Роман Льва Наумова «Пловец снов» содержит нескрываемую ностальгию по тем стародавним временам, когда писатель мог являться властителем дум. Лишь нынешние времена, когда едва ли не все покупается и продается, привели к тому, что литература задвинута на задворки жизни социума, ее актуальность сохраняется лишь в узком цеховом кругу. Вот о чем свидетельствует автор романа, выводя на повествовательную сцену талантливого и повсеместно востребованного писателя.
Он выступает в романе как литературный рупор и литературное зеркало современности, а не только как мастер грамотно комбинировать слова. Не случайно по своему исходному образованию и первичному амплуа упомянутый – мореплаватель. Его исходная профессия связывается в романе как с плаванием человека по морю житейскому, так и с путем писателя от начала произведения к финальной точке. Не случайно в романе, пусть мимоходом, упоминается Байрон, который, как известно, переплыл пролив Дарданеллы.
Герой романа – известный и востребованный автор – фактически претендует на почти байроновскую масштабность и имеет за плечами почти донжуанский жизненный опыт. Он по-своему горек, а не только сладок для героя. Проблемный поток явлений современности связывается в романе с проблемным гендерным полем, и писатель находится в личном поиске, за которым угадывается поиск истины. Поиск прекрасной девушки, которая так некстати ускользнула с презентации книги героя, забыв его книгу с дарственной надписью, выступает в романе как своего рода фривольное расследование, эротический детектив, в течение которого выясняется, что истина подчас сурова, но все-таки женственна, а значит, не бесчеловечна. Случайно ли она, истина, все-таки существо женского рода? Помимо игры с языком роман содержит сложную и многоходовую любовную линию, за которой является ненавязчивая мораль.
В качестве центра притяжения женского внимания писатель одновременно взаимодействует с внушительной читательской аудиторией, ради которой вынужден создавать детективы, работать в популярном жанре, тогда как душа его втайне алчет чего-то более высокого… Как автор детективных бестселлеров герой романа дружит со следователем и вообще оказывается вхож в среду служителей Фемиды. Однако со временем писатель начинает вызывать у знакомого следователя не только дружеские чувства, но и профессиональный интерес…
Таинственные преступления, к которым приходит герой, вызваны его желанием как бы отомстить толпе с ее мелочными запросами. Одновременно писатель считает своим долгом подняться над толпой и встать едва ли не на место Бога. В романе нашего современника Льва Наумова угадывается прозрачная аллюзия на «Преступление и наказание» Достоевского. Однако если Раскольников Достоевского не является собственно писателем, то центральный герой Наумова хочет распространить свое литературное амплуа властителя дум на социальное бытие в целом, а не только на цеховую сферу словесности.
Не случайно, что действие романа Льва Наумова разворачивается в мрачном Петербурге, городе, литературно обжитом и творчески пересозданном Достоевским. Упомянутый город основал и фактически наделил своим именем человек, который, словно предваряя героя Наумова, за несколько столетий до рождения Наумова творил историю, как писатель творит литературу. Не случайно Пушкин сказал о Петре и его детище: «Люблю тебя, Петра творенье!» И не случайно Петр жертвовал человеческими жизнями для своего грандиозного замысла, возводил Петербург в болотистой (и опасной для жизни) местности, творил историю буквально на костях строителей славного града!..
Стремление современного писателя не только заниматься буквами, но и влиять на ход бытия, писать не только на бумаге, но и на неких скрижалях вечности приводит героя Наумова к опасным рассуждениям и опасным манипуляциям со священным текстом. Прочитывая библейское изречение «В начале было Слово», писатель задумывается о том, что собственно слово (которое мы привычно пишем с маленькой буквы) – это всего лишь знак, возможно, в начале было нечто более жизненное и социально активное, социально влиятельное, нежели отвлеченный знак, например Логос или Смысл (писатель коварно ссылается на некоторую неизбежную неточность перевода Библии с первоисточника на современный русский язык).
Последующие преступления писателя выступают как своего рода реализация его страшных фантазий, страшных петербургских грез.
Пропорциональны ли друг другу различные величины, с которыми взаимодействует герой Наумова? Если писатель проявляется в эстетически условной реальности, ему было бы логично и естественно, например, карикатурно изобразить ту самую толпу, которая вызывает у него объяснимый гнев.
Что, если бы Байрон, другой властитель дум, который все-таки несоизмеримо крупнее того или иного нынешнего писателя, решил бы физически повторить подвиги Наполеона, своего общеизвестного поэтического двойника? Не была бы такая попытка перевести правду искусства на язык правды факта попросту смехотворной?
Герой Наумова по-своему отвечает для себя на эти вопросы и трагически заблуждается. В финале романа нынешний одичавший Петербург фактически уподобляется некоей космической черной дыре, где буквально, ищи-свищи, невозможно отыскать следы того или иного преступления. И писатель, изображенный Львом Наумовым, всерьез подумывает о том, чтобы позвонить знакомому следователю и донести на самого себя. Ему это нужно для того, чтобы быть замеченным, для того, чтобы донести до читательской массы свое страшное послание, зашифрованное в череде неких странных и необъяснимых преступлений.
И автор романа «Пловец снов», указывая на трагические ошибки признанного писателя, одновременно повествует об ужасе современного Петербурга с его неприкаянными окраинами, а также о состоянии современной читательской аудитории, которой было бы отнюдь не худо выйти за пределы меркантильных интересов и научиться жить истинными ценностями.
Лев Наумов. Пловец снов. – М. : Омега-Л, 2021. – 408 с.
Комментарии