В пещерной обители… Одиночество – своеобразный апофеоз личности

Современному человеку с его знаниями и возросшей во сто крат гордыней сложнее. Не признавая ни богов, ни духов, он понимает, что бессилен против сил природы, ее стихий. Отсюда и страх перед ними. Более того, этот страх он уже испытывает и по отношению к самому себе, боясь тех стихийных общественных явлений, которые сам же и породил. Даже собственная тень стала врагом.

В отчаянии и страхе все ощущают себя заложниками каких-то неведомых сил, от которых никакие молитвы и обереги не спасут. Страх живет в каждой хижине, в каждом дворце. Власть боится своего народа, народ страшится своих непредсказуемых правителей, все вместе боятся цунами, землетрясений, кислотных дождей, эпидемий, революций, нашествий инопланетян. Иногда мне кажется, что одна половина человечества, которой можно внушить любой страх, легко пойдет на уничтожение другой половины планеты. И часто уже не о месте под солнцем думаем, а о том, чтобы забиться в щель, поглубже залезть в темную нору, уединиться в пещере…Утром перебрел через еще темный и влажный овраг, поднялся на противоположный склон, уже освещенный солнцем, и тут же решил соорудить тур. Для тех, кто придет сюда после меня. А такие, уверен, найдутся. Даже подумал о том, что, вернувшись домой, дам такое объявление в газете: «Сдаю отдельную пещеру в Крыму со всеми удобствами…» В каждом из нас живет память о тех далеких временах, когда человек делал первые шаги по планете. Его, нашего первопредка, недаром называют пещерным. Скальные углубления, гроты, ниши, норы были его первым жилищем. На протяжении всей истории человечества пещерные обители использовались разными людьми. Отшельники, пустынножители, нелюдимы, бродяги, разбойники, путники, монахи (кстати, от слова «монос» – «один»), подвижники-анахореты, святые затворники – у каждого своя судьба, свой мотив пещерного уединения. Уверен, нужда в нем живет в каждом из нас.Разные причины заставляют людей резко менять образ жизни. В стремлении к уединению есть, конечно, высокий смысл, сложные и мучительные духовные искания. Одиночество – максимальное выражение своей воли, это своеобразный апофеоз личности. «Истинно великие умы гнездятся одиноко, подобно орлам в высоте», – писал Шопенгауэр в «Афоризмах житейской мудрости». Нередко уход в затворничество – это резкое неприятие «земных безобразий, углубленных современным человеком». Хочется куда-то, чего-то… А куда? Как? Чего? Неизвестно. Остается один путь – в пещеру, в себя. Одиночеством человек самоутверждается: он не просто один, а один такой. И если что-то не удалось среди людей, в обществе, то обязательно удастся, когда ты один. Ты один на пьедестале жизни.Человека обучают (ну и сам, конечно, обучается) одному, двум, трем языкам, с помощью которых он общается с себе подобными. Одиночество – это нередко желание обучиться еще одному языку. Чтобы разговаривать с природой, Богом, самим собой. Это очень сложно. Для многих и невозможно. Но тот, кто этим языком овладеет, обезопасит себя от ударов судьбы. Затворническое существование – это своеобразная модель жизни: уйти от сетей мира, от его «клейкой стихийности», найти или выкопать свою пещеру и смотреть на мир со стороны. Находясь же внутри, ты все время остаешься заложником окружения и не можешь оценить, понять происходящее.Затворничество – удел схимников и творцов. Первые молитвой и смиренным образом жизни стремятся спасти мир. Вторые дерзновенным полетом мысли пытаются этот мир переделать. «Кто-то хочет уйти хоть куда-нибудь выше и, может быть, принести еще одну формулу, которая проникла бы даже в озверелый мозг», – писал Рерих, поселившийся в горах и оттуда взирающий на раздираемый противоречиями мир. Кстати, Эйнштейн советовал студентам временно удаляться на маяки для возможности сосредоточения в чистой науке. Я начинаю день с мыслей, которые возникли вечером. Тут же тянусь за тетрадкой и записываю их. Попутно рождаются свежие. Аппетит приходит во время еды. Именно эта «бодрость мысли, ее игра с разнообразными явлениями внутреннего и внешнего мира» спасает от одиночества и скуки. Надоедает думать об устройстве мира, переключаюсь на еду, ее приготовление. Мысль об этом никогда не дремлет…Затворничество в пещере – это и закалка духа, и тренировка воли. Недаром для молодых воинов это было последним испытанием, экзаменом на зрелость, готовность к самостоятельной жизни, мужественному и ответственному поведению на тропах войны. Привычка к одиночеству, которую один из философов назвал «главной наукой юности», весьма полезна для обретения своего пути в жизни. Основные беды людей из-за их неспособности переносить одиночество, тяготения к стадному образу жизни. Если говорить о воспитании, то привычка к одиночеству вырабатывает и другую привычку – «брать с собой в общество часть своего одиночества, то есть учиться в обществе быть в некоторой степени одиноким». Это означает очень многое. Например, не быть болтуном, душой любой компании, не метать бисер перед каждым встречным, в то же время не принимать близко к сердцу все, что о тебе говорят, не принимать на веру и не руководствоваться чужими, а тем более чуждыми тебе мнениями и решениями, быть снисходительным к людским слабостям.Стараюсь грубо не вторгаться в чужой, но далеко не чуждый мне окружающий мир (тем более со своим уставом). Хотя и приходится. Но делаю это осторожно, с оглядкой. Во всяком случае, оберегая свое уединение, ценю его проявление и в природе. Поэтому не трогаю растущее на скале деревце, торчащий из расщелины кустик (в моей пещере в углу торчит деревце боярышника, мне оно особо дорого), не мешаю покою ящерицы, застывшей на теплом камне, любуюсь цветком, склонившимся над обрывом. Я их понимаю, так же как и они меня. Они мои единомышленники, союзники. Стрижи, которые раньше накручивали круги вдали от пещеры, через пару дней стали чуть ли не залетать в грот. Наверное, им тоже любопытно, что за странное существо здесь поселилось. И бабочки, случается, запархивают, устав метаться над разноцветными головками цветов и одурев от их запахов, садятся на теплые камни у входа в пещеру, складывают крылышки и замирают.Я много думаю о том, что оставил внизу. Но все больше мои мысли занимает окружающая меня природа. Мы живем тем, что вне нас, и как только этот внешний мир меняется, меняемся и мы. Нередко не в лучшую сторону. А если внутрь себя заглянуть? Обозреть свой внутренний мир? Его голоса услышать? Это возможно только в отшельничестве, наедине с природой, которая неизменна в своей объективной сущности, своих циклах и игровых метаморфозах.Как и сегодня, тысячи лет назад человек не знал достоверно, как, а главное, зачем он появился на свет. Но раз появился, то надо было жить, добывая средства к существованию, утверждать себя на солнечных долинах и под сводами пещер. Однако, к счастью, в том пещерном мире места хватало всем. Потом стало на планете потеснее. Все большим дефицитом становились плодородные долины и сухие просторные пещеры. И вот человечество в растерянности. В порывах обустройства мира, разделенного государственными границами, оно уже и само не может понять, что сотворило. Самоопределиться в тесноте уже ни человеку, ни народам невозможно, не затронув интересы соседей. Гуляйполе – это прошлое человечества. Гуляй, конечно, гуляй, свободный человек, цветочки срывай, ягодками лакомься, но постоянно оглядывайся, чтобы не залезть в чужой огород, не наследить в чужой пещере.Быть или не быть? Иметь или не иметь? Конечно, быть! И конечно, иметь! Но другой вопрос: кем быть и как пользоваться тем, что имеешь? И тут же следующий вопрос: как не терзать себя из-за того, что ты не есть (не был и не будешь) и не имеешь того, что имеют другие?Вечером разжигаю костер. Для тепла, еды, света. Неспроста славянские слова пещера («печера») и печь («пещь») – однокоренные. С древних времен печь в доме была главной кормилицей. А еще своеобразным оберегом жилища, его стражем. У моего пещерного очага та же роль. Пещеру невозможно представить без очага. Он для меня и тепло, и еда, и свет. А еще друг, собеседник, советчик. Вечернее общение с ним входит в ежедневный ритуал. Призрачным прерывистым светом освещая пещерные своды, огонь как бы освещает мой путь. Может быть, я его прокладываю и для других? Спросил у огня. Его неизменный ответ – это вскрик рождения и стон умирания. Голос жизни?Дорога в ад вымощена благими намерениями. Намерение у человека одно – благо не ближнего, а прежде всего для себя. Так уж распорядилась природа. Так что и дорога у человечества одна. И все же я надеюсь и строю тур, маркируя тропу, разжигаю костер, огонь которого, возможно, увидит поздний путник. Указываю путь к пещере другим. Это, наверное, далеко не райское место. Но все же теперь я уверен – где-то поблизости от него…