Успех в безнадежном деле

Если тебе это интересно, делай, не ожидая похвал и наград

Латино-греческой терминологией я заинтересовался еще в вузе, на старших курсах. И именно потому, что учился на биолого-химическом факультете, где мы едва ли не с первого дня должны были заучивать огромное количество научных терминов.

По этому поводу мой товарищ Игорь Савин, студент географо-биологического факультета, написал такое стихотворение:

Пересдача, пересдача, над
учебниками плачем, в зоологии – нули.
И зачет уже маячит за опросами
вдали, выручай-ка, Натали*.
…И зубрит слова-гиганты
незадачливый студент:
Цитостомы, пенетранты,
книдоцили, глютинанты,
Медузоида, гидранты…
Тут свихнется и доцент.
Так, за пару штук по сто мы новых
терминов зубрим:
Цитоплазма, рибосомы,
педипальпы, лизосомы,
Стрептококк, трипаносомы…
не запомним – погорим!

А ведь биологическая терминология – далеко не все, что нам давали! В химии было свое бескрайнее поле, усеянное мертвыми костями неведомых скелетов незнакомых слов. Предполагалось, будто смысл и перевод их нам были либо уже знакомы, либо надо было действовать по принципу «запоминай, не рассуждая, потом как-нибудь само собой усвоится».

Плюс ко всему нас всех, разумеется, учили основам геологии, минералогии, кристаллографии, надо было знать, что такое сингонии, геосинклинали, тетрагональные бипирамиды, запомнить десятки названий камней – ортоклаз, аурипигмент, арсенопирит, халцедон, касситерит, пиролюзит…

А остальное – термины из физики, математики, педагогики, психологии, философии и пр. – так, на закуску.

Мне почему-то казалось, что все это вполне можно или даже нужно рассматривать как отдельную проблему, которая требует своих оригинальных решений. Например, можно же как минимум дать студентам представление о латинских и древнегреческих приставках, суффиксах, дифтонгах и диграфах, принципах словосложения, транскрипции и трансляции. А еще было бы замечательно подготовить хоть какой-нибудь список основных корней и основ слов, с которыми студенты обязательно столкнутся в период обучения, не важно по какому предмету, но с оговоркой, где конкретно и как они используются.

В медицинских вузах, где люди вынуждены иметь дело с огромным количеством терминов, эту проблему решают просто – там есть отдельная дисциплина «Латинский язык». К слову, в медицинской терминологии, по оценке ученых, более половины слов отнюдь не латинского, а греческого происхождения. Так что называть все это латынью можно лишь с большой натяжкой.

Но у других и того нет! Причем нет даже у тех, кто тоже работает со внушительными массивами терминов, – у биологов, химиков, физиков и других. Раньше, говорят, на биофаке МГУ студентам преподавали латынь, кое-где в регионах эта практика до сих пор сохранилась. Но единой и целостной политики здесь, увы, нет. Кто из преподавателей на местах считает это нужным, тот пытается преподавать, для остальных же это, как говорится, лишние хлопоты. Одна из тех сущностей, которые согласно правилу бритвы Оккама не следует умножать сверх необходимости.

Что, к сожалению, неудивительно. Когда я в конце 80‑х рассказал об этом своей преподавательнице по общей и неорганической химии, она честно заявила, что знать терминологию, безусловно, должны все, но заниматься детальным изучением терминов в курсе обучения на нашем факультете вряд ли имеет смысл. Просто потому, что на ее памяти никого из студентов это направление не интересовало. А коли так, то какой смысл учить тому, что не востребовано? Получается, студенты смирились с тем, что им надо просто зазубрить такое-то количество слов, а преподавателей такое положение дел тоже устраивает, ибо им гораздо важнее, чтобы люди понимали принципы составления химических реакций, закономерности взаимодействия веществ, основы теории, а не значение слов (их можно воспроизвести чисто механически, без углубления в суть).

Справедливости ради можно отметить, что в большинстве учебников авторы все-таки стараются расшифровывать новые термины. Изредка некоторые используют даже исконное написание исходных слов греческим шрифтом, правильно ставя ударения и придыхания. Более того, существует большое количество словарей и энциклопедий, где даются не только расшифровки слов, но и некоторые сведения относительно того, кто и когда ввел тот или иной термин и почему назвал его именно так. То есть если человека все это интересует, он может утолить свое любопытство самостоятельно, не напрягая преподавателей и не заставляя других учить то же самое.

Наверное, так и должно быть, коль скоро спрос действительно невелик, а предложений хватает. Возможно, что нам всем и дальше следует развиваться в том же направлении, когда основная масса людей осваивает стандартный объем материала, запоминая (и зазубривая) определенный массив терминов, ибо им так удобно, а для небольшой части нетрадиционно заинтересованных граждан написаны отдельные пособия и словари, созданы специальные сайты и порталы, где бы они могли утолить свою жажду познания.

И все-таки, как у любого представителя этой небольшой когорты фанатов терминологии, у меня постоянно возникает желание распространить собственное смысловое облако на других, помочь им понять, насколько это может быть важным и нужным для создания целостной картины мира и усвоения знаний из разных областей наук.

…Если бы я сейчас разговаривал со своей преподавательницей химии, я мог бы аргументировать свою позицию куда более весомо, чем тогда. Я бы попытался убедить ее в том, что осмысленное запоминание незнакомых слов помогает лучше усвоить новую тему, а также провести параллели с материалом других курсов и дисциплин. Например, название простейшего карбена метилена происходит от слов μέθῠ – «вино» и ὕλη – «вещество», «материя», что указывает на «спиртовую» природу этого соединения. При этом ὕλη имеет и другое значение – «лес», отсюда понятно, почему влажный тропический лес называется «гилея», а один из лесных мхов – Hylocomium. И это уже было бы нитью, которая помогла бы связать курсы химии и биологии (что очень важно для студентов-биохимиков). А газ бутан назван так в честь греческого βούτῡρον – «масло», потому что имеет прямое отношение к масляной кислоте. И тут самое время вспомнить, почему бутерброд называется именно так. А заодно и выяснить, что студенты знают о бутиратах.

Я бы вспомнил, что, хотя мы и учим детей «латинским» названиям химических элементов, надо по крайней мере самим понимать, что цинк и кобальт – это немецкого происхождения, натрий и калий – арабского, скандий и ванадий – из языков скандинавских стран, а то самое «аш-два-о» мы произносим абсолютно не по правилам, ибо первая буква в названии водорода (Hydrogenium) должна звучать иначе. И параллельно посмеялся бы над теми, кто формулу воды читает как «эйч-два-о».

Я бы много о чем сейчас ей рассказал…

Впрочем, нет. Вру. Не стал бы я ей этого говорить. Потому что именно в последние годы в очередной раз удивился, что интересы отдельных учащихся – это их собственные проблемы, которые, конечно же, им надо помочь решить, но не стоит пытаться эти проблемы навязать остальным. Нравится тебе то, к чему другие абсолютно безразличны, – флаг тебе в руки. Твори, выдумывай, пробуй! Но если остальным это до фени, то, пожалуйста, занимайся своим делом, глядишь, люди посмотрят на тебя, пожмут плечами и отстанут, а если кого-то это зацепит, тот сам к тебе придет.

Эта жизненная мудрость пришла ко мне после того, как я сравнительно недавно начал заниматься эпонимами – устойчивыми словосочетаниями из обиходного и научного лексикона, в которые входят имена тех или иных людей. Горелка Бунзена, тест Роршаха, душ Шарко, лемниската Бута, щель Кассини, перелет Воронина, ухо Мореля… На самом деле таких словосочетаний море. Я набрал их порядка 10000, но уже сейчас понимаю, что всего лишь приподнял край покрывала размером с футбольное поле.
Мне интересно, чьи же имена мы произносим, порой вообще не понимая, о чем или о ком речь. «Кто все эти люди?» – говорит по этому поводу популярный интернет-мем. Однако тут дело, к сожалению, гораздо хуже, ведь во многих случаях от человека осталась не более чем его фамилия, а о нем самом как о личности со своей историей, памятными событиями, трагедиями, подвигами, заслугами и достижениями получить информацию крайне сложно, а порой и невозможно. Об одних мы ничего не знаем, потому что просто нет сведений, а о других специально замалчиваем, в том числе по политическим причинам.

Это направление кажется мне интересным, важным и нужным, потому что образ человека, имя (точнее, фамилию) которого повторяют миллионы, сам по себе достоин того, чтобы обратить на него внимание. А ведь в большинстве случаев это именно те, с кого следует брать пример, равняться на них и стремиться быть похожими, чтобы заслужить почетное право остаться в истории в том или ином эпониме.

Но это, повторяю, интересно лично мне. А люди вокруг жмут плечами и говорят, что да, оно любопытно и даже важно, однако какой смысл заниматься тем, что не востребовано массами? Это не спрашивают на экзаменах, значит, это не нужно учить. А если бы это, наоборот, спрашивали, то всегда можно было бы возмутиться – на кой черт нам знать, кто такие Мориак (синдром Мориака), Полоновский (реакция Полоновского), Риччи-Курбастро (поток Риччи), Халилов (ключ Халилова) и так далее? Может, нам гораздо важнее понимать смысл терминов, связанных с этими именами, а не запоминать факты из чьей-то биографии?

И ведь все это будет, наверное, правильным, весомым, убедительным. Так же как и аргументация моей дорогой и уважаемой «химички» тридцать лет назад.

Но почему-то грустно… А главное – обидно за людей, которые столько сделали для всего человечества, а теперь их потомки даже не могут понять, «об чем речь». Синдром Познера – неужели это в честь телеведущего Владимира Познера? А правило Копа – это то, что «полицейский всегда прав»? А мешок Шустера – это куда Савика сажали? А генератор Маркса – это его друг Энгельс? А иллюзии Пика – это ложные вершины при восхождении на гору? А шпатель Подреза – это шпатель кого или чего? А симптом Подоненко-Богдановой назван в честь одного человека или двух?

…В те далекие времена, когда мы, студенты педвуза, вместе с ребятами из других институтов и университетов страны занимались практическим решением экологических проблем в нашей стране, работая общественными инспекторами охраны природы (а также инспекторами рыбоохраны, охотохраны, лесоохраны и т. п.), у нас в ходу был тост: «Ну, за успех в безнадежном деле!» Возможно, эта формула слишком глубоко засела в подсознание. Иначе с чего бы мне пристало заниматься тем, что интересно только мне, но почти никому не нужно?

Но хочется верить, что я не один такой. Есть ли здесь еще кто-нибудь? Отзовитесь!..

Вадим МЕЛЕШКО