В ответе за будущее

Начну с известия, потрясшего, думается, не только меня. В деревне Березник Вологодской области повесилась 15-летняя школьница Полина Белова.

Высокопоставленный сотрудник областного Департамента образования предположил: причина трагедии, возможно, заключалась в том, что «планка была поставлена у девочки очень высоко» – Полина была одной из лучших учениц области, получала стипендию губернатора. Судя по всему, добросовестность и ответственность девушки создали такое колоссальное психологическое напряжение, которое привело к катастрофе.

Разумеется, компетентные лица сразу же опровергли сообщения о том, что девушка покончила с собой после сдачи ЕГЭ: Полина сдавала так называемый единый муниципальный экзамен. Но не будем лукавить: идея подобного экзамена родилась в процессе реформаторского творчества уже после начала эксперимента по ЕГЭ. Единый муниципальный экзамен – младший брат ЕГЭ, грозящий стать еще более страшным монстром, ибо проводится с участием вчерашних детей с совершенно неокрепшей психикой.

Впрочем, кажется, и для девятиклассников ЕГЭ начинает свое поступательное (и, кто знает, быть может, победное) шествие (в 2012 году он обещан Москве). Размышляя о перспективах многих учащихся после отмены правила «2+1», подумалось парадоксальное: даже Алексей Андреевич Аракчеев, добросовестно и вдохновенно организуя военные поселения, не пришел к идее единого государственного экзамена, иначе… нет, не окончил бы Царскосельский Александровский лицей Пушкин.

Каждому, кто так или иначе соприкасается со школой, известно, в какой напряженной стрессовой обстановке не только подготовки и ожидания будущего ЕГЭ, но и бесконечной череды так называемых пробных ЕГЭ находятся педагоги, учащиеся и, разумеется, их родители. Причем данный стресс является не кратковременным и быстропреодолимым, а постоянным и затяжным, что резко увеличивает его опасность и вред. Случаев суицида не так много, но хотел бы задать вопрос медикам и ученым: проведено ли накануне «часа X», наступающего в 2009 году, когда ЕГЭ станет обязательным и повсеместным, сколько-нибудь серьезное исследование, позволяющее выявить влияние ЕГЭ на состояние здоровья как наставников, несущих свет знаний, так и их питомцев?

Не будем забывать и о другой актуальной проблеме: с помощью ЕГЭ многочисленные чиновники от образования низшего и среднего звена, привыкшие судить о школе и учителях в зависимости от степени благополучия цифровых показателей, которые и так аттестуют школу раз в 5 лет, получили такой беспрецедентный эффективнейший инструмент учета и контроля и соответственно поощрения и наказания, которого не было даже в обществе, считающемся ныне тоталитарным. При этом не важно, что зачастую сопоставляется несопоставимое: слишком разнится контингент учащихся элитных гимназий, лицеев, центров образования и массовых школ, не имеет значения, что на данный момент процедура сдачи ЕГЭ в масштабах страны не позволяет признать ее честной и прозрачной, а результаты – объективными. Впрочем, еще в меньшей степени этот вывод относится к традиционной процедуре поступления в вузы, поражающей уровнем коррупционности, преодолеть которую предполагалось в процессе внедрения ЕГЭ.

Какой выход представляется мне целесообразным в сложившейся ситуации?

Отказавшись от пресловутой «презумпции виновности педагогов», заранее предстающих в чьих-то глазах шарлатанами и обманщиками, как первый шаг – вернуться к традиционной форме сдачи экзаменов в родной школе, с одним существенным уточнением: их результаты должны составлять внутреннюю информацию образовательного учреждения и не должны быть использованы для какого-либо сравнения и сопоставления вышестоящими органами. Количество экзаменов может быть сокращено до трех (один обязательный – русский язык, два – по выбору). Решение об итогах эксперимента по ЕГЭ и соответственно о его сохранении или ликвидации может быть принято лишь в процессе широкого и гласного обсуждения на Всероссийском учительском съезде, делегаты которого должны быть избраны при соблюдении всех демократических процедур и выражать мнение, как минимум, педагогической и родительской общественности региона. Отрицательное решение обусловило бы необходимые законотворческие инициативы. В случае положительного решения ЕГЭ должен, разумеется, остаться не единственной формой поступления в вуз, при этом следует разделить его по времени со школьными испытаниями (если это предложение не будет принято, считаю необходимым разрешить выдачу аттестатов о полном среднем образовании учащимся, имеющим, с учетом результатов ЕГЭ, итоговые неудовлетворительные оценки – не более трех). По моему мнению, возможно ограничить ЕГЭ тремя предметами. Экзамен должен проводиться там и таким образом, чтобы можно было обеспечить высокий технический уровень, максимальную информационную безопасность и широкий общественный контроль на основе соответствующей законодательной базы.

Ясно одно: единый государственный экзамен в том виде, в котором он пребывает сейчас, не может и не должен существовать более.

Накануне Международного Дня защиты детей председатель Совета Федерации Сергей Миронов заявил: «Я категорический противник ЕГЭ… Есть время одуматься, иначе мы загубим всю систему образования».

Я прошу рассматривать данную публикацию как обращение к должностному лицу, занимающему третий по своей значимости государственный пост, с призывом: предпринять, в пределах своей компетенции, необходимые действия в указанном им направлении.

Григорий ПЛОТКИН, заслуженный учитель школы РФ, учитель истории школы №888