Великая княгиня русской поэзии. 23 июня исполняется 125 лет со дня рождения Анны Ахматовой

В автобиографии Анны Ахматовой читаем: «Я не переставала писать стихи. Для меня в них – связь моя со временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных». Этими словами она словно давала отпор тем критикам, что в середине прошлого века держали нос по ветру, приписывая Анне Андреевне узость тематики, уход в личные переживания, несовременность поэтической позиции и много что еще. А она одной-двумя строфами опрокидывала все наветы, ибо это была истинная и высокая поэзия, даже если речь шла о самом сокровенном.

Она родилась под фамилией Горенко в 1889 году под Одессой, детство провела в Царском Селе, где все дышало Пушкиным и тайной, где навсегда для нее переплелись совершенство рукотворной природы и поэзия. Там же училась в женской гимназии, а после – на юриста в Киеве, к чему быстро охладела. К тому же образ Царского Села и связанного с ним Пушкина не покидал ее никогда:Кто знает, что такое слава!Какой ценой купил он право,Возможность или благодатьНад всем так мудро и лукавоШутить, таинственно молчатьИ ногу ножкой называть?..В 1911 году она едет в Европу, становится свидетельницей первого триумфа русского балета, потом – Италия, роскошные собрания живописи и архитектуры… Все это было мощным толчком к творчеству, и в следующем году выходит ее первый сборник «Вечер», а год спустя – «Четки». И если незадолго до этого Николай Гумилев, ее муж, лидер нового литературного течения «акмеизм», советовал ей вместо стихов заняться танцами, то после выхода книги отметил, что в ней «…так просто сказано так много», а Осип Мандельштам провидчески предсказал: «Ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России». Молодую Ахматову сравнивали с древнегреческой певицей любви Сапфо, а позднее она была дружно поставлена критиками в ряд самых больших русских поэтов. Выход каждой книги становился событием. Корней Чуковский вспоминал, что ее стихи заучивали, переписывали в альбомы, ими то и дело объяснялись влюбленные.Все, кто знал Анну Андреевну лично, отмечали не только внешнюю ее, но и внутреннюю величавость, называли царственной. Однако в кругу немногих, по-настоящему близких людей она была проста и безыскусна. А как большой поэт быстро освободилась от влияния литературных школ. Это понял и Маяковский, который знал ее стихи наизусть и читал своим возлюбленным. Но когда накалилась литературная полемика, он неожиданно для многих стал отзываться о ее поэтическом даре с усмешкой. И власть от нее отвернулась. Многие не выдержали подобных испытаний или не захотели их дожидаться: Бунин, Бальмонт и другие, покинувшие Родину до «лучших времен». А вот что говорит по этому поводу Анна Андреевна:Мне голос был. Он звал утешно,Он говорил: «Иди сюда,Оставь свой край глухой и грешный,Оставь Россию навсегда…»…Но равнодушно и спокойноРуками я замкнула слух,Чтоб этой речью недостойнойНе осквернился скорбный дух.Художник Юрий Анненков вспоминал, что «наиболее характерным выражением лица» Ахматовой была грусть: «Даже когда она улыбалась. И эта чарующая грусть делала ее лицо особенно красивым. Всякий раз, когда я видел ее, слушал ее чтение или разговаривал с нею, я не мог оторваться от ее лица: глаза, губы, вся ее стройность были тоже символом поэзии». Он же в своих воспоминаниях рассказывает о большом взаимном уважении и духовной близости Ахматовой и Блока.А жизнь продолжала испытывать ее. В 1921-м по сфабрикованному обвинению приговорен и расстрелян Николай Гумилев.Слепой и жестокий каток диктаторского отношения к культуре уже после войны не миновал и Анну Андреевну: ее поэзия запрещена к печати, а сама она исключена из Союза писателей СССР как представитель «безыдейного литературного болота». Верность себе и своему искусству в те годы расценивалась как преступление против страны. Однако неведомыми путями ее поэзия достигает людских сердец, пробивается к свету сквозь хулу и опалу.Поэт Давид Самойлов вспоминал: «Я увидел на эстраде пожилую уже женщину, с седыми волосами, забранными в пучок, в темном платье с белой шалью, наброшенной на плечи, с какой-то необычайно важной «выходкой» и особенными жестами. Она читала неторопливо, низким голосом, напевно и внятно, читала величественно и с какой-то особой ответственностью за каждое произнесенное слово».Ее приветствовали долгой овацией. Весь зал встал.Потом передавали, будто Сталин, узнавший об этом, спросил:- Кто организовал вставание?..И вскоре началась настоящая травля Ахматовой в печати, которая могла закончиться, по «привычке» тех времен, «гибелью всерьез». Слава богу, этого не случилось. А спустя десятилетие, в годы оттепели, к Анне Андреевне подступила новая волна ее истинной славы: литературная премия, врученная в Италии, и присвоение звания почетного доктора Оксфордского университета…Вот что рассказывает Ганс Вернер Рихтер, немецкий писатель и журналист, приглашенный в Италию на вручение премии.«Анна Ахматова здесь, – услышал я, вернувшись в отель после прогулки на пятый день безделья. Это было в пятницу, в двенадцать часов дня, когда солнце стояло в зените….Да, здесь сидела сама Россия – посреди сицилийско-доминиканского монастырского сада. Россия восседала в белом лакированном садовом кресле, на фоне мощных колонн монастырской галереи. Великая княгиня поэзии (придворная дама на почтительном от нее расстоянии) давала аудиенцию поэтам в собственном дворце. Перед нею стояли поэты всех стран Европы – с Запада и с Востока – малые, мельчайшие и великие, молодые и старые, консерваторы, либералы, коммунисты, социалисты; они стояли, построившись в длинную очередь, которая тянулась вдоль галереи, и подходили, чтобы поцеловать руку Анны Ахматовой. Я присоединился к ним. Она сидела, протягивала руку, каждый подходил, кланялся, встречал милостивый кивок, и многие – я видел – отходили, ярко раскрасневшись; каждый совершал эту церемонию в манере своей страны: итальянцы – обаятельно, испанцы – величественно, болгары – набожно, англичане – спокойно, и только русские знали ту манеру, которую ожидала Ахматова. Они стояли перед своей царицей, они преклоняли колена и целовали землю. Нет, этого, разумеется, они не совершали, но выглядело это именно так или могло быть так. Целуя руку Анны Ахматовой, они словно целовали землю России, традицию своей истории и величие своей литературы….Она читала по-русски голосом, который напоминал о далекой грозе, причем нельзя было понять, удаляется ли эта гроза или только еще приближается. Ее томный, рокочущий голос не допускал высоких нот… Едва она кончила, поднялась буря оваций, хотя, не считая нескольких русских, никто не понимал ни слова; …взволнованно рукоплескали все; аплодисменты не умолкали долго».Анна Андреевна умерла, по иронии судьбы, в тот же день, что и Сталин, – 5 марта. Только это был уже 1966 год, когда она была признана и на Родине, когда увидели свет большинство ее произведений и был на подходе знаменитый «Реквием», сохраненный в памяти всего нескольких человек, – о страшных годах репрессий. И все-таки любовь к России оказалась ее самой главной и верной любовью:Дай мне горькие годы недуга,Задыханья, бессонницу, жар,Отыми и ребенка, и друга,И таинственный песенный дар -Так молюсь за Твоей литургиейПосле стольких томительных дней,Чтобы туча над темной РоссиейСтала облаком в славе лучей.Царица русской поэзии похоронена под Санкт-Петербургом в близком ее сердцу местечке Комарово, где она подолгу и жила, и творила. На скромной могиле всегда лежат живые цветы – знак любви и искреннего поклонения перед талантом и драматической судьбой этой мудрой, мужественной и необыкновенно талантливой женщины, оставившей нам свое главное завещание:Мы знаем, что ныне лежит на весахИ что совершается ныне.Час мужества пробил на наших часах,И мужество нас не покинет.Не страшно под пулями мертвыми лечь,Не горько остаться без крова,И мы сохраним тебя, русская речь,Великое русское слово.Свободным и чистым тебя пронесем,И внукам дадим, и от плена спасемНавеки!