search
main
0

В поисках альтернативы. На педагогическом базаре в Год учителя

В 1991 году «Независимая газета» издала стотысячным тиражом (потом будут и переиздания. Неужели было время, когда такими тиражами выходили книги о литературе, написанные для школьников? Теперь ведь огромные тиражи доступны лишь пособиям по ЕГЭ) книгу Петра Вайля и Александра Генниса «Родная речь». Все в ней было необычно.

И гриф: «Рекомендовано Министерством образования РСФСР». И обращение министерства к читателям: «Остроумно и ненавязчиво авторы «Родной речи» помогают читателям любого возраста отойти от привычных стереотипов в суждениях о русской классической литературе и увидеть в ней живую словесность. Пример обостренного личностного восприятия художественной литературы может оказаться заразительным особенно для юношества». Таких слов в последующие двадцать лет министерство о преподавании литературы вообще больше никогда не говорило.И предисловие Андрея Синявского: «Кто-то решил, что наука должна быть непременно скучной. Вероятно, для того, чтобы ее больше уважали. Скучно – значит солидное, авторитетное предприятие… Последний приют – филология. Казалось бы, любовь к слову. И вообще любовь, вольный дух. Ничего принудительного. Множество затей и фантазий. Так и тут: наука… Заботы «Родной речи» экологического свойства и направлены на спасение книги, на оздоровление самой природы чтения. «Родная речь» Вайля и Генниса – это обнажение речи, побуждающее читателя, да будь он и семи пядей во лбу, заново перечесть всю школьную литературу». К тому же книга о литературе была написана литературно: образно, эмоционально, личностно, выразительно, порой афористично. Сейчас я ограничусь лишь одним примером.Мы десятилетиями при изучении в школе «Горя от ума» говорили прежде всего об идейном антагонизме Чацкого и фамусовского общества. Но все это далеко от ученика. Это не наш день, не нынешний век, а минувший. Между тем главное тут в другом. И это другое – конфликт и нынешнего дня. «Молчалин и все другие соблюдают правила игры («вовремя погладит»). А Чацкий – нет. Он играет по своим правилам. Стилистическое различие важнее идейного, потому что затрагивает неизмеримо более широкие аспекты жизни – от манеры сморкаться до манеры мыслить. Потому так странен окружающим Чацкий, поэтому так соблазнительно объявить его сумасшедшим, взбалмошным, глупым, поверхностным.  А он, конечно, вменяем, умен, глубок. Но – по-другому. Он чужой». Лет двадцать назад, читая лекцию о «Горе от ума» на курсах поступающих в Московский университет, я предложил аудитории очень кратко записать ответ вот на какой вопрос: Фамусов гневно воскликнет, слушая Чацкого: «Да он властей не признает!» Но что предшествовало этой реплике? Чем так вывел Чацкий Фамусова из себя? Не вспоминайте. Просто попробуйте назвать то, что так вывело из себя Фамусова. Все в большой аудитории ответили в принципе однозначно: он говорил о взяточниках-чиновниках, о крепостном праве, даже о самой власти. Между тем в комедии иное. Перечитаем это место.Чацкий.У покровителей зевать на потолок,Явиться помолчать, пошаркать, пообедать,Подставить стул, подать платок.Фамусов.Он вольность хочет проповедать!Чацкий.Кто путешествует, в деревне кто живет…Фамусов.Да он властей не признает!Дело в образе жизни, образе мыслей, а не только и даже не столько в их содержании, которое, естественно, со временем меняется. А мы десятилетиями политизировали и Чацкого, и Базарова, и стихи Пушкина, и стихи Лермонтова. А это отдаляло писателей от наших учеников, которые воспринимали прошлое лишь как преданье старины глубокой.Книгу тогда не только хвалили, но и ругали много. Но, как бы ни относиться к тому, как трактовались в ней произведения русских писателей (я и сам многое в книге не принимаю), в этой написанной  задиристо книге, главная проблема в ней поставлена верно: наукообразное изучение литературы в школе или чтение самой литературы – вот в чем вопрос. Ведь у нас то, что говорится на уроках о литературе, слишком часто вытесняло с уроков саму литературу. Учеников принуждали к чтению, а они все больше и больше не читали. И недаром многие учителя тоскуют об обязательном экзамене по литературе, ибо уверены, что без экзаменов писателей читать ни за что не будут. Книга Вайля и Генниса не принуждала читать во имя ненормальных тем сочинений, число которых исчислялось сотнями, ни ради казенных формулировок билетов для устного экзамена, ни для безумных КИМов ЕГЭ по литературе. Она побуждала читать. Мариэтта Чудакова сказала, что бывают работы полезные, а бывают и плодотворные. Книга «Родная речь», вполне возможно, сегодня во многом устаревшая, плодотворна, потому что она указывает верный путь приобщения школьников к литературе. Прошло двадцать лет. И каких лет! Мы могли бы вслед за Пушкиным воскликнуть: «Чему, чему свидетели мы были!» А кризис преподавания литературы, о чем не так давно я писал на страницах «УГ», все усиливался. Но вместе с тем росло и сопротивление. Сопротивление учителей прежде всего.  И сопротивление тех книг, которые пришли на полки книжных магазинов, но вместе с тем не спешат их покидать, несмотря на небольшие тиражи. Ведь, повторю слова Геннадия Хазанова, сказанные им на страницах «УГ»: «У нас культура продается куда хуже, чем бескультурье». И все-таки она вертится! И все-таки есть еще порох в пороховницах!Давно не получал такого удовольствия от чтения, как от книги Юлии Яковлевой «Азбука любви» (2009. Тираж 3000 экз.). Тем более что книга прекрасно издана (иллюстрации В.Норкина). Это книга о любви и литературе. Любви женщины и мужчины. Любви к литературе. «Азбуку любви преподают даже в школе. Просто не всегда доходчиво. Уроки литературы часто так скучны, что и не сразу заметишь: многие шедевры написаны кровью, которая вытекла из разбитого сердца, а Лев Толстой не всегда был лысым и с бородой. Люди, когда влюблены, делают массу глупостей. Давайте перечитаем эти книги вместе – чтобы потом повторить великие глупости со знанием дела».Чтобы вы представили, как эта книга построена, приведу оглавление лишь одной главы, которая называется «Скрытые угрозы». Страсть. Проспер Мериме. «Кармен».Ревность. Ульям Шекспир. «Отелло».Разлука. Ульям Шекспир. «Ромео и Джульетта».Деньги. Александр Островский. «Бесприданница».А чтобы вы представили, как говорится в этой книге о любви и литературе, вот вам две цитаты.«Он никогда бы не сделал этого, если бы не леди Макбет. Она давила, убеждала, стыдила, подбадривала, упрекала и первой брала в руки нож. Она вела. Всем в своей жизни и смерти Макбет был обязан жене. Если бы ему давали премию «Оскар», он обязательно поблагодарил бы жену за это. И многие бы ему завидовали. Еще бы! Далеко не все, кого пилит жена, получают потом «Оскара» или становятся королем Шотландии… Леди Макбет не визжала при виде мышей, не плакала в темноте, как другие дамы. С такой женой можно было идти в разведку. Даже в бой. В этом Макбет вскоре убедился, вида крови его жена тоже не боялась».Или вот это: «Ворочаясь без сна с боку на бок, папа Дездемоны воображал молодую вдову, рыдающую на могиле кормильца с двумя чернокожими детьми на руках, – и тяжело кряхтел. Не такого будущего хотелось для единственной дочки. А сколько прекрасных юношей из достойных семей вокруг!»Иронично, вроде бы приземленно, обыденно, прозаично, разговорно, сниженно. Это как бы взгляд сегодняшнего школьника, образ его мыслей. Ставка на понижение? У нас ведь есть и учителя, и профессора от методики, которые убеждены, что на уроке литературы можно говорить только ученым языком, насыщенным литературоведческими терминами. Да нет, это не ставка на понижение. Это лишь форма, если хотите, немного игровая. А по сути все серьезно: книга учит вчитываться, думать над прочитанным, не соглашаться с предложенной трактовкой, самое главное – это побуждение (не путать с принуждением: не прочтешь – получишь «два» в году и не видать тебе аттестата) к чтению.Книга кончается на высокой ноте. О подлинной, настоящей любви здесь идет речь. А мы-то все в школе думали, что это сатира на обывателей, низкое, бездуховное существование. ​Продолжение. Начало в №№5, 6, 7, 9, 10

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте