На чтение: ≈ 12 мин.Я живу в Санкт-Петербурге и езжу иногда автобусом № 106 от больницы имени Мечникова до проспекта Революции. Вот и недавно этим же маршрутом отправился к старым друзьям. Ехал я на одноместном сиденье, спиной к водителю. Напротив меня присела молодая женщина с грудным ребенком. По тому, как она поправляла клапан одеяльца и как бережно поддерживала свою драгоценную ношу, по всему ее облику и поведению чувствовалось, что ее помыслы находятся здесь, в прижатом к груди маленьком тельце. Где-то я видел эту большеглазую симпатичную маму, подумалось мне. А она улыбнулась как-то растерянно и первой поздоровалась. И я вспомнил, вспомнил все, что было в этом автобусе № 106.
Тогда на моем теперешнем месте сидел старый, очевидно, плохо чувствующий себя старик. Как большинство мужчин уходящего из жизни поколения, он изредка вздыхал глубже привычного. Было видно – воздуха ему не хватает. Я еще тогда подумал: возраст есть возраст. Скоро сам буду таким. Старости помочь нельзя.
Взрыв истеричного смеха прервал тогда мои мысли. Хохотали два отпрыска перестройки, он и она – дети реформ и вседозволенности, сидевшие неподалеку. Молодая парочка резвилась. Они облизывали друг друга, поочередно шарили друг у друга внутри одежды и громогласно, с восторгом комментировали свои ощущения.
…Автобус остановился. В первую дверь вошли несколько человек. Среди них две старушки – одна на костылях с подлокотниками, и молодая беременная женщина.
Место будущей маме освободил пассажир, сидящий напротив старого, трудно дышащего ветерана. А старушке на костылях места не оказалось. Седой старик хотел было встать и уступить инвалиду сиденье, но женщина возразила и обратилась к молодежи. В ответ – очередной взрыв смеха. Наглая парочка, юродствуя, показывала на большой живот беременной женщины и, хохоча, копировала сгорбленную позу старушки на костылях. Все были в шоке от этой отвратительной сцены. Сопляки издевались над материнством и старостью. Молодая женщина, покраснев, интуитивно закрывала руками живот, как будто защищала его от насмешки, а старушка плакала от беспомощности.
Вот тут-то и поднялся седой и больной ветеран. Лицо его побагровело, было видно, что резко повысилось давление, силы его покидали, но он все-таки подошел к распоясавшейся парочке. Наглый смех взорвался с новой силой. Казалось, нет управы на циников. А дальше все произошло неожиданно стремительно, жестоко. Со словами: «Ну, «надежда Родины», поднимайся и освободи место инвалиду!» – ветеран, сдерживая волнение, потянул парня на себя. А тот как будто этого и ждал: вскочил с сиденья, вырвался из рук старика и стал бить его кулаком по голове. С воплем набросилась на ветерана и девица. Это был бой старого солдата с подонками. Старик явно не рассчитывал на помощь (редко кто оказывает ее сейчас слабому, терпящему бедствие или нуждающемуся в защите человеку). Спасая голову от ударов, ветеран молча нагнулся, обхватив ноги «героя», приподнял его, и, несмотря на остервенелые удары по спине, потащил к выходу. Тут только очухались все.
У меня сдавило сердце от стыда и боли. Я крикнул: «Что же мы стоим-то, люди?!» И пошел на помощь старому отважному человеку. Сдвинулись с места многие. Бесчинствующих хулиганов вытолкнули из остановившегося автобуса. Надо было видеть физиономии девицы и парня. Они были шокированы случившимся и беспомощно топтались на асфальте. Старый солдат с кровоподтеками на лице с трудом держался за поручень у выхода, тяжело дышал и молча смотрел на сникшую парочку, а те, в свою очередь, не сводили удивленных глаз с отважного старика.
Автобус тронулся. Притихшие пассажиры устремили взгляды на ничем не приметного пожилого человека, способного в неравной схватке встать на защиту слабых. Я предложил ветерану присестъ на свое место. С трудом он опустился на сиденье и закрыл глаза. Из правой брови и левой стороны рта шла кровь. Какие слова нужно сказать человеку, остановившему гнусный разгул? Кто знает?.. Вот и будущая мама, все еще прикрывая живот правой рукой (очевидно, инстинктивно продолжая оберегать его), левой достала из кармана пальто чистый платок и молча (молча!) стала осторожно стирать кровь с лица своего фактически единственного защитника.
Старик улыбнулся, открыл глаза, ласково посмотрел на заботливые руки, кивком поблагодарил женщину и отвернулся к окну. Дыхание его было прерывистым, тревожным. Кто-то подошел к нему, предложил себя в свидетели. Ветеран горько покачал головой. Понятно – кто будет сейчас заниматься бытовым конфликтом, каких всюду совершается множество?
Водитель объявил следующую остановку – «Площадь Революции». Я сказал, что здесь, рядом, находится «Скорая помощь». Старик ответил, что знает, что он рядом живет, потом тяжело встал, наклонился к молодой женщине и тихо, как-то непривычно в данной ситуации, попросил: «Вы уж сберегайте своего ребятеночка. Он очень нужен всем нам, живущим в России». Затем последовал к выходу. Я невольно пошел за ним.
Автобус ушел, а старик, застыв, долго смотрел ему вслед. Молчал. Чуть позже зашептал: «Остановка «Площадь Революции». Чьей революции? Французской, русской, пролетарской?.. А может, воровской?» Перевел блуждающий взгляд на меня, потом вновь посмотрел в сторону ушедшего автобуса.
– Как вы думаете, кто родится у этой прелестной женщины?
Я хотел ответить что-то дежурное, но он произнес раньше меня: «Должен родиться хороший человек… Обязательно хороший…».
Вдруг старик резко взял меня за руку, застонал, как-то неуклюже прислонился ко мне и тут же медленно опустился на землю.
Я переполошился, подтащил его к столбу автобусного павильона, побежал на дорогу к машинам, вернулся, сам глотал нитросорбит и нитроглицерин – обращался за помощью к прохожим… Только с четвертой или пятой попытки помощь, наконец, пришла. К остановке подошел юноша лет двадцати.
– Дедушка, что с вашим товарищем?..
Господи, как уважительно прозвучали эти простые слова! Так ведь может сказать только человек, на которого можно положиться. И я не ошибся. Выслушав меня, юноша побежал за врачами, побежал, как будто беда касалась близкого ему человека.
Через несколько минут подъехала машина «скорой помощи». Я плохо помню, какие манипуляции проделал врач со стариком… Вместе с юношей он перенес ветерана в машину, заставил и меня подышать нашатырным спиртом, предложил проехать с ним в медпункт… Но со мной рядом стоял надежный юноша, а прекрасный старый человек теперь был в надежных руках медицины. Мне вроде стало лучше. От услуг «неотложки» я отказался.
Помню, как юноша предложил проводить меня домой, как немного посидел около меня, рассказывая о своем институте – Военмехе, где он учился на втором курсе. Помню, как приветливо попрощался… С горем пополам добрался домой и, кажется, в тот же день оказался в больнице.
Прошло более трех месяцев после ужасной истории в автобусе. В редких поездках по городу я постоянно всматриваюсь в лица молодых людей и пытаюсь предположительно подсчитать, кого же больше в нашей стране – тех, кто глумится над стариками, плюет в прошлое своей Родины, паразитирует, или других, кто живет по морали православия, исповедуя нравственные заповеди. Надежда мешает быть беспристрастным, увеличивает счет в пользу добродетели. И дай-то Бог!
– Как чувствует себя мой защитник? – мягко и настороженно спросила молодая мама.
Мне стало почему-то неловко, обидно и стыдно. Как будто по моей вине (а может, и по моей?) никто не знает о самоотверженном ветеране. Кто он, где живет, в чем нуждается?
– Когда я вышел из больницы, то сразу попытался найти старика… Несколько раз проезжал в 106-м автобусе, стоял на остановке «Площадь Революции», дважды заходил в «Скорую помощь». Оказывается, в тот день (и на следующий) здесь побывали более 50 человек…
– Я все время молилась за удивительного дедушку, – сказала мама и, посмотрев мне в глаза, задумчиво произнесла:
– Ваше поколение бескорыстно и прекрасно настолько, что иногда не верится, что вы были явью. Господи, как жить-то будем без вас?
Какое-то время мы ехали молча. Бывают моменты в жизни, когда слова вдруг исчезают.
– Как зовут вашего ребятенка? – прервал я это молчание.
– У меня ведь двойня… Вот это – Вера (она ласково прикоснулась щекой к одеяльцу), а братик Никита дома с бабушкой. Приболел немного…
Мне стало вдруг так хорошо – не передать! И причина стала ясна. Рожденные здоровой и нежной женщиной дети сохраняют в себе свет и теплоту матери на всю жизнь, если, конечно, их не отнимет у России ядовитая телевизионная игла…
Автобус остановился. Женщина, бережно прижав к себе ребенка (Веру!), вышла. А у меня неожиданно возник школьный вопрос: неужели все так просто? Неужели дело только за появлением лидера, способного ПОСТУПКОМ своим встряхнуть людские души?
Санкт-Петербург
P.S.
Если тебе, ветеран, солдат, учитель, добрый и мужественный человек, этот очерк попадется на глаза – откликнись. Давай вместе поразмышляем о ЧП в автобусе, о молодежи, приходящей нам на смену, о Родине, которой мы дорожим, но которую наши русские дети и внуки могут потерять…
Выбор читателей
Комментарии