Утысячеренные люди. Адреса любви русской поэзии

Вячеслав Недошивин. «Адреса любви: Москва, Петербург, Париж. Дома и домочадцы русской литературы». Москва : АСТ, 2014

Какое мучение читать о судьбах русских поэтов! И как их нужно любить, чтобы писать о них! Эти две мысли-чувства преследовали меня все время, что я читала недавно вышедшую книгу Вячеслава Недошивина «Адреса любви: Москва, Петербург, Париж. Дома и домочадцы русской литературы». Только страстная любовь к поэзии, благоговейное почитание таланта и какое-то священное уважение к праву поэта не «быть, как все» могли породить книгу, в которой соседствуют столь разные люди – Денис Давыдов, Федор Тютчев, Александр Куприн, Константин Бальмонт, Валерий Брюсов, Зинаида Гиппиус, Федор Соллогуб, Александр Блок, Велимир Хлебников, Андрей Белый, Максимилиан Волошин, Марина Цветаева, Осип Мандельштам, Владислав Ходасевич, Анна Ахматова, Сергей Есенин, Михаил Булгаков, Борис Пастернак.Не знаю, будут ли по этой книге изучать историю русской литературы в университетах, как предрекла одна дама-критик на презентации, но «Адреса любви…» и вправду кладезь для всех исследователей и просто ценителей отечественной поэзии. Это поистине гигантский и во многом фундаментальный труд – 18 поэтов, 711 страниц, из которых только список используемой литературы составляет 11 страниц, а перечень адресов – 19. Вячеслав Недошивин, известный журналист, автор и ведущий серии документальных фильмов о жизни поэтов Серебряного века, кандидат философских наук, признан сегодня «одним из самых компетентных, пожалуй, в стране (да и в мире) специалистов по времени, людям и адресам Серебряного века». Но в хорошей книге, как и в любви, важна ведь не эрудиция, а страсть к деталям и собственный взгляд на вещи. А у Недошивина помимо этого есть еще и талант литературного детектива. Он вытаскивает на свет божий такие подробности и секреты жизни и творчества небожителей, о которых знают единицы. Например, о неизвестном исследователям сыне Александра Блока и Надежды Нолле-Коган – и за этой глубоко интимной тайной стоит трагедия последних лет жизни поэта, когда он понимал уже всю чудовищность революции, свою загнанность и обреченность. А странная загадка взаимоотношений гениев и самого кровавого вождя всех времен и народов? Разве не удивительно, что «Сталин, шуганув беспощадных «нукеров» своих, подарил жизнь Андрею Белому, Ахматовой, Пастернаку, Замятину, Булгакову, Платонову, Михаилу Кузмину. И первому поэту ХХ века – Цветаевой»? Были арестованы близкие им люди, готовы приказы об их аресте. И каждый раз генсек их неожиданно миловал. «Каприз палача? Наверное. Но ведь и безупречный литературный вкус», – заключает автор, не отказывая великому тирану в своеобразной гениальности. «Воздуха! Воздуха!» – были последние слова Ахматовой. А «первый поэт ХХ века» Марина Цветаева? Глава о ней, пожалуй, самая глубокая и беспощадная в книге. Нельзя без мучений читать о том, как ее подводили к самоубийству дочь, муж (у которых была не только кормилицей, но и вечной «судомойкой»), любовник и, разумеется, «собратья» по цеху. Ну ладно, советские писатели, «запроданные рябому черту на три поколения вперед», как говорил отчаянный Мандельштам, но ведь и эмигранты туда же: «Ни одного голоса в защиту, – писала Марина Ивановна. – Я удовлетворена». «Царь-дура», «кошка драная», «распущенная кликуша», «психопатка с оловянными глазами»  говорили о ней Бунин, Ремизов, Ходасевич. За ее вечную беспощадность к себе и другим, за следование высшей справедливости. Скажут: но разве стихией Марины Ивановны не «была трагедия – героизма, жертвенности, бедности и гордыни, непревзойденной Марининой гордыни: Я есмь – и я иду наперекор…», как писала ее знакомая? Разве не говорила она еще в юности: «Пока не научитесь все устранять, через все препятствия шагать напором, хотя бы и во вред другим – пока не научитесь абсолютному эгоизму… большой работы не дадите…»? Возможно, личная трагедия Цветаевой была как раз в том, что сама она не смогла следовать своему призыву и не смогла оставить семью, сначала приехав за мужем в эмиграцию, а потом вернувшись в Советский Союз, даже предчувствуя самое страшное. Возможно, автор об этом и не подозревал, но тема гордыни и совести  одна из ключевых в книге, проходящая по самым разным судьбам непохожих друг на друга писателей. Читая книгу в хронологическом порядке, можно заметить, что поэты ХIХ века  Денис Давыдов и Федор Тютчев  о себе как о творцах были достаточно скромного мнения. Но чем ближе к концу века и началу следующего, тем больше возрастает самомнение. Поэтов ХХ века как раз объединяла чудовищная, «сатанинская» (так говорила про Михаила Булгакова его сестра) гордыня. Каждый –  от Ходасевича и Гиппиус до Сергея Есенина, Анны Ахматовой, Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака и Марины Цветаевой –  претендовал на роли царя и царицы русской поэзии, пусть даже «по праву – не по желанию», как говорила последняя. Возможно, неестественное эго – отличительная черта человека нового времени (и мы лишь наследники давней идеи индивидуализма), и отсюда корни ужасающих революций и войн. Почти физически больно читать фактически завещание Блока своему сыну: «Пусть… он будет человек мира, а не войны, пусть он будет спокойно и медленно созидать истребленное семью годами ужаса. Если же это невозможно, если кровь все еще будет в нем кипеть, и бунтовать, и разрушать, как во всех нас, грешных, то пусть уж его терзает всегда… совесть, пусть она хоть обезвреживает его ядовитые, страшные порывы, которыми богата современность наша и, может быть, будет богато и ближайшее будущее…» Как будто всем нам сказано….Можно еще долго обсуждать героев книги Вячеслава Недошивина, которые были одновременно и чудовищами, и святыми, но когда вам захочется осудить их, вспомните кесарево изречение Сталина, замахнувшегося на божеское: «Других писателей у меня нет».