Вечер на хуторе близ Диканьки. Уезжать не хотелось

Ночью я вышел во двор и увидел застрявший в ветках сухой вербы багровый шар луны. На хуторе было тихо. В чуть поредевшей, однако по-прежнему жаркой и липкой темноте лишь угадывались очертания белобоких хаток под толстыми соломенными кровлями, плетней, возов, печей. Вдруг краем глаза я приметил какое-то странное шевеление возле печной трубы, возвышающейся над крышей одной из хат. Присмотрелся и… «Между тем чорт крался потихоньку к месяцу и уже протянул было руку схватить его; но вдруг отдернул ее назад, как бы обжегшись, пососал пальцы, заболтал ногою и забежал с другой стороны, и снова отскочил и отдернул руку». Впрочем, мне не нужно было вспоминать эти строки из «Ночи перед Рождеством», чтобы убедиться в реальности самого настоящего черта на крыше. Его черная скрюченная фигурка с рожками и хвостом была у меня перед глазами. Поначалу со сна меня вроде бы даже зазнобило, однако быстро все стало на свои места: именно за этим дивом я и приехал на этот хутор близ Диканьки…

В поисках Гоголя-романтика, той казацкой старины, украинской народной жизни, из которых писатель черпал и сюжеты, и вдохновение, я объехал всю Полтавщину. И так получилось, что путь мой совпал с «официально» (об этом гласили указатели) утвержденным для туристов гоголевским маршрутом. Начался он с Миргорода. Вернее даже, с небольшого дорожного приключения. Вдруг разболелся зуб. И уже не о Гоголе думалось, а о том, как избавиться от этой болячки. С огромным облегчением я лишился зуба на пятом этаже местной стоматологической поликлиники. После операции хирург (я ему сразу сообщил о цели моего путешествия) подвел меня к окну и указал на пруд посреди площади.

– Это и есть знаменитая миргородская лужа. Почему-то все ее именно отсюда фотографируют…

Восходы и закаты, дубравы и поля, перелески и балки, речушки и проселки – все (по крайней мере очень многое) в природе Полтавщины, как и сто, и двести лет назад. Я катил на велосипеде по знойным полтавским протяжениям и, как молитву, на разные лады повторял гоголевское: «Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии!». Я отправился на Полтавщину в надежде найти тот сказочный тихий хутор, в котором (пусть даже с помощью воображения!) ожила бы гоголевская старина. Увы, от нее в полтавских селах почти ничего не осталось. Разве что вареники и борщи. Желудок ими я потешил, а вот любопытство так и не смог насытить. К юбилею Гоголя полтавчане, правда, постарались. Бюсты и памятники писателю расставлены по всему гоголевскому маршруту от Миргорода до Диканьки. Особенно впечатляет монумент на площади перед вокзалом в Миргороде. Знаменитая гоголевская лужа в центре Миргорода превратилась в обрамленный парапетом пруд, вокруг которого расположились приятно узнаваемые гоголевские герои. В Сорочинцах, где появился на свет великий писатель, вовсю готовятся к ставшей традиционной здесь августовской «Сорочинской ярмарке», театрально-торговое действо которой собирает до полумиллиона гостей со всех волостей. В Сорочинцах мне посчастливилось побывать на празднике Ивана Купалы. Сельские девчата в роскошных венках, пляски вокруг ночного костра, лодки-дощаники на берегу Псла, желтые кувшинки в заводях – память до сих пор удерживает все детали того дивного дня. Побывал я и в гоголевском родовом поместье – селе Гоголево (бывшее Васильево). Здесь в 1979 году к 175-летию писателя был открыт музей-заповедник. Основная часть экспозиции расположена в родительском доме, внешний вид которого и интерьеры девяти комнат были тщательно восстановлены по многочисленным историческим документам. Показали мне и флигель, где останавливался Гоголь в последние годы жизни. Даже позволили (с многочисленными, правда, оговорками) постоять за конторкой, за которой творил писатель.

Однако все это было попутно, мимолетом, для пущей информационной важности. На всем протяжении полтавского гоголевского маршрута мысли мои непрестанно стремились к самой Диканьке и тому заветному хутору «близ Диканьки». Так получилось, что название это стало неким поэтическим символом не только всего сказочно-романтического литературного наследия Гоголя, но и «классической» Украины с ее казацко-былинным и патриархально-хуторским прошлым. Диканька (скорее всего, от «дикий») возникла в середине ХVII века, а в 1687 году согласно гетманскому универсалу передана во владения генеральному судье Кочубею. Во время Северной войны в селе накануне Полтавского сражения находился лагерь гетмана Ивана Мазепы, а в соседних Великих Будищах – Карла ХII. В 1780 году в Диканьке была построена изящная и эффектная Троицкая церковь. Та самая, в которой, по легенде, персонаж гоголевской повести «Ночь перед Рождеством» кузнец Вакула рисовал черта. В конце ХVIII века в Диканьке начато строительство самого грандиозного на Полтавщине дворцового комплекса. «И то сказать, что там дом почище какого-нибудь пасичникова куреня. А про сад и говорить нечего: в Петербурге вашем верно не сыщете такого», – так пасичник Рудый Панько охарактеризовал дворцовый ансамбль. В 1820 году его дополнили грандиозные Триуфальные ворота, построенные в честь посещения усадьбы Александром I. В годы Гражданской войны имение Кочубеев было разрушено.

Триумфальные ворота посреди картофельного поля возле Полтавской трассы выглядят весьма эффектно, однако как-то сиротливо и нереально. Нет в округе строений, равных им ни по величине, ни по красоте. Неподалеку от них, возле леса, правда, белеет Николаевская церковь с грандиозной двухэтажной колокольней, построенной тоже в виде ворот. Это все, что осталось от былой кочубеевской Диканьки. Усадьба Кочубеев размещалась в стороне от села. Как же оно выглядело во времена Гоголя? Об этом, увы, можно узнать лишь из картин в местном краеведческом музее.

– Я еще застал тут и хаты, и колодцы-журавли, и плетни, – вспоминал директор музея Василий Петрович Скорик. – Потом уехал в Харьков, там и молодость прошла, а когда вернулся в Диканьку, она уже была совсем другой.

Особая гордость Скорика (и, конечно, Диканьки!) – картинная галерея, в которой собрано около пятисот полотен. Так вот, значительная часть их посвящена Гоголю и его героям. В музее вам покажут старинный кованый сундук, при этом не преминут добавить, что он сработан руками самого кузнеца Вакулы. В городском саду стоит выполненный местным скульптором памятник писателю. Да, еще сокровища Кочубея. До сих пор по поселку рыскают кладоискатели разных мастей в надежде найти заветное подземелье, полное драгоценных каменьев и злата. Вот, пожалуй, и вся гоголевская Диканька.

– А вы на хутор поезжайте, – посоветовал Василий Петрович. – Там и хаты, и вареники, и даже черти…

– Какой еще хутор?

– Близ Диканьки, – усмехнулся директор. – Сейчас прямо мимо двух прудов, там наверху и стояло кочубеевское поместье, до Полтавской трассы добежишь, потом сразу налево мимо ворот, через три километра по левую руку и будет хутор Прони. Там все и увидшь…

Через час я уже подъезжал к хутору. Он располагался в низинке, и с Полтавской столбовой дороги его не было видно. Однако кое-что прояснилось, когда я разглядел плакат на обочине трассы, который указывал направление к историко-культурному комплексу «Вечера на хуторе близ Диканьки». Если б не сверкающие лаком машины на стоянке, я решил бы, что судьба сделала мне неслыханный подарок, чудесным образом переместив на диканьковский хуторок времен Гоголя. На траве перед большой хатой стояли возы, повозки, фуры. Казалось, их хозяева – торговцы, цыгане, селяне с дальних хуторов – распрягли коней и весело проводят время в шинке, откуда доносилась лихая музыка. Прислонив велосипед к плетню, опоясывающему хутор, я прошел во двор. Рыкнула и тут же завиляла хвостом выбежавшая из-за угла рыжая собачонка. Черный кот, примостившийся возле треснутой макитры, глянул на меня желтым глазом. Вдруг дверь шинка как бы сама собой отворилась, и оттуда вышел казак в расшитой сорочке, красных шароварах и смушковой шапке. Выхватив из ножен саблю, он помахал ею над головой и спросил:

– Нравится у нас? Заходите, будьте ласкави, пригостим на славу…

Хозяин гостеприимного хутора (перед гостями он выступает в роли пана Головы) Владимир Васильевич Удовиченко оказался удивительно веселым и словоохотливым собеседником. Он так и сыпал шутками, прибаутками, анекдотами. В украинскую старину, описанную Гоголем, он влюблен с детства.

– Веришь, мне этот хутор близ Диканьки даже сниться стал. В одном письме Гоголь описывает дорогу, по которой он через Диканьку добирался к себе в имение. Я прикинул маршрут и подумал, что писатель вполне мог останавливаться здесь, в Пронях. Сельцо небольшое, почти хутор. Тут диканьковцы пасеки свои держали. Наверняка среди старых баштанников выделялся какой-нибудь балакучий колоритный дед Пронь, который у Гоголя превратился в Рудого Панька. И разных чудес здесь хватало. Место хоть и при столбовой дороге, однако диковатое, при ставке, заваленном вербовыми корягами…

Весь свой хозяйственный опыт, всю свою энергию и предприимчивость вложил Удовиченко в создание этого хутора. Хаты под камышовыми кровлями, стены которых размалеваны сюжетами из гоголевских «Вечеров…», плетни, унизанные горшками, погреба и клуни, возы, кузня, большие казаны на треногах – все здесь из диканьковской старины, в то же время живое, в меру осовремененное, предназначенное для отдыха гостей и практического использования.

– Мы даже компот-узвар на печи готовим… А кулеш исключительно с костровым дымком… Про вареники молчу – вам их сейчас сама пани Солоха преподнесет…

Рано утром я покинул хутор, покинул Диканьку. Теперь я знаю, чего мне иногда вечерней порой будет остро не хватать.

Полтавская область, Украина