Увлекательная оптика. Главный движущий фактор – интеллектуальное любопытство

​В молодой стремительной девушке с задумчивым взглядом Ольге БРЕЙНИНГЕР сложно узнать докторанта и преподавателя Гарвадского университета. Еще сложнее поверить в то, что до Гарварда была другая Мекка международного высшего образования – Оксфорд, но абсолютным безумием кажется то, что предшествовал им самый что ни на есть Литературный институт имени Горького.

Мы сидим за одним из, кажется, намеренно состаренных столиков московского гастропаба «Дом 12», куда она прибыла прямиком с научной конференции на Кавказе, чтобы презентовать свою дебютную книгу – роман «В Советском Союзе не было аддерола» и тут же унестись куда-то еще. На обложке толстого томика, буквально только что вышедшего в крупнейшем отечественном издательстве «АСТ», изображена девушка, стоящая на фоне манхэттенских небоскребов и прикрывающая ладонью глаза. Сходство пусть и не очевидное, но стилистически выверенное. Литературная критика уже успела назвать Ольгу Брейнингер ни много ни мало «надеждой русской литературы», а ее прозаический дебют успел оказаться в длинных списках ведущих литературных премий страны. – Ольга, в некоторых эпизодах своего романа вы рассказываете о школьных годах, проведенных вашей героиней на излете советской власти в Казахстане. Можно ли назвать эти фрагменты автобиографичными? Какой вы запомнили свою школу? – Да, во многом эти фрагменты автобиографичны, именно такой я запомнила свою школу в 90-е в Казахстане – совершенный и восхитительный хаос, еще очень сильное преподавание, уже широкое распространение популярной западной культуры, очень много очень сильного английского (за что я очень благодарна своим преподавателям) и ощущение абсолютной свободы, но одновременно и отсутствия традиционных жизненных ориентиров.- После получения среднего образования вы решили перебраться в Москву. Почему ваш выбор пал именно на Литературный институт имени Горького? – Это довольно смешная и удивительная история. Когда я в старших классах школы выбирала, куда поступать, у меня было много справочников, я изучала информацию о разных вузах и думала о факультете международной журналистики. А потом мне случайно попал в руки номер «YES» – глянцевого журнала для девушек-подростков. Там была статья о Литературном институте, где студенты в коридорах читают друг другу вслух поэзию и мечтают стать новыми Толстыми и Достоевскими. Я поняла, что хочу учиться именно там.- Как вам пришла в голову идея продолжить обучение в магистратуре Оксфордского университета? Многим кажется, и я здесь не исключение, что это доступно лишь отпрыскам чрезвычайно богатых семей. Так ли это на самом деле? – На самом деле это не совсем верно. Когда речь идет об обучении в магистратуре и докторантуре, многие университеты в Англии, и особенно в Америке, предлагают различные гранты и программы финансовой поддержки студентов. – В Оксфорде вы, насколько можно судить по некоторым публикациям в российской печати, стали студенческим президентом. Что значила эта должность и какие функции вы выполняли на этом посту?- Да, во время учебы в Оксфорде я была президентом студенческого сообщества в своем колледже, Brasenose. Это был очень интенсивный, сложный и интересный опыт, особенно учитывая то, что меня выбрали президентом в достаточно турбулентный период в жизни колледжа. В мои обязанности входило в первую очередь быть посредником между студентами и администрацией колледжа, представлять и отстаивать наши интересы, в том числе и по ряду очень спорных моментов. Это дало мне возможность увидеть изнанку той жизни в Оксфорде, которая со стороны кажется волшебной и идеальной. Кроме того, президент курирует социальную жизнь студенческого сообщества – это включает организацию вместе со своей командой многочисленных мероприятий, распределение бюджета и отчетность, работу с президентами других колледжей по общеуниверситетским инициативам и многие другие вещи.- После Оксфорда вы поступили в докторантуру Гарвардского университета. Некоторые психологи утверждают, что беспрерывный процесс получения одной ступени образования за другой – признак страха, что называется, реальной жизни. Что в данном случае побуждает вас из года в год продолжать посещать студенческие аудитории? – Судя по многочисленным исследованиям, посвященным этой теме, это действительно так: существенный процент студентов, выбирающих продолжить образование в новой области или получить научную степень, принимают такое решение из-за страха вступления во взрослую жизнь. И все же не все, кто выбирает академическую сферу, руководствуются эскапистскими соображениями. Наука, исследовательская деятельность – такая же серьезная и «взрослая» работа, как и любая другая. К тому же на самом деле она вовсе не сводится исключительно к посещению лекций и семинаров. Наоборот, это и преподавание, и архивная работа, и посещение конференций, и дискуссии, и обмен опытом с коллегами, и просто долгие часы работы над текстом; поездки, полевые работы и много других вещей. Для меня главный движущий фактор, наверное, – это интеллектуальное любопытство и желание найти объяснение вопросам и проблемам, которые меня интересуют и волнуют. Отчасти я делаю это и в художественной форме, как писатель; но нередко те же самые темы становятся для меня и объектом академического исследования. Эта «двойная оптика» своего рода делает мою работу невероятно увлекательной и захватывающей.- За годы своего студенчества вы имели возможность сравнить несколько систем высшего образования. Кроме того, успели пообщаться со сверстниками, без преувеличения, со всего мира, отличается ли набор знаний и компетенций, которыми они обладают, от тех, которыми обладали позднесоветские дети?- И да, и нет. С одной стороны, молодые люди во всем мире похожи – планы, амбиции, желание изменить мир и совершить что-то великое. И все же, сравнивая студентов, у которых я сейчас преподаю (а им, как правило, 18-20 лет), и то, какой я помню себя в этом возрасте, я вижу и значительные отличия. В этом возрасте я скорее находилась в ожидании, витала в облаках и ждала, на какую дорогу меня выведет моя профессиональная жизнь, в то время как мои американские студенты более проактивны. Они с раннего возраста начинают ставить себе конкретные цели и учатся планомерно достигать их. Например, если речь идет о поступлении в престижный университет, то еще в школе ребята начинают работать на определенный средний балл, занимаются exctracurriculars – внешкольными мероприятиями, волонтерством и разными другими вещами как для развития своего общего кругозора и представления о мире, так и для того, чтобы сделать свое резюме более интересным и конкурентоспособным при поступлении.- Ваше последнее наблюдение коррелирует с недавним выступлением главы «Сбербанка» Германа Грефа. Он, в частности, заявил, что главная цель сегодняшнего образовательного процесса – уйти от понимания судьбы как рока, некой определенности, заранее данной, к пониманию судьбы как цели. Как вам кажется, каким образом можно ввести подобный подход в школьный образовательный процесс? – Я думаю, что в первую очередь нужно помогать школьникам и студентам понять, что образование – это дорога, которая ведет не только к определенной профессии (что особенно важно в российской системе образования, когда выбор специальности осуществляется в 17-18 лет), но в первую очередь к самому себе. Школа и университет – это те экспериментальные площадки, где можно и нужно пробовать самые разные вещи, расширять и укреплять свои интересы, ставить задачи и вызовы – и постепенно приходить к пониманию себя, к уверенности в своих силах и жизненных целях. – Вы, насколько можно судить, проживаете в исторически сложившемся «образовательном квартале» Гарвардского университета. Способствует ли такая форма организации пространства образовательному процессу?- Да, и очень сильно! Я всегда стараюсь жить на кампусе, потому что университетские кампусы – это совершенно особые микропространства с потрясающей энергетикой, которая помогает постоянно заряжаться вдохновением и поддерживать высокий темп работы. Возможность выскочить из дома в три часа ночи, чтобы рассказать другу о какой-нибудь очередной важной идее, или часами сидеть в кафе за ноутбуком среди таких же, как ты, студентов, работающих на износ и бесконечно счастливых, – бесценна.- В своем романе вы говорите об универсальном человеке – живущем, по сути, без границ и родины. Можно ли предположить, что это и есть поколение только входящих в жизнь миллениалов? Если да, то какие знания и навыки, по-вашему, в первую очередь должны получить представители этого поколения в школе? – Скорее всего это не только о миллениалах, но, действительно, именно для этого поколении тенденции, о которых я пишу в романе, стали определяющими. Если говорить о навыках и жизненных умениях, которыми миллениалов может вооружить традиционная система обучения, то это в первую очередь критическое и аналитическое мышление. Сегодня невероятно сложно маневрировать и оставаться собой в безграничном, сумасшедше сложном информационном пространстве, механизмы работы которого зачастую намеренно непрозрачны, и не существует никаких правил, кроме понимания того, что «everybody lies». Поэтому аналитические навыки, скептицизм к официальным нарративам и любым утверждениям, не построенным на убедительной аргументативной базе, должны стать своего рода «духом сомнения и отрицания» глобализированной эпохи.