование этого будет копить напряжение, чреватое конфликтами. Сами изменения не приобретут устойчивого характера и при смене административных декораций дадут обратный ход. Таким образом, ключевой вопрос – создание новых условий для заинтересованной педагогической деятельности, а не ее стандартизация. Кстати говоря, если под стандартом иметь в виду некоторый универсальный объем функций или видов деятельности, то большой проблемы нет, так как деятельность учителя всегда была объектом пристального анализа. Учет новых реалий, формулирование дополнительных требований скорее надстройка над стандартом, вариант его направленности. Однако, кажется, сначала выдумывают броский термин, потом начинается идейная борьба вокруг его смысловой начинки. То же можно сказать о компетенциях: если возвести это понятие к родовым терминам, то мы неизбежно придем к известному – системе разноуровневых по степени обобщения знаний, умений, навыков, способов и видов деятельности и анализа, опыта эмоциональных и творческих отношений и ценностей. Что будет в бою с солдатом, подготовленным на основе компетентностного подхода? Какая польза от аналогично обученного санитара? Кажется, возвращается время Булгакова и Платонова, с мыслями-булыжниками и квадратными поступками героев…«…Пухов пошел на комиссию, которая якобы проверяла знания специалистов.Его спросили, из чего делается пар.- Какой пар? – схитрил Пухов. – Простой или перегретый?- Вообще… пар! – сказал экзаменующий начальник.- Из воды и огня! – отрубил Пухов.- Так! – подтвердил экзаменатор. – Что такое комета?- Бродящая звезда! – объяснил Пухов.- Верно! А скажите, когда и зачем было восемнадцатое брюмера? – перешел на политграмоту экзаменатор.- По календарю Брюса тысяча девятьсот двадцать восьмого года восемнадцатого октября – за неделю до Великой Октябрьской революции, освободившей пролетариат всего мира и все разукрашенные народы! – не растерялся Пухов, читавший что попало…- Что такое лошадиная сила?- Лошадь, которая действует вместо машины.- А почему она действует вместо машины?- Потому, что у нас страна с отсталой техникой – корягой пашут, ногтем жнут!..- Любите ли вы, товарищ Пухов, пролетариат в целом и согласны за него жизнь положить?- Люблю, товарищ комиссар, – ответил Пухов, чтобы выдержать экзамен, – и кровь лить согласен, только чтобы не зря и не дуриком!- Это ясно! – сказал экзаменатор и назначил его в порт монтером…»Хотя и похоже, но это не школьный тест или тест на профпригодность, а фрагмент из повести Андрея Платонова «Сокровенный человек». Между тем за внешне комической ситуацией стоит смена кода человеческой повседневности, собственно говоря, кода жизни. Это и выявляет классик. Не происходит ли такое и у нас? Не направлен ли разговор о стандарте учителя на смену традиционного образа и стиля учителя?Цитирую современный программный документ: «Первая по актуальности задача: модернизация социального государства в России. История не знает примеров демонтажа социальных государств, и экспериментировать мы не будем. Необходимо «расшивать» узкие места – причем в совершенно новой ситуации бюджетного дефицита. Все остальные слагаемые модернизации прямо зависят от успеха или неуспеха этой задачи… Мы обязаны рассматривать реакции социальных групп на те или иные решения, их социальные последствия. Например, очевидно, что реформа школы не может не наступать на интересы существующего корпуса учителей. Общество не сумеет обновить школу, оставляя неприкосновенными эти сложившиеся интересы. Мы в каждом случае должны четко определить, на чьи интересы мы предлагаем наступить в том или ином сценарии… Пожелаем нам успеха!»Не знаю, как вы, я почувствовал себя на собрании домкома, где принимали решение об уплотнении профессора Преображенского. Вспоминаю отчаяние Макаренко в «Педагогической поэме» в отношении педагогической науки: «Сколько тысяч лет она существует! Какие имена, какие блестящие мысли: Песталоцци, Наторп, Блонский! Сколько книг, сколько бумаги, сколько славы! А в то же время пустое место, ничего нет, с одним хулиганом нельзя управиться, нет ни метода, ни инструмента, ни логики, просто ничего нет. Какое-то шарлатанство!»Хочу ошибиться в своем диагнозе: взламывается традиционная национальная педагогическая культура, в которой идеал учителя связан с сокровенными глубинами, со становлением основ человеческой личности. Вместо него бюрократически культивируется учитель-граммофон, по выражению Генри Форда, чеховский канцелярский человек в футляре.В 1927 году вышла книга Моисея Рубинштейна «Проблема учителя» с тонкими наблюдениями над сущностью профессии учителя: «Прежде всего крайне необходимо, срочно необходимо устранить колоссальную перегруженность учителя, так как она не только несет с собой истощение и упадок, но и уничтожает возможность учиться и работать над собой, без чего педагогу нельзя быть». Условия для самообразования, для работы над собой Рубинштейн считал важнейшими для человеческого и профессионального самосохранения учителя. И тогда, и сейчас корневая проблема профессии лежит, на мой взгляд, в этой плоскости. Кратко обозначу самонужнейшие (читай: стандартные, очевидно необходимые), как говаривали в старину, ценности, которые, на мой взгляд, могут служить профессиональными и человеческими ориентирами при организации педагогического поиска и творчества. В таком поиске учитель реализуется и развивается сам и одновременно наполняет содержание образования жизненными отношениями, жизненным смыслом. Это:- жизненный путь человека, острые и переломные моменты прошедшей и будущей жизни – отправная точка для образовательного процесса, проектирования педагогом образовательных ситуаций. Не вообще жизнь (которая научит), а биография и судьба. Жизненную ситуацию и отношения, проигранные с учителем, человек встретит с готовым способом ее анализа и действий в ней: поиск, использование в самой детской жизни ситуаций, содержащих в себе зерно, структуру взрослых ситуаций, организация их педагогически целесообразного переживания и проживания;- анализ и воображение как специальные свойства личности педагога: жизненный путь надо представить себе, как художник, во всем его богатстве и суметь вычленить в нем ключевые моменты;- жизненный опыт как объект анализа и развития: вызвать переживание, глубокие чувства в моделируемых и организуемых ситуациях, через это обогащать опыт – то, что остается с человеком навсегда;- учитель как субъект и жизни, и профессии. Учебников и хрестоматий по вышеназванным вопросам не существует, все в руках учителя – исследователя и творца;- научная подготовка и творчество учителя; наука имеет проверенные интеллектуальные инструменты анализа;- классическое культурное наследие (прежде всего литература) как источник педагогических идей и жизненных ситуаций, мерило их анализа, «педагогический дирижабль», тянущий на высоту, с которой все видно про человека; изучение «человека во всех отношениях» – предмет всего гуманитарного знания;- педагогическая классика как критерий истинности образовательных программ и проектов. За то время, пока мы проектируем «сколковские школы», в колонии Макаренко научились делать первые фотоаппараты. Выполняя вместе с учителями различные проекты, мы ориентируемся на эти ценности.2013 год – год 95-летия Василия Сухомлинского, 125-летия Антона Макаренко, 190-летия Константина Ушинского. Это повод вернуться к их текстам, соотнести собственный опыт с опытом «великих творцов человеческого знания». В 2012 году мы с учителями развернули достаточно крупный международный проект, посвященный 420-летию Яна Амоса Коменского, а в 2017 году 425-летие Коменского будет отмечаться уже на уровне ЮНЕСКО. Не будем гостями на этом торжестве Просвещения!«Все течет, все изменяется», – утверждал древнегреческий философ. Но верно ли обратное: течет ли все, что изменяется? Всегда ли изменения означают именно развитие? Про современный мир говорят, что он динамичен, изменчив. Но как разглядеть ведущий вектор его изменений, раскрыть подспудные тенденции? Как отвечает им сфера образования, как готовит человека к миру будущего? Как объекта изменений и чьей-то манипуляции или как их субъекта, делателя собственной судьбы?Николай Пирогов в «Вопросах жизни» писал: «Я нисколько не скандализируюсь происхождением человека от обезьяны; тем более чести уму какого бы то ни было существа, если оно сумело выйти, хотя и случайно, в люди. Для меня, однако же, не менее вероятен и обратный переход человека в обезьяну, совершающийся почти на наших глазах».В XVII веке Коменский предсказал синергетическую картину мира ХХ в., только сделал это в виде замечательной детской считалочки:В мире все коловращенье, посредине лишь спасенье.Посредине, кто не сел, – закрутился и слетел.Классическая педагогика – педагогика динамического равновесия личности, ее устойчивости и адаптивности в любых социальных и личных ситуациях, и компетенция, и метапредмет, и образовательный стандарт в одном флаконе. Мудрость идет впереди науки, наука без мудрости рискует превратиться в схоластику.Сергей ПИМЧЕВ, кандидат педагогических наук, ведущий научный сотрудник, профессор Московского института открытого образования