На чтение: ≈ 16 мин.Сегодня внутри Московского государственного областного университета образовано пять институтов – естественно-экологический, лингвистики и межкультурной коммуникации, управления, экономики и права, дистанционного обучения, а также повышения квалификации, непрерывного и дополнительного образования. О том, как это реструктурирование повлияло на качество подготовки студентов, рассказывал ректор МГОУ, Владимир ПАСЕЧНИК.
– Владимир Васильевич, сначала педвуз превратился в педуниверситет, а затем – в классический университет. Что дала смена статуса?
– Преобразование педагогического университета в классический предполагает появление новых специальностей. Кроме очевидных преимуществ, это дает возможность для маневра, в первую очередь в финансовой сфере. Ведь рейтинг целого ряда профессий – юристов, экономистов, классических психологов, лингвистов и многих других – значительно выше, чем у учителей-предметников. Естественно, мы можем брать на договорной основе студентов, которые приносят нам гораздо больший доход, чем те, кто учится на преподавателя математики или литературы. Характерный пример: стоимость обучения на платной основе лингвиста-переводчика за один год составляет 55000 рублей, а учителя биологии – 14000. Благодаря этому мы можем привлечь на специальности, которые не пользуются особым спросом, дополнительное количество студентов. То есть поддержать не только факультет в целом, но и преподавателей, поскольку у них появляется больше часов.
– Чем в таком случае оправдано разделение университета на институты?
– На самом деле никакого разделения не было. Мы создали внутри университета четыре подразделения, с тем чтобы более рационально использовать имеющуюся у нас площадь, оборудование и педагогический персонал. Простой пример: на базе двух факультетов – юридического и экономического – мы создали институт экономики, управления и права. Для чего? Во-первых, эти факультеты находятся в одном здании, соответственно теперь им гораздо легче распределять аудитории. На экономическом факультете есть хорошо оснащенные компьютерные кабинеты. Зачем создавать такой же кабинет на юридическом? Во-вторых, объединение устраняет всевозможные трения между двумя деканами. Институт – единое образование, внутри которого они свободно распределяют и часы, и аудитории. В-третьих, эти факультеты достаточно взаимосвязаны, значит, многие преподаватели могут свободно работать и здесь, и там. Более того, так как сейчас в классификаторе уже нет специальности «учитель экономики», мы с этого года создаем межинститутскую кафедру методики преподавания юридических и экономических наук, что дает возможность нам сохранить эту специальность с правом преподавания в школе как дополнительную, в рамках юриспруденции или экономики и менеджмента.
– Как вы уже сказали, успешное развитие происходит во многом именно благодаря «платным» студентам. Как сказывается этот статус на их отношении к учебе?
– При поступлении мы сразу предупреждаем студентов: да, заплатив, вы получили определенные льготы, сдав экзамены недостаточно хорошо и не пройдя по конкурсу на бюджетные места. Но наша политика состоит в искоренении из сознания студентов и преподавателей формулы «один платит – другой ставит хорошие отметки». Поэтому сразу предупреждаем: если они не сдадут хотя бы первую сессию, то будут отчислены, невзирая на внесенную сумму. Что, собственно, иногда и происходит. Правда, основная масса студентов все это понимает. И на втором-третьем курсе уже порой невозможно понять, кто учится за деньги, а кто – нет.
– Как сейчас проходит педагогическая практика?
– Став классическим университетом, мы решили сохранить ту систему педагогической практики, которая была создана ранее и работала десятилетиями. Поэтому после третьего курса студенты, как и в прошлые годы, работают с детьми в летних лагерях отдыха. Мы уже многие годы подряд заключаем договоры с различными организациями, у которых есть хорошо оснащенные лагеря, где есть все необходимые условия для педагогической деятельности. Крайне важно, чтобы студенты действительно научились там чему-то.
На четвертом курсе в школе проводится первая педагогическая практика. Ее проходят студенты всех факультетов, где готовятся будущие учителя. Здесь проверяется теоретическая подготовка. Студенты получают возможность проявить себя в деле, выявить свои сильные и слабые стороны, чтобы за оставшиеся полтора года иметь возможность что-то исправить. Этот период длится в среднем шесть недель, но в зависимости от специфики факультета сроки могут варьироваться.
Наконец, в начале пятого курса проходит еще одна практика. В течение 7 – 8 недель студенты выступают в роли учителей-предметников, воспитателей и классных руководителей, дают уроки, проводят внеклассные мероприятия. Они уже имеют возможность показать практически все свои педагогические умения и навыки.
– Значит, в школу идут только студенты старших курсов?
– Раньше у нас также существовала непрерывная практика – она начиналась с первого курса. Увы, из-за недостатка финансов нам пришлось отказаться от нее. Сейчас мы не имеем возможности оплачивать труд методистов и школьных учителей, которые занимались бы с нашими студентами в течение всего года. Конечно, при наличии финансов мы были бы рады возобновить этот опыт, вернуться к более раннему началу практики, а также увеличить ее сроки.
– Практика проводится в московских школах?
– Нет, не только. У нас также заключены договоры с самыми разными школами Московской области – и лицеями, и гимназиями, и школами с углубленным изучением отдельных дисциплин. Главное требование остается неизменным: каким бы ни было образовательное учреждение, в нем должен работать сильный педагогический коллектив, там должна быть хорошо поставлена учебно-методическая работа, чтобы студент имел возможность не просто поработать, а еще и научиться, причем у лучших учителей, получить своего рода образец. Понятно ведь, что даже кратковременное пребывание в школе, где все развалено и никто не занимается методической и воспитательной работой, способно отбить всяческий интерес к профессии. А ведь наша задача обратная!
– В обозримом будущем планируются ли какие-либо кардинальные изменения в сроках или форме проведения педагогической практики?
– Если мы в связи с подписанием Болонской конвенции действительно перейдем на двухуровневое обучение (бакалавр – магистр), естественно, придется вносить соответствующие изменения в учебный план. Мы уже работаем над этим и лицензировали целый ряд специальностей по подготовке бакалавров образования, но мы все же не торопимся вводить их в действие. Необходимо как следует проработать все имеющиеся учебные планы, изучить опыт университетов, которые уже перешли на двухуровневое обучение.
– А каково ваше отношение к переходу на двухуровневое образование?
– Безусловно, изучая опыт других стран, мы опять входим в определенное противоречие. Ведь за рубежом бакалавриат длится три года, затем два года идет подготовка специалиста. У нас же на бакалавра предполагается учиться 4 года, а на специалиста – всего один. Если мы хотим, чтобы специалист получил действительно хорошую подготовку, этого, конечно же, мало. Что такое бакалавриат? Это некая база, которая в принципе не должна зависеть от того, какую специальность студент выберет в дальнейшем. Получив базовые знания, он может выбрать различные направления. А после нашего бакалавриата выбрать что-либо другое, чем то, на что тебя ориентировали все эти четыре года, невозможно. И мы просто будем вынуждены, готовя учителя химии, заложить в бакалавриат прежде всего профильные науки, необходимые ему в будущем. Потому что нельзя дать ему все это за год.
– Существует ли сейчас целевой набор?
– Да, мы ежегодно получаем из каждого муниципального образования Московской области направления на целевое обучение студентов. Раньше их называли «поступающими вне конкурса». Но не нужно забывать, что для этого мы отводим не более 30% мест от общего числа обучающихся. И очень часто по целевому набору конкурентность бывает выше, чем по обычному. Ведь в области порядка 70 муниципальных образований, и количество поступивших по направлению бывает слишком велико.
Правда, тот целевой набор, который проводится сейчас, до сих пор не подкреплен никакими юридическими документами. И поскольку в настоящее время распределения как такового не существует, выпускник, когда-то поступивший вне конкурса, имеет полное право не пойти работать не только в школу своего района, который его когда-то направил, но и в систему образования вообще. Да, сейчас люди возвращаются в свои районы и работают там. Но это все проходит исключительно по доброй воле. Никаких законодательных актов, которые могли бы заставить их отработать какое-то время по специальности именно в той школе, откуда они пришли, не существует.
– Есть ли у вас данные о количестве выпускников, которые пошли работать в школу?
– Из тех, кто поступал по целевому набору, практически 100% возвращаются в район и работают там. В этом году мы специально интересовались на биржах труда, есть ли там наши выпускники. Ни одного! Это, конечно, не означает, что все они устраиваются по специальности. К сожалению, проработав от года до трех, более половины молодых педагогов уходят в другие сферы деятельности. Ни для кого не секрет, что это связано с определенными материальными трудностями. У учителей, работающих в сельской местности, проблем гораздо больше, чем у городских коллег. И даже при том, что губернатор области оказывает всяческую помощь своим педагогам – есть специальные программы финансовой поддержки, выделения жилья, – это не решает проблемы глобально. Да, наш выпускник хорошо подготовлен, но получить за это достойную зарплату он, к сожалению, пока на может.
– Поддерживаете ли вы идею жесткого распределения, когда выпускника обязывают вернуться в школу и отработать там несколько лет?
– Если применять принцип кнута, заставляя всех насильно отрабатывать какой-то срок, учитель в школе, конечно, останется. Но это не значит, что мы получим именно того учителя, который нужен школе. Ведь педагог – творческая профессия, и он должен быть заинтересован в своей работе, а не трудиться по принуждению. Говорят, что художник должен быть голодным – только тогда он будет писать гениальные полотна. Но голодный учитель не сможет быть и актером, и режиссером, и психологом, при этом весь день стоять на ногах и хорошо преподавать! А так… Ну отсидит учитель 7 – 8 уроков, проведет их кое-как, не напрягаясь, но разве нам это нужно?
– Но если государство и правда затратило довольно крупную сумму на обучение студента, поступившего на бюджетное место, разве оно не вправе потребовать от него возврата, хотя бы таким образом?
– А куда он уходит? В другую фирму. И если его там охотно берут, значит, университет его все-таки подготовил достаточно хорошо – не для одной системы, так для другой, где он так или иначе находит себя. В конечном итоге свой долг государству он все равно вернет в виде налогов, к тому же с более высокой, чем у учителя, зарплаты. Но выход все равно один: нужно создать нормальные условия для тех, кто действительно решил посвятить себя педагогическому труду, и дать им достойную зарплату. Иначе получается замкнутый круг: чем дольше мы оттягиваем этот процесс, тем хуже будет наше образование. И судьба государства будет все больше под вопросом.
– Владимир Васильевич, как вы считаете, можно ли приравнивать работу в школе к альтернативной службе в армии?
– Я сам в свое время служил в рядах Вооруженных сил и считаю, что мужчинам нечего бояться этого испытания. А в школе должны работать профессионалы. Имеет ли смысл посылать в нее «служить» вчерашних выпускников? И, главное, в какой роли? Учителя, воспитателя, уборщика или сторожа? Не думаю, что сама школа будет рада такому «пополнению».
Фото автора
Выбор читателей
Комментарии