Утопили школу

Утопили школу

Вместе с ней едва не ушло <> детство Вали…

И вот сижу я в белых чистых стенах Костромского института усовершенствования учителей. На окнах – горшочки с цветами. А напротив меня тоненькая, высокая Валентина Алексеевна Васильева, заведующая кабинетом начального образования. И она мне рассказывает о том, как – не исполнилось ей еще шести лет – она, видя, что крестьянские дети, ее братья и сестры, собираются в школу, взяла шапку и тоже хотела идти. Но мать сказала: <>. <<Я завыла. Тогда мама собрала в доме все учебники брата, завязала их в узелок и мне – решительно: <>

Ну чем не история о Филипке, случившаяся уже в наши дни, в начале пятидесятых?

Впрочем, когда нам шесть-семь лет, наверное, все мы подобны зачарованному Филипку. Но уже через два-три года во многих детях появляется стойкое неуважение к школе. Ну а как там было в детстве Валентины Алексеевны?

– Начнем с того, что мама никогда не подавляла мою волю, – говорит она.

Хотя жили они после войны в деревне, которую теперь многие называют <>, мама Валентины Алексеевны, судя по ее рассказам, была внутренне достаточно свободным человеком. Никогда не слышала Валентина Алексеевна, чтобы мама и другие родственники проклинали работу или жизнь. <>

Вот так подумать: неужто родилась она для такой тяжелой доли: муж погиб, на руках двое детей? Неужели ни на что другое попросту она не годилась?! Но вместо того чтобы отчаиваться и спиться, как многие сегодня в деревне, мама Валентины Алексеевны стала лучшей свинаркой в колхозе, ее посылали даже на выставку в Москву.

<<И вся деревня наша Новоселово состояла из таких, как она. Варили картошку – стучали соседям в стену: <> Но что очень важно: взрослые стремились, чтобы нищета не разрезала острым когтем тот кокон, в котором созревали детские жизни. Каждый Новый год ставили они в деревне несколько елок, чтобы дети могли ходить от одной елки к другой – друг к другу в гости. Елки были украшены фантиками от конфет. Вместо подарков – самодельное печенье. На Пасху в березовой роще вешали качели. И пели, и плясали взрослые вместе с детьми. <>. И запечатлевали ее в слове. Луг за деревней, например, назывался Серебряница. То ли из-за росы, что по утрам на траве, вокруг дубов. То ли из-за барашков на ивах…

<<Это был естественный уклад жизни. Мы маме постоянно помогаем. И, в свою очередь, она разрешает нам приводить каждый день друзей в дом – поиграть, не кричит: <> А знаете, на чем я поймала себя недавно? Учу внучку трехлетнюю играть в кубики! Но разве мама учила меня играть в куклы? Диктат взрослых!>> Наши дети, как деревья, у которых то и дело обрезают ветви: <>. Но может быть, мы раскрепостили школу? Учителей – пожалуй, да. Но не детей. <<В начальной школе по 27 уроков в неделю! – вздыхает Валентина Алексеевна. – Тут и иностранный язык, и ритмика, и риторика. Но разве это выбор ребенка? Нет, опять – родителей. Мы считаем, что, чем больше занятий у малыша, тем лучше он развивается. Но если ребенок переутомлен, занимается в душном классе, при плохом свете, во вторую смену – разве это развитие? Возможно, я покажусь консервативной, но нас в детстве никто специально не развивал. И все-таки мы развивались. Сами. Мать купит детских книжек и журналов, рассматриваешь их, и замирает сердце: <<Какая девочка чудная на обложке <>! Глаза чистые, мечтательные, белый фартучек! А за спиной какое-то здание, похожее вроде бы на дворец – университет…>> И когда мать похвалит: <> – вот уже и заведен в ребенке тот природный механизм, который заставлял Филипка бежать в школу, а деревья заставляет расти.

В школу она пошла в Новоселове. А учительницу первую полюбила после того, как старший брат сказал о ней завистливо: <>. Этого было достаточно, чтобы Валя смотрела на нее теперь, как на святую.

Потом уже, когда Валентина Алексеевна сама стала сельской учительницей в деревне Некрасовка (кстати, раньше она называлась Святое. Явилась тут какая-то чудотворная икона), впервые задумалась, как это Татьяне Ивановне хватало сил скрывать от учеников свои многочисленные проблемы: у нее, оказывается, четверо детей, огород, хозяйство!..

А в девять лет произошло с Валей несчастье. <<Строили Горьковское водохранилище и нашу деревню решили затопить. Всех родственников, соседей раскидали при переселении по разным деревенькам. Ведь наша область большая, но малочисленная. Там десяток домов, тут десяток, и всюду малокомплектные сельские школы. Наша семья уезжала из Новоселова последней. Новый дом не достроили, а старый, большой кирпичный, ломали у нас на глазах. Мы жили в погребе. Тогда я впервые подумала: <> Вопрос, на который и каждому взрослому ответить не под силу. Он был рожден набежавшим одиночеством. Ляжешь на траву, смотришь в пустое голубое небо, а на душе страх и тоска. Смысл моей жизни на целый год вдруг ускользнул от меня, и мама не была в силах помочь мне, потому что и она была больна тем же>>.

На новой почве деревья, случается, засыхают…

И тут помогла Вале в новой школе учительница Татьяна Васильевна Груздева. Интеллигентная, она по каким-то признакам угадала ее состояние и ввела в новый круг детского общения.

Потом уже, когда Валентина Алексеевна стала учительницей, и ей попадались в классах <> дети. Один все подкалывал ее неприятными вопросами. Другой, Миша, целый год молчал, вообще не отвечая ни на один вопрос. Девочка все кидалась в истерики да бежать из школы. Конечно, Валентина Алексеевна могла сделать вид, что она здесь ни при чем: просто этим <> уже больше неинтересно учиться в школе. Но Валентина Алексеевна узнала, что один из них тосковал по учительнице, которую она заменила. Другой, которого бил дедушка, просто боялся рот раскрыть. Да и девочка росла без отца. Может быть, сама себе казалась ущербной и не терпела поэтому никаких замечаний. И вот уже Валентина Алексеевна вводила их в <> общения. Разговаривала ровно, спокойно, приносила им книжки, открытки, картинки – то, что они любили. Манила их в жизнь. Двоек не ставила. Терпеливо ждала, когда они ответят на ее ласку.

Помните, учитель попросил Филипка сложить его имя? Филипок сказал: <>. Все засмеялись. А учитель произнес: <>. Так что же такое <>? Откуда она, например, в семи-девятилетних малышах? На мой взгляд, отсюда, из ситуации, когда ученик начинает: <>, а учитель: <>. Нет ответа. И потом уже никогда не будет. Валентина Алексеевна со мной соглашается:

– Просит учитель, допустим, Сашу: <>. Саша: <>. – <>. И Лена поливает. В начальной школе учителю легко опираться на девочек, они активны. А мальчики получают клеймо <>. И потом уже Лена выйдет замуж за Сашу и, зная, что он безответственный, не подпускает его к колыбели сына – <> – и не доверяет ему семейный кошелек.

Да, мы стремимся сегодня развивать в начальной школе эмоции и ум детей, а надо не забывать о нравственности… В поселке Чернопенье, в школе, уже третьей по счету в жизни Вали, ответственность воспитывали.

Она окончила начальную. А пятый класс был в другом селе, в восьми километрах от маминого дома. И вот уже надо расстаться с мамой для того, чтобы переехать в интернат, в среднюю школу. Такой вот выбор стоял перед <>. А учиться хотелось. Очень! И Филипок опять бросился бежать…

– Интернат, конечно, – тоскливое место, – говорит Валентина Алексеевна. – Но и здесь я узнала добрых учителей. Например, директора, Кутова Александра Васильевича. Его жена Серафима Григорьевна встретит нас, бывало, в коридоре, всегда приласкает, по голове погладит. Запомнилась мне эта школа и трудовыми делами…

Мальчишки сами пилили дрова, кололи их, чистили картошку. Все вместе работали на приусадебном участке. Отвечали за их общий дом…

И вот Вале четырнадцать, семилетка позади. Мама говорит: <>. Я взмолилась: <> Тогда мама опять, как всегда: <> Конечно, Валя знала, что учитель получает на первом году службы 57 рублей: конец пятидесятых на дворе. Знала, что ее отправят работать в какое-нибудь село, от которого до ближайшего Дома культуры <>… И все-таки из всех профессий ее очаровала именно эта. Почему? Наверное, потому, что все хорошее в жизни она увидела только от учителей и от мамы. И ей захотелось стать такой же важной величиной для других детей. <<Конечно, я смотрела на жизнь через <>.

Но когда, опять расставшись с мамой, Валя уехала учиться в Галич, она встретила в педучилище Галину Валерьяновну Трегуб, которая стала классным руководителем ее группы, и поняла, что та тоже смотрит на жизнь через <>. Однако это не помешало ей не так давно получить Соросовскую премию. И, может быть, именно потому, что Галина Валерьяновна любила поговорить с четырнадцатилетними, оторванными от семей <> о возвышенном, только две девочки из тридцати в их группе не связали свою судьбу с педагогикой. Остальные сегодня директора и завучи школ… А детство, наверное, и должно быть в розовых очках. Если оно наденет траурные, черные, вряд ли ему захочется тянуться к солнцу!

Валентина Алексеевна – страшно подумать! – стала учителем в восемнадцать лет. Двенадцать работала в Некрасовской сельской школе и уже восемнадцатый год – в институте усовершенствования учителей. Крохотная зарплата, постоянные командировки, но она, как ее мама, никогда не проклинала ни жизни, ни своей профессии… И теперь я знаю, что было с Филипком после того, как он вошел в школу и остался в ней. И догадываюсь, почему великий мыслитель Лев Николаевич Толстой снизошел до написания короткого детского рассказа о мальчишке, который бежал и бежал в школу. Это памятник хорошему ученику и хорошему учителю, которым, к счастью, удалось найти друг друга. Вечные герои, вечный сюжет. Одно только <> сделать писатель. Он не назвал ни имени, ни фамилии учителя. А мы имена называем…

Ирина РЕПЬЕВА

Кострома

Глиняная бочка ивановских диогенов

Глиняная бочка ивановских диогенов

Командировка в область контрастов

На трамвайной остановке людно, чувствовалась невысказанная общность ожидания. В самом центре, на сухоньком, мирно лежал, закутавшись в тряпье, бомж. Судя по размеру ноги, это была женщина. Чуть поодаль, уже на мокром, растянулся еще один бомж, явно навеселе. От хорошего настроения он слегка похлопывал ногой по мелкой луже. Третий джентльмен того же рода сидел прямо на земле и время от времени пьяно и ласково матерился.

Благообразное население находилось рядом, ничем не выказывая волнения по поводу близости немытых и дурно пахнущих соотечественников.

– Граждане, – возопила я, – а почему же здесь люди валяются?!

И мне сразу ответил добрый женский голос, сильно налегая на <>:

– Так мы вот стоим, милая, а им и полежать охота, и посидеть. И пусть себе!

Обо всем этом я размышляла на следующее утро, отправляясь в один из самых глухих районов Ивановской области (да простят мне этот вывод местные жители) – Лухский. В самом деле, что есть нищета? Судьба, обстоятельства или выбор? И что можем сделать мы, живущие рядом, кроме одного – понять?!

И видела я потемневшие бревенчатые дома, огромные поленницы березовых дров, деревенских баб в черных резиновых сапогах… А дети – дети в Тимирязевской средней школе Лухского района внешне почти неотличимы от московских – одеты в турецко-китайские одежды. Прощай, страна березового ситца?! Школа стояла чудом – потолочные балки преступно клонились к полу. Кто больше молился за крепость потолков – местный батюшка или глава администрации – неизвестно, но вот уцелели пока. Сохранились и красивые поясные портреты классиков марксизма-ленинизма в кабинете истории. Закрывая грудью подтеки на шатких стенах, классики строго смотрели на трепыхающийся напротив российский триколор и державного золотого орла. Что было в силах женщин и детей, здесь берегли – и классиков, и школьные столы, на которых не было ни единой помарочки.

И дальше, в село Пордзни, мимо пепелища сгоревшей библиотеки к когда-то гремевшей на всю округу школе. От былой славы на видном месте остались грамоты и благодарности. А нынешняя гордость – лошадь Майка – школьная любовь, транспорт и <>, привязана за школьный штакетник. Про то, как красногривого жеребенка победила стальная конница, много раз, наверное, говорила на уроках Альбина Николаевна Румянцева – замечательный педагог, судя по творческим работам ее учеников. Но о благах и недостатках технического прогресса рассуждать здесь тяжело – такое пронзительное ощущение оставленности в этой школе. Полы в столовой вкривь и вкось, впору детям ноги поломать, как после буйства пьяного мужа в запущенной семье. Ко всему можно привыкнуть, и душа перестает болеть за нищету.

И все же я верила начальнику областного управления образования Людмиле Николаевне Добряковой, что в области есть совсем другие школы, потому что видела их сама. Гордость Иванова, например, школа-лицей # 21, вошедшая по рейтингу журнала <> в сотню лучших средних учебных заведений России. В лицее прекрасная начальная школа – с вариативностью образования, дополнительными курсами, бальными танцами, с <> обстановкой в классных комнатах – на одном из окон мирно клевал пшено новорожденный цыпленок. Здесь берегут среднюю школу – главное, не упустить ученика, и неважно, будет ли он потом учиться в лицейском классе или в ПТУ. И, наконец, 23 прошлогодних медалиста из 97 выпускников – это какие же тут должны работать учителя, чтобы соответствовать таким детям?! Правильно, самые лучшие – и преподаватели нескольких вузов, и свои собственные – золотой учительский фонд.

Трудно понять, как в зоне экономического неблагополучия многим ивановским школам удается прыгнуть выше головы, подняться выше окружающей жизни, стать выше обыденности. Что-то здесь есть то, что сильнее повседневного отсутствия денег, – люди. И их работа.

Жить можно по-разному – во дворце из чистого золота и хрусталя или в глиняной бочке, подобно Диогену. Но школа – навсегда в детстве; и у нее нет права быть нищей. Ведь когда я спросила у ребят в Тимирязеве, что для них значит школа, серьезный мальчик с чистым, открытым лицом приподнялся с <> и твердо ответил:

– Все.

Лидия СЫЧЕВА

Ивановская область