Василий ВАШКОВ. План воспитательной работы

– Но почему? Мы же эти деньги и не видим даже. Что, мы их себе берем? Это же для детей!

– Себе, не себе, детям, не детям, кого это волнует. Но помочь, конечно, надо. Вы заявление от имени матери заставьте девочку саму написать, и акт обследования нужен, от имени родительского комитета класса. Что, мол, посетили квартиру, семья социально не защищена, доход ниже прожиточного минимума, ну и в таком духе, а я ее со следующей четверти в приказ внесу.

– Что же, родители к ней домой пойдут? Они же не пойдут.

– Конечно, не пойдут, вот вы сами такой акт и напишите. А справку о зарплате все-таки хорошо бы приложить и копию свидетельства о разводе. Ну да ладно, авось пронесет, не оставлять же ребенка голодным.

Потом был опять урок, мелькнувшая перемена и снова урок. Пришли дежурные убирать класс, но так небрежно возили шваброй, что пришлось браться самой, показывать, как моют полы, заставлять протереть парты, полить цветы…. Под ложечкой давно сосало.

«Я ведь сегодня ничего не ела, – вспомнила Ольга Васильевна, – бутерброды утром Маше отдала. И какой это умник придумал запретить учителям в школьной столовой питаться? Детей мы бережем, а учителей?»

Не успели дежурные уйти, пришла родительница одного из учеников. Стала объяснять, какой у нее хороший сын, в пятом классе по математике у него всегда было «четыре» – «пять», а теперь, у Ирины Антоновны, одни тройки да двойки. Она никак не хотела понять, что ее мальчик уже давно не в пятом классе, что домашние задания он не делает. Наконец и она ушла.

«А план-то я так и не успела составить, – подумала Ольга Васильевна, – Опять будут ругать, говорить, что я не занимаюсь воспитательной работой. Нет, в самом деле, пойду, сама скажу Нине Максимовне. Что я в конце концов девчонка, что ли, от нее прятаться. Сегодня вечером дома сделаю и завтра сдам».

Она спустилась в завуческую, но там было закрыто, тогда она прошла в канцелярию и, заглянув туда, нос к носу столкнулась с директором.

– Ой, здравствуйте, Степан Григорьевич, – от неожиданности выпалила она.

– Здравствуйте, – директор по-доброму, чуть иронично, улыбнулся, – хотя, мы ведь с вами виделись сегодня, кажется, да и время уже такое, что пора не «здравствуйте», а «до свидания» говорить. Вы что-то хотели?

– Мне Нина Максимовна нужна.

– Она на совещание еще днем уехала, завтра будет. Может быть, я смогу помочь?

Он смотрел на нее с высоты своего роста все с той же доброй, ироничной улыбкой, и она, не выдержав, стала рассказывать все: как не сдала план воспитательной работы, как она никак не успевает его написать, но завтра утром она его обязательно принесет, хоть всю ночь будет сидеть, но напишет и принесет.

– Ну, что вы, голубушка, ночью спать надо, а не планы писать. У вас муж есть? Есть! Вот им и занимайтесь, а не планами. Всю ночь она план писать будет! Будь я вашим мужем, я бы вам показал ночью план.

Он продолжал улыбаться, и было не понятно, говорит он всерьез или шутит.

– Ладно, простите старика, если пошутил неудачно, – продолжал он, видимо, заметив что-то в ее лице. – Вот вам готовый план, – он полез в шкаф и через минуту вынул оттуда затрепанную тетрадку, – свой отдаю, кровный, цените. Он мне лет уже тридцать служит, только переписываю иногда да года меняю. Перепишите, откорректируете что нужно и вернуть не забудьте, а то, знаю я вас, девушек, глаза у вас завидущие, а руки – загребущие, – директор продолжал улыбаться. – Шучу, шучу, план сдадите в понедельник, не горит уже, Нине Максимовне я скажу. А сейчас домой пора. Идите, голубушка, идите, время ваше еще придет, насидитесь в школе. До свидания.

– До свидания Степан Григорьевич, – и Ольга Васильевна, с радостью ученицы, готовящейся получить «пару», но не получившей ее, выскочила из канцелярии и, прижимая к груди тетрадку, зацокала каблучками к своему кабинету одеваться.

«Домой, – думала она, – заберу Дашутку из садика и домой!»