Написал я слово «учитель», и невольно нахлынули воспоминания далекого-далекого прошлого. Наша не очень большая деревня среди лесов рыбинского Заволжья. Изба, тогда еще не осевшая прогнившими «подвальными» бревнами в землю. А почти напротив ее – на другом порядке – два деревянных, посеревших от времени казенных дома. На одном строгая вывеска: «Георгиевское волостное правление». На другом ласковая – «Народное училище».
Мы долго готовились к тому, чтобы из простых крестьянских мальчишек и девчонок стать школярами.
В урочный день наши матери, по-праздничному одетые, приводили нас в школу. Там мы, теряясь в толпе ребят из старших классов, старались угадать, кого за какую парту посадят, кто будет чьим товарищем.
Не мог я тогда предположить, что парта, за которую меня посадили, если бы она сохранилась, стала бы мемориальной, потому что за пять лет до меня за ней сидел Вася Блюхер из деревни Барщинки, который после Октября прославился как один из выдающихся военачальников Красной Армии и первых маршалов Советского Союза.
За три года моего школьного сидения (третий и четвертый классы я закончил за один учебный год) у меня были две учительницы и один учитель. Все они были добрые люди и хорошие педагоги.
Но решающее влияние на мою будущую судьбу оказал Иван Иванович Нагорный, который вел третий и четвертый классы.
Была у Ивана Ивановича какая-то, очевидно врожденная, способность все, что он рассказывал и пояснял на уроках, делать интересным для всей разношерстной ребятни класса. Оттого, очевидно, те зачатки отечественной истории, географии, родной литературы и математики и запомнились на всю жизнь, что получались в его рассказах такими интересными.
Школьной библиотеки у нас не было. Но из скромного фонда волостной библиотеки учитель выбирал и давал нам читать такие книги, которые расширяли знания по школьной программе.
Пятьдесят лет своей жизни заслуженный учитель школы РСФСР и кавалер ордена Ленина Иван Иванович Нагорный, ставший в советское время бессменным директором школы, и его жена Лидия Алексеевна отдали благородному делу обучения ребят нашей сельской округи.
Не знаю, изучал ли Иван Иванович труды Песталоцци и Ушинского, но практически сложнейшую науку инженерии человеческой души усвоил великолепно. И, как мне кажется, то, о чем я рассказал, удавалось ему потому, что был он учителем не по профессии, а по призванию – Учителем с большой буквы.
Когда я вспоминаю о своем учителе, передо мной сразу же встает образ Антона Семеновича Макаренко, великого педагога нашего времени.
Мне посчастливилось знать Антона Семеновича. Внешне суховатый, с появляющимися иногда резкими нотками в голосе, Макаренко под этой оболочкой внешней суховатости носил неисчерпаемые запасы человеческого тепла, которое, будучи помножено на незаурядный ум и огромный новаторский педагогический опыт, делало его способным совершать чудеса преображения самых, казалось бы, навсегда испорченных характеров. Он говорил: «Я не знаю ни одного случая, когда бы полноценный характер возник без здоровой воспитательной обстановки или, наоборот, когда характер исковерканный получился бы, несмотря на правильную воспитательную работу».
Я ударился в воспоминания о малых и великих педагогах с определенной целью: «Учительская газета» отмечает свое пятидесятилетие.
Огромна армия советских учителей. Огромны ее задачи во времена, когда уже наступает год перехода к всеобщему обязательному среднему образованию. Велико уважение советских людей к советскому учителю.
Невозможно сравнить объем суммы знаний, которые давала дореволюционная русская школа ученикам, с тем огромным запасом знаний, которые укладываются в молодые головы школьников за десять лет их учебы сейчас.
Первого сентября 1937 года я выступал на страницах «Учительской газеты» со стихами. Они так и назывались: «Молодому учителю». Я обращался в них к начинающим педагогам, к тем, кому страна доверила «сеять разумное, доброе, вечное», выводить на жизненную дорогу начинающих жить. Там были такие строки:
– Кто он будет:
математик, воин,
Следопыт в руинах
старины?
Все равно он должен
быть достоин
Славных дел своей
родной страны.
Учитель, какой бы он предмет ни преподавал, мне кажется, должен всегда помнить, что, вооружая ученика знанием, он имеет перед собой думающего человека, которому за порогом школы предстоит стать хорошим гражданином, порядочным человеком.
Писатели и учителя – люди сходных профессий. Мы делаем одно и то же дело. Одни своими произведениями, другие педагогической работой – мы готовим наших соотечественников к вступлению в коммунизм, участвуем в формировании характера и чувств нового человека.
Талант и призвание – обязательные условия плодотворности деятельности писателя, делающие его учителем жизни.
Талант и призвание – столь же обязательное условие, способное любого школьного учителя сделать учителем жизни его учеников.
Литераторское ремесленничество, как бы оно ни было изощренно формой, создает пустоцветы, не затрагивающие душу читателя.
Педагогическое ремесленничество – педантское «исполнение обязанностей» рождает ремесленников от педагогики, не способных вдохнуть поэзию в преподаваемый предмет.
Знания – основа основ. Но одних знаний мало. Важнейшая задача образования и воспитания состоит в том, чтобы научить человека думать, превратить его знания в убеждения.
Грош цена знаниям, если они лишь пополняют умственный багаж человека и расширяют его кругозор, не превращаясь в убеждения, способные вызвать высокоморальные поступки. Речь идет о единстве знаний, убеждений и действий.
Комментарии