Продолжение. Начало в №1-3, 5, 6
Что касается закона, принятого Думой, то там однозначно говорится о необходимости включения воспитания в образовательные программы, о направленности освоения образовательных программ.
Вот почему я считаю необходимым вернуться к тому, о чем я уже однажды рассказывал, – как я сам готовил своих учеников к итоговому сочинению, построив все именно на воспитательном фундаменте.
Считаю возможным вернуться к сказанному, потому что у меня появился новый материал по этой теме, потому что работа со стихами Симонова органически вписывается в то, что о Симонове я уже говорил, потому что я не могу не откликнуться на восьмидесятилетие 22 июня 1941 года. Но главное в другой причине. Я достаточно резко сказал о том ложном, что сегодня господствует. Но само по себе «нет» не может быть решающим аргументом. Им может быть только сказанное и сделанное «да», опыт решения задачи, воплощения идеи в дело. О нем и пойдет речь.
Я попросил директора школы провести совещание для всех учителей литературы и двух классных руководителей выпускных классов. Как учитель литературы я ни в одном из них не работал. Я изложил на этом совещании свою программу спасения двух классов от провала на итоговом сочинении.
Два главных принципа занятий, которые я буду проводить раз в неделю для обоих классов одновременно по два урока, – добровольность и бесплатность. Никаких репетиций сочинения, никакого натаскивания на них не будет. Идеальную формулу занятия, как я себе представлял, я нашел в интервью кинорежиссера Владимира Меньшова. Он сказал, что, работая во ВГИКе со студентами, прежде всего думал о том, чтобы напитать их душу. Я пойду тем же курсом – к размышлению и сопереживанию. Потому что только тогда, когда «строку диктует чувство» (Борис Пастернак), строка очеловечивается.
Все задания, все письменные работы будут только творческого характера, заставляющими думать, постигать, обсуждать. За все отличные и хорошие работы, как устные, так и письменные, я буду просить учителя ставить в журнал отметки «5» и «4». Других отметок не будет.
Программа занятий:
1. Фильмы: «Иваново детство» Андрея Тарковского, «Баллада о солдате» Григория Чухрая, сцена из фильма Алексея Германа «Проверка на дорогах».
2. Проза: «Судьба человека» Михаила Шолохова, «Сашка» Вячеслава Кондратьева, «Сотников» Василя Быкова.
3. Стихи: Константин Симонов, Александр Твардовский.
На четырех примерах (лишь одном подробно развернутом) я покажу, каков был характер наших занятий.
Через неделю после просмотра фильма Чухрая «Баллада о солдате», на следующем занятии, я спросил: «Фильм называется «Баллада о солдате». Но солдатское, фронтовое, боевое занимает в картине минут 10‑15. В чем смысл такого изображения войны?» У меня не сохранилась запись этого занятия. Но хорошо помню, что разговор был трудный. Да и у самого фильма была трудная судьба.
Небольшое отступление в прошлое. 2 декабря 1984 года Центральное телевидение показало фильм Григория Чухрая «Баллада о солдате». Страна готовилась к сорокалетию Победы, фильм отмечал свое двадцатипятилетие. Заранее договорились, что все мои ученики фильм посмотрят. А потом в школу для разговора о картине приехал Григорий Чухрай – у меня училась его внучка. Чухрай и рассказал о трудном пути картины к зрителю. Сейчас я смог воспроизвести его рассказ. Правда, он ничего не сказал о том, как фильм был спасен, что вполне понятно. Я и сам об этом узнал только в 2020 году.
После выхода фильма он был запрещен к показу в больших городах. Но главный редактор газеты «Известия», он же зять руководителя страны Никиты Сергеевича Хрущева, Алексей Иванович Аджубей, поручил своим корреспондентам во всех регионах страны выяснить, что советские люди смотрят в кино и что им больше всего нравится. Оказалось, что советским людям больше всего понравился фильм «Баллада о солдате». Аджубей посмотрел фильм, и он ему тоже понравился. Он показал фильм Хрущеву. Хрущев сказал: «Вези в Канны». Результат: Большой приз «За высокий гуманизм и превосходное художественное качество», диплом за лучший фильм для молодежи (Международный кинофестиваль в Каннах, Франция, 1960 год) и еще 12 призов и наград, в том числе Ленинская премия 1961 года.
Так что же мешало этому фильму? Если сказать коротко, то то же самое, что выводит меня из себя, когда я читаю «патриотические» вопросы и задания, особенно ответы к текстам сочинения нашего ЕГЭ по русскому языку. Это то же самое казенномыслие. Я могу привести рассказ Чухрая о том, что встало на пути фильма. Цитирую по его статье в книге «Баллада о солдате», изданной в серии «Шедевры советского кино»:
«Мы стремились не столько показать подвиг, сколько объяснить его. Для этого понадобилось рассказать, каким человеком был наш герой, что дорого было ему в мирной жизни, во имя чего он шел на смерть.
История молодого солдата, получившего отпуск и раздавшего его людям, взволновала нас потому, что в нем отразилась не только существенная черта его характера, она, как нам казалось, вобрала в себя суть всей его жизни, короткой, как солдатский отпуск, и щедро растраченной на других».
Но почему все это вызвало сопротивление? Продолжу воспоминания Чухрая:
«Наш сценарий, а затем фильм объявляли то пессимистическим, то мелкотемным, очернительским и даже подрывающим авторитет Советской армии.
Люди, нападающие на наш сценарий, а затем фильм, не были ни ненавистниками, ни злопыхателями, но они не могли подчас отказаться от догматического подхода к художественным произведениям, от привычной системы мышления. Не сумев разобраться в существе нашего замысла, они судили о нашем сценарии, а затем и о фильме по внешним, формальным причинам».
Чухрай снял картину не только и даже не столько о том, как мы воевали, а о том, почему мы победили. Она о том, кто выиграл войну. Прошло шестьдесят лет, а привычная система мышления и догматический подход душат порой талантливое, живое, творческое.
Раз уж я обратился к Чухраю, то расскажу кратко и о другом. Как раз перед тем, как мы смотрели по телевизору «Балладу о солдате», два десятых и один одиннадцатый классы сдали мне домашнее сочинение на тему «Как война прошла через нашу семью». Лишь несколько человек сказали, что не смогут об этом написать. И я показал Чухраю сочинения. Через некоторое время внучка его принесла мне письмо. Позволю себе краткую цитату из него: «Взволновало меня то, что ваши ученики, сами того не осознавая, показали, как глубоко, как органично живет в них память о прошедшей войне.
Некоторые шедевры из их сочинений взволновали меня до слез. Какие точные, какие емкие детали отобрала народная память! (Например, то, как отец ел суп из лебеды, хвалил, а сам плакал. Такое не придумаешь, хоть проглоти перо!)».
Письмо Чухрая вновь и вновь свидетельствовало, насколько верно евангельское «От избытка сердца глаголят уста». Уже после того как мы обговорили три прозаические книги, я вновь обращаюсь к «Балладе о солдате» и прошу минут за 20 ответить письменно на такой вопрос: «Во время войны на фронте главным был приказ. Журнал «Родина» выпустил в 2020 году четыре приложения. Первое из них посвящено приказу. Вступительная статья называется «Жизнь и смерть по приказу». Но вот в «Балладе о солдате» Алеше Скворцову никто и ничего не приказывает. Во всех коллизиях фильма он сам делает выбор и сам принимает решения. И так же построены «Судьба человека», «Сашка», «Сотников». Все это произведения о выборе – выборе поступка, выборе решения, выборе судьбы. Почему авторов привлекает такое построение? В чем смысл именно такого сюжета?»
К сожалению, эти ответы у меня не сохранились. Но помню, что это было нелегкое задание.
А вот и самое трудное задание. Я предлагаю его вот уже лет 25. Диктую стихотворение Александра Твардовского 1966 года:
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе –
Остались там, и не о том же речь, –
Что я их мог, но не сумел сберечь, –
Речь не о том, но все же, все же, все же…
Прошу за урок раскрыть смысл стихотворения. Это последний раз, когда я провожу такую работу. Из двадцати человек, которые были в этот день, отлично с заданием справляются лишь 8 человек. Но это не экзамен. Мы учимся. И, как говорят ученые, отрицательный результат есть тоже результат.
На следующем уроке я анализирую написанные сочинения, потом прошу минут за 15‑20 решить еще оду задачу. Говорю, что у этого стихотворения есть еще один вариант, не сказав, что то, о чем они писали, как раз второй, а не первый вариант. Диктую этот другой вариант. Он отличается только окончанием…
Речь не о том, но все же. Что же – все же?
Не знаю. Только знаю, в дни войны
На жизнь и смерть у всех права равны.
Прошу написать, в чем различие этих двух вариантов и какой из них им больше понравился. Писали о смысле, и выбирали разные смыслы. Писали о знаках препинания. Одни предпочли точку в конце: все ясно, все ответы даны, думать ни над чем не нужно. Другие выбирали многоточие: автор как бы не закончил свои размышления, он еще и еще будет над всем этим думать. А главное – он в это размышление вовлекает и нас. Смысловые разночтения тоже были разными. Помню как-то прочтенное: «Один вариант написал человек, которого мучает совесть, а другой – обычный, нормальный человек».
Так получилось, что, когда я все то, что вы уже прочитали, заканчивал писать, вышла маленькая, но очень емкая книга профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге Михаила Крома «Патриотизм, или Дым отечества». Это книга о патриотизме как слове, понятии, чувстве, явлении, общественной жизни в их историческом движении. Какими словами выражали любовь к родине древние греки и римляне, жители средневековой Флоренции и средневековой Руси, пока в XVIII веке не появился привычный нам термин «патриотизм»? На этот и многие другие вопросы отвечает эта книга.
Но сейчас мне особенно близкой оказалась глава «Феномен советского патриотизма», потому что я сам несколько десятилетий об этом думал и не раз писал.
«Интернационализм оставался ведущим принципом большевистской идеологии до конца 20‑х годов, а патриотизм в справочных изданиях тех лет объявляется реакционным понятием, чуждым пролетариату». Не только в справочных изданиях тех лет. Я обстоятельно говорю об этом на своих уроках при изучении Есенина и Маяковского в выпускном классе. Сейчас ограничусь одним примером.
В поэме «Хорошо!», написанной к десятилетию Октября, в 1927 году, мы читаем:
Приятно
русскому
с русским обняться, –
но у вас
и имя
«Россия»
утеряно.
Что это за
отечество
у забывших об нации?
Какая нация у вас?
Коминтерна?
Как видите, Маяковский слова «нация», «Россия», «русский» вкладывает в уста враждебные, чужие.
Вернемся к книге о патриотизме: «Выражение «великая родина» впервые прозвучало 14 апреля 1934 года в правительственной телеграмме летчикам – участникам спецоперации по спасению челюскинцев: «Рады, что вы оправдали лучшие надежды страны и оказались достойными нашей великой родины».
Лев АЙЗЕРМАН
Продолжение следует
Комментарии