В московских юридических консультациях уволенным и обиженным педагогам дают мой телефон. Обнаружив это, звоню: “С ума сошли?” В ответ: “Если вы не поможете…” Да что я могу в самом деле, как мне добиться большего, чем знающим закон людям? Но если не они и не я, то кто в состоянии помочь? Запутываясь и выплывая из множества официальных бумаг, наконец поняла грустную истину – никто. Абсолютно никто.

Какое нынче время на дворе? Демократия? Полноте! Диктатура. Всевластная диктатура чиновника, воздвигаемая и поддерживаемая нами. Сначала выбрали, а теперь разрешаем делать все, что заблагорассудится.

В одном небольшом городе местный руководитель уволил директора центра, которая открыла начальную школу. Не воровала, не брала взяток. Брала на себя лишнюю работу. Ради детей. Парадокс в том, что за это ее и уволили. Еще больший парадокс, что в защиту руководителя (не обиженной и уволенной!) выступили ее бывшие коллеги. Дескать, руководитель очень сильно работает над собой и замечательно все организует. Что напишет каждый из них, когда позже окажется выброшенным за порог школы тем же самым замечательным? Поддержав однажды несправедливое решение по отношению к другим, каждый поддержавший укрепляет диктатуру чиновника и дает ему возможность расправляться, уже ни на кого не оглядываясь, ни с кем не считаясь.

Вспоминаю, как на заре демократии и перестройки все без устали говорили о нашем будущем правовом государстве. Поговорили и вроде бы построили. Один из говоривших и строивших продемонстрировал это во всем великолепии. Педагог музыки и пения после долгих мытарств добилась предоставления маленького особняка – уж очень хорош был там маленький зал для концертов. Завезли инструменты, мебель, предвкушая будущую творческую жизнь без скитаний по подвалам и сырым помещениям. Но тот самый говоривший и строивший демократию к тому моменту оказался без высокой должности, а потому, придумав себе другую, присмотрел для офиса именно этот же особнячок. Далее все было очень просто: педагога избили и выкинули вон, помещение очистили от инструментов. Наверное, в том зале, где мыслились детские концерты, экс-чиновник проводит замечательные приемы единомышленников и произносит зажигательные речи о том, как надо защищать образование и детей. Наверное, потому, что он – депутат и очень хочет быть избранным еще раз. Самое страшное, что найдутся те, кто за него проголосует. А он, неприкосновенный, сможет позволить себе все.

Недавно по телевизору выступал Солженицын. Нового ничего не сказал – все давно известно, все до боли знакомо в подробностях. Для него – открытие, для нас – действительность в течение последних лет. Подумала, что ужаснее всего не факты, а то, что мы к ним уже привыкли. И к безденежью, и к унижениям, и к самоуправству. Никого ничто не потрясает, каждый борется за себя в одиночку. Кто в суд подает, кто на забастовку выходит, но ни то, ни другое к действенным результатам не приводит. И даже находятся те, кто говорит: “Ну что вы все о крышах, ну что вы все о деньгах, ну что вы все об увольнениях – надоело!” В целом все мы – большие гуманисты, в частностях от гуманизма устаем. Слишком тяжелой оказывается ноша. Личный покой подчас – превыше всего.

Чечню жалко, пострадавших в авариях – жалко. На тихом педагогическом фоне жертвы самовластья и равнодушия незаметны, никто не хочет выступить их защитником – дивидендов не получишь, Нобелевской премией не наградят. К тому же, начав борьбу за права педагогов, придется бороться всерьез за права учеников, родителей, вообще российских граждан. И станет понятно, что в нашем демократическом государстве прав нет ни у кого. И придется вслух сказать, что за государство получилось. И кто те люди, которые, пообещав многое и заручившись нашей поддержкой, построили совсем не то, что обещали.

Виктория МОЛОДЦОВА