«В этом мире все живое…»

В свое время Максимилиан Волошин в рецензии на сборник сказок «Посолонь» А.М.Ремизова писал: «Ремизов ничего не придумывает. Его сказочный талант в том, что он подслушивает молчаливую жизнь вещей и явлений и разоблачает внутреннюю сущность, древний сон каждой вещи…» Возможно ли повторить бесценный ремизовский опыт в наши дни? Оказалось, вполне! Передо мной – новая книга Владислава Бахревского «Златоборье», выпущенная издательским домом «Московия» в рамках Программы книгоиздания правительства Московской области. Известному русскому писателю, автору более сорока книг (среди которых давно полюбившиеся нам исторические романы «Василий Шуйский», «Долгий путь к себе», «Смута» и другие), удалось то самое, маловероятное, но давно ожидаемое – возвращение читателю, юному и взрослому, настоящей русской сказки. Признаюсь сразу. Несмотря на легкость, живость повествования, на великолепный язык сказочного романа, гармонично сочетающий в себе патетику и просторечия, не сразу прочла я заветное «Златоборье». Таков, видно, синдром современного читателя: чистое, настоящее воспринимается трудно и… не то чтобы с готовностью.

В сказочном романе «Златоборье» есть Жизнь, Любовь, Добро и Дружба, успешно противостоящие Злу современного, «прогрессивного» мира; щедрая русская природа, родные традиции, обычаи, поверья… и хранители всего этого богатства – добрые герои Бахревского.

Живет в таинственном Златоборье (прототипом которому, видимо, послужили подмосковные леса) необыкновенный лесник Никудин Ниоткудович. Имя его значимо: где родился, там и сгодился – пришел ниоткуда, никуда не уйдет. Отказавшись от более «престижной» работы, от погони за выгодой и всяческих излишеств цивилизации, соблюдая традиции предков, старик Никудин живет в полной гармонии с природой. Он бережно и на совесть служит Златоборью, прекрасно зная – все вокруг живет и дышит, каждый листочек здесь в цене, и человек за него в ответе.

« – Почему ручей не шумит? – удивилась Даша.

– Задремал, – объяснил Никудин Ниоткудович. – Вечернюю зарю проводил, а луны еще нет.

– Разве ручей живой?

– Живой, Даша. В этом мире все живое.

– И камни?

– И камни. Только всяк по-своему живет, непонятно для других».

В друзьях у Никудина – домовой Проша, кикимора Дуня, дворовый Сеня, Колодезный, Леший, Банник, Водяной и другие известные и забытые мифические герои. Вроде бы представители традиционной «нечисти», но только не для человека, чистого душой. (О настоящих супостатах поговорим ниже.)

Мало ли в Златоборье чудесного! Здесь, к примеру, гуляет загадочный Белый Конь, что бродит по земле со времен Батыя: «Сшиблись в сече два войска, и одного не стало – полегло. Конь прошел сквозь сабли и стрелы, да без хозяина в седле. Ловили чудо-коня татары – не дался. На болоте сгинул, с той поры никак не сыщет поля, где хозяин остался».

Приручить коня удается внучке и главной помощнице Никудина Ниоткудовича Дашеньке. Что символично – ведь именно смелая и великодушная девочка, усваивая уроки деда, становится мудрой хозяюшкой, легко вникает в лесное дело и в конце концов берет на себя роль защитницы Златоборья (по сути, народа и Отчизны). Ей, как и Никудину, открывается сокрытое.

«Даша уж пошла было домой, да что-то померещилось ей в тумане. Пощурила глаза, пощурила – вроде бы купола, маковки, маковки, купола, кресты, башни… Обозначились сторожевые ворота. Все ясней да ясней. Ворота отворились, и по капле, а потом и ручейком, и рекою двинулся на мертвый болотный огонь, огонь живой, трепещущий на ветру.

Словно тысячи людей шли со свечами…»

О друзьях сказано. А кто же недруги? Не так страшны, оказывается, ближние враги – соседи Завидкины (дед Завидкин и бабка Матрена Чембулатовна, которая на поверку оказывается самой настоящей Бабой-ягой), сколь приезжие «добродетели» вроде мелиораторов да иностранных толстосумов с выгодными предложениями относительно местных земель.

Так, роковую роль в жизни лесника и всего Златоборья сыграла столичная журналистка – «телебаба» – Нелли Исааковна. Эта «красивая, страдательно смотрящая женщина», прилетевшая в Златоборье за сенсациями, воплотила в себе продажность и бесцеремонность «желтого» журналиста, лицемерие и предприимчивость делового человека и, наконец, лживость, грубость и фальшь современного телевидения.

«- Вкусно, – похваливал еду Никудин Ниоткудович. – Из вас хорошая бы женщина получилась.

– Так я, по-вашему, не совсем женщина? – игриво ужаснулась Нелли Исааковна.

– Не совсем, – серьезно согласился Никудин Ниоткудович. – Вы – мытарь.

– Мытарь? Как это понимать? Мытари, насколько я знаю, собирали подати в пользу Рима. Собирали не очень честно, заботясь о своей собственной мошне.

– Те собирали деньги, а ты душу у жизни воруешь… Все ваши картинки – ложь».

Именно после сенсационного репортажа Нелли о Златоборье и его жителях волшебный лес «прославился» на весь мир. «Догремел» до США, откуда прибыли дельцы, пожелавшие устроить из заповедного леса прибыльный славянский «Диснейленд».

И остается вопрос: что сегодня главное Зло? Экологическая катастрофа? Неподалеку от Златоборья расположен Проклятый лес – зловещее место, бывшее когда-то ядерным полигоном: воду в тамошней реке можно резать на куски, как студень; на опушках пасутся вепри о сорока ногах; меж деревьев, покрытых не корой – живой кожей, рыщут двухвостые лисы… «Мне и жить-то не хочется после Проклятого леса», – признается Никудин своему другу, исследователю Соломону Моисеевичу. «Коли выберемся отсюда, ни одного ученого в Златоборье не пущу… Не знаю, как тебе, а мне стыдно, что человеком родился, что от меня наказание ни в чем не повинным созданиям, от меня, от человека!»

Очерствели душой, разнежились телом, ослепли и оглохли духовно современные люди. Динамичная жизнь горожан оказывается фиктивной.

«Даша к Завидкиным не выходила. Она рассказывала Белому Коню и Сене о городской жизни. Конь только ушами прядал, а Сеня поясок на рубашке все теребил.

– Неужто так и живут?! – обмирал от страха Сеня. – Без дворов, без хозяйства, без домовых? Может, и без самих себя?!

Даша правду не таила.

– Многим нравится в городе. По дому ничего не надо делать. Печку топить не надо…

– Ну нет, – отрезал Сеня, – без живого огня еда мертвая. Я ведь знаю, в казенном доме и жизнь казенная. Не видала в конторе лесничего домового? Тощий, скучный. Вроде бы мертв, да и не жив. Худые нынче времена у людей. Хуже не выдумаешь».

Ну а главное горе в том, что «верой народ обеднел, совсем нищий. Ни в Тебя, Господи, как следует не верит, ни в себя самого»…

Было бы несправедливо назвать книгу Бахревского исключительно детской. Она весьма познавательна и для взрослого читателя: ненавязчиво в сюжет вкроены календарь природы, примет и народных обычаев, исторические и библейские легенды. Кстати, религиозная эклектика романа не нарушает ни гармонии, ни общей идеи.

Несмотря на частое обращение главного героя к славянскому язычеству (а кое-где, например в сцене заклинания огня, к ведизму), он, как и сам автор, остается человеком глубоко православным: «Никудин три дня никакой еды в рот не брал, постился, приготовлял себя ко дню Луки, а на Луку сел писать икону Богородицы. А потом еще и раздумался. Жемчугом убрал Богородицу. Жемчуг – к слезам. О России – время плакать, но время и дело делать…»

Что же, поблагодарим Владислава Анатольевича за прекрасную книгу! И дай бог поскорее увидеть ее на полках книжных магазинов. Возможно, не с помощью одного лишь этого романа, но, встав на тропинку, точно заново протоптанную его автором в Проклятом лесу современной словесности, нашей литературе постепенно удастся вернуть читателей к мудрости, духовности, единству.

«Была здесь мшистая горка, круглая, как древний русский шлем. Вместо шишака – посеченный молнией дуб, живой одними отростками.

– Теперь посидим, поглядим, красоте порадуемся, – сказал дедушка. – Ну а если что дурное явится, выдюжим и дурное крепким сердцем да верой в доброе.

– Дедушка, – спросила Даша, – а что сильнее всего?

– Сильнее всего любовь».