В каждой женщине я вижу соперницу! Галина КМИТ

С знаменитым фотографом Галиной Кмит судьба счастливо сводит меня уже в течение нескольких последних лет на том или ином кинофестивале. В неизменной, по-особому повязанной косынке, а их у Галины Васильевны множество, в дымчатых очках, с крупными, привезенными из Мексики, заморскими каменьями в кольцах, которые иначе как перстнями и не назовешь, она неизменно доброжелательна и царственна.

Снимавшая бессчетное число знаменитостей, знающая, что такое пройти по красной дорожке Каннского кинофестиваля, представлявшая свои выставки по всему миру, вкусившая известности по полной программе, она тем не менее в очередную нашу встречу на «Киношоке» в Анапе трогательно делилась сообщением о присвоении ей почетного звания «Заслуженный деятель искусств России», как будто только звания и не хватало ей до полного счастья.

– Многие люди, фотографирующие профессионально, отрицают, что они фотохудожники, мол, фотографируют, и ладно. Вы настаиваете, как я понимаю, именно на термине «фотохудожник».

– Я ни на чем не настаиваю, но в указе президента было написано – фотохудожник Кмит Галина Васильевна. Хотя я просто фотожурналист.

– Какой характер у фотожурналиста Галины Кмит?

– Решительный. Если мне что-то надо – добьюсь обязательно. Не понимаю, когда говорят, что вот того-то сделать не мог, не получилось. За это я бы увольняла. И не считаю, что папарацци – это плохо. Ничего подобного. Папарацци – это человек, профессионально выполняющий свои обязанности. Другое дело – этика, журналистская, человеческая. Я могу снять все, но все опубликовать – не могу.

– Вас называют сегодня живой легендой фотоискусства. Как сами относитесь к столь патетическому определению?

– Абсолютно нормально, может, я и в самом деле легенда, мало ли чего бывает на свете. Тут ваш брат репортер постарался. Кто-то однажды назвал меня так – и пошло-поехало. А я и не против, это же не оскорбительно. И кто мог предположить, что все так обернется. Я же была сначала корреспондентом пишущим, начинала в моей родной редакции «Московского комсомольца», я и теперь его читаю, но он другим стал, хотя по-прежнему интересным, мы и тогда были в первых рядах. Звонили по телефону Луи Арагону, из моей квартиры, кстати, звонили, потому что с частного аппарата было дешевле. Словом, Бог знает, что вытворяли. Рубрика, которую я вела, называлась «Над чем работают писатели», и поэтому для начала требовалось втереться к писателю в доверие, чтобы выпросить у него кусочек еще неопубликованного произведения и напечатать в «Московском комсомольце», оставив с носом «Комсомольскую правду». Воткнуть перо – это так тогда называлось. Ах, как жаль, что я тогда не снимала, но делом своим занималась довольно успешно, мне даже посвятили однажды редакционный «капустник», который кончался так:

«Если нужен Гомер, то на тот же манер

Будет в номер добыт. Кем добыт? Галей Кмит».

– С кем из писателей вам тогда повезло пообщаться?

– О!.. С Леонидом Леоновым, с Кавериным. Однажды я добыла стенограмму выступления на съезде писателей драматурга Николая Погодина, пришла в редакцию, прочитала, сократила, набрала и поехала к нему в Переделкино. Он меня приветил, все подписал, и «Московский комсомолец» вышел с целым «подвалом» – «Работать с молодежью по-горьковски». Николай Погодин». Вот это было перо так перо. Понимаешь теперь, каким я была тогда необходимым человеком?

– А в общении с писателями имело значение, что вы были молоды и красивы?

– Что значит была? Я и сейчас молода и красива… Чтоб так уж кидались – не помню, но что заигрывали – это было. Симонов Константин Михайлович заигрывал. А увидела его в первый раз на Севере, в Архангельске. Мне не было еще 11 лет, но я уже работала в окружной воинской редакции фронтовой газеты «Патриот Родины». Поэтому и имею знак «Участник Великой Отечественной войны». Пришла его получать через много лет, у меня спрашивают: вы за кого пришли? За себя. А сколько же вам лет? А вот это, отвечаю, не надо, девочки… И вот сижу я в корректорской «Патриота Родины», открывается дверь и возникает великолепие – ничего красивее я с тех пор не видывала. Потому что великолепие было загорелым, все в кожаных портупеях – это и был Константин Симонов. Нет, жаль, что тогда не снимала. Я вообще могла бы так и не начать фотографировать, если бы один человек не посмотрел на меня и не сказал: «Галя, вам надо снимать», – что и решило мою судьбу в 5 минут.

– Как ваш супруг Леонид Кмит относился к вашим журналистским занятиям?

– Никак не относился, при нем я не могла лишний раз выйти из дому, записалась в кружок кройки и шитья, чтобы иметь возможность хоть как-то сбегать в Дом кино.

– Оттого что в объектив вашего аппарата так часто попадали знаменитости, они не становились для вас менее знаменитыми?

– Ни в коем случае, глупости какие, конечно, нет… Я долго торчала у рампы, пытаясь снять Феллинни, он все не поворачивался в мою сторону, а я вопила почему-то по-английски: «Саме tо ме». Он повернулся, ничего не понял, но увидел, что какая-то женщина тянет к нему руки и орет. Подошел, я сняла, и получилась фотография, которую я всегда показываю на своей выставке «Эти великолепные мужчины». Так что никакого амикошенства быть не может. Но и знаменитости меня не гипнотизируют, я же полностью лишена комплексов. Приехал в Москву Жан-Поль Бельмондо, а снимать его не разрешили. Кто-то там запретил, у кого-то был на него эксклюзив. Это что же такое, думаю, это в моем-то городе, да? Жил Бельмондо в гостинице «Советской», я засела в машину и ждала, пока выйдет. Вышел, я навела фокус и прекрасно себе сняла. Вечером подарила ему не открытки даже, а маленькие такие снимочки-»контакты». Он ужасно хохотал, подарил мне цветы со словами:»Русские женщины могут все!».

А портрет Антониони, который назвал меня «Донна Фаталио», я сняла одним кадром, вылезла из толпы прямо перед ним, вынырнула из-под чьей-то подмышки и за этот снимок получила «Интерпресс». Самый большой комплимент сделал мне однажды зарубежный коллега: « Фотографы, – сказал, – знают друг друга не по именам, а по работам. Я знаю вашего «Антониони».

– А история погони за Софи Лорен…

– Это, конечно, только в молодости возможно – гнаться за Софи Лорен, высаживать ее по дороге в аэропорт на шоссе. У чиновника, который ее сопровождал, по-моему, шок случился, он материл меня на всех языках, которые знал. К счастью, знал их немного… А я, не обращая на него никакого внимания, чуть ли не на руках вынесла Лорен из машины, приговаривая: «синьора, грациа, синьора, грациа», – все, что знала по-итальянски. Сняла ее в белом платье на фоне белых берез, в общем, прощание с Россией. Снимок был опубликован везде, так что я сразу рванула в первый ряд. Потом мы с Софи Лорен встретились на съемках фильма «Подсолнухи», она меня узнала, подписала фотографию. И позже не раз прилетала в Москву, один раз с сыновьями, и я ее всегда снимала.

– Понятно, что снять звезду или взять у нее интервью – для журналиста всегда интересно и престижно. А сами актеры ищут возможности быть вами сфотографированными?

– Вообще-то, надо сказать, что вы, мужики, оказывается, тщеславнее женщин. Мне так кажется. С тех пор как мои выставки стали весьма популярны и демонстрировались, если и не по всему миру, но в Бостоне, Мехико, Тунисе, на Кипре, а последняя была в Париже в рамках культурной программы визита во Францию г-на Путина. И на ней я была экскурсоводом для мадам Ширак и г-жи Путиной. Популярность? Популярность… Так вот с тех пор, как мои выставки получили известность, кто-то шутя, а кто-то серьезно подходит и начинает говорить: «Галочка, а вот я, простите, не мог бы стать героем вашего романа?» А женщины, если их не снимаю, так просто начинают обижаться.

– Но для вас существует понятие – интересная модель, неинтересная?

– Я вообще слово «модель» не люблю, люди есть мне интересные и неинтересные. Неинтересных не снимаю, но если человек, к которому я, мягко говоря, отношусь прохладно, вдруг в поле моего зрения необычно проявился, то я его снимаю обязательно.

– Вашу известность составляют два цикла – «Эти великолепные мужчины» и фотографии знаменитых женщин – «Мои соперницы». Тут можно даже г-жу Путину увидеть. Вам довелось с нею общаться, какой показалась?

– Очень милая дама. Спросила: что это на ваших фотографиях одни мужики? А я отвечаю, что и женщин снимаю, называется «Мои соперницы». Почему, спрашивает, соперницы? Потому, отвечаю, что в каждой женщине я вижу свою соперницу. Хотела сказать: в том числе и в вас, но воздержалась. Но в какой-то газете написали все же, что я считаю соперницами всех, и Людмилу Путину в том числе. А почему нет?

– Г-жа Путина была бы вам интересна, не будь женой президента?

– Я ведь не только в Париже ее снимала, но и в Сочи, на «Кинотавре», когда она с детьми общалась. Там было труднее, потому что охрана, которая всем мешает. Но у меня получилось быстренько так… Мне кажется, г-жа Путина сама по себе интересный человек, не сидит же дома, не вяжет чулок, занимается делом, благотворительностью… Однако я же только знаменитостей снимаю.

Как хроникер облетала весь Советский Союз, у меня была выставка «Россия – родина моя», сейчас буду ее восстанавливать, назову «Ностальгия». Республику Коми, прекрасные края, кстати, я знаю почти наизусть. Или Сахалин, потрясающий кусок земли, а мне еще, думала, платят, что здесь оказалась. И на Камчатке много времени провела. Потому всегда обидно, когда про меня думают, что снимаю только звезд. Я жизнью рисковала, чуть в тундре не погибла, когда наш вертолет совершил вынужденную посадку. 19 часов там просидела, чуть от холода не околела, натянула на себя какие-то шкуры блохастые. Мужики что – выпили спирта и были в порядке. А у меня была только банка сгущенки. Но нас искали, пропал же вертолет с корреспондентом. Нашли. А я к тому времени уже, можете представить, написала завещание, сын-то маленький был. На полном серьезе, считала, что уже все. Вот про это никто не знает, а что снимала Депардье, так знают. Обидно.

– Но кино-то сами любите?

– Очень люблю, я – киноманка, могу хоть в три ночи смотреть, хоть в пять утра. Я же – дочка сценариста, мой отец – Василь Радыш – сподвижник Александра Довженко, в музее Довженко ему посвящен целый стенд. Киноактером был мой муж – Леонид Кмит. В кино снимается мой сын – Денис Кмит, мой внук – Леша Кмит-Дубровский играет в ТЮЗе, внучка на втором курсе в Школе-студии МХАТ. Я, получается, актерская бабушка и даже теща актерская – мой зять работает в Малом театре, заслуженный артист России. Словом, окружена актерами со всех сторон. Все, как говорится, играют, а работать некому.

– Сниматься вас приглашали?

– Много раз. И всегда почему-то на роли американских корреспонденток. Однажды Юлия Меньшова позвала меня на передачу «Я сама», нашли целый фрагмент из «Русского поля» и показали.

– Все женщины, что вы неоднократно подчеркиваете, – вам соперницы. Что вам может нравиться в мужчинах – я понимаю. А что, если серьезно, нравится в женщинах?

– Мне нравятся красивые женщины. Нравятся умные женщины, и я обязательно обращаю внимание на то, как женщина ведет себя в жизни. Если манерна, близко не подойду.

– Сколько у вас в гардеробе знаменитых ваших платков-косынок?

– Не знаю, может сотня… Одеваться надо стильно. Этому я научилась у польских женщин. Они всегда элегантны до чрезвычайности. Самое смешное, что француженки – нет, была во Франции – смотрела, носят что попало. А польская женщина – разбуди ее в 5 утра – уже в полном порядке, тут кокарда, тут еще чего, они умеют сочетать в туалете самое разное. Этому я у них училась.

– А наши очаровательные звезды хорошо одеваются?

– Сейчас еще хоть что-то изменилось, но раньше это было ужасно. Не столько плохо – сколько безвкусно. В особенности это бросалось в глаза, когда на церемонии открытия Московского кинофестиваля они выходили на сцену и садились рядком. Это было нечто… Тамара Макарова прилично одевалась…

– Говорят, что только одному человеку удалось уговорить вас прилюдно снять косынку.

– Это был Стас Садальский, и ничего он меня не уговаривал. Мы сидели где-то в кафе, и Стас сказал: Галя, сними платочек. Я сказала: давай 10 долларов. Он достал 10 долларов, а я сняла платок. Чего было стесняться – у меня прекрасные волосы…