Детское творчество непосредственно, и наш мир – мир взрослых – предстает в нем порой с неожиданной стороны. Но самое непосредственное в детском творчестве – это, пожалуй, фольклор. Его изучают, пишут о нем диссертации. Татьяна Васильевна Зуева, доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы Московского педагогического государственного университета, проведет для нас небольшую “экскурсию” в мир детского фольклора. Эта тема очень широка, а рамки газетной полосы не позволяют исследовать ее подробно.
Дети всегда подражали взрослым и в своих играх повторяли картины быта, народные обряды, совершавшиеся на их глазах. В некоторых случаях историко-этнографический материал утрачивался в фольклоре взрослых и оставался в детском. Происходило это потому, что детский фольклор также является традиционным, передается из уст в уста, из поколения в поколение. Вот пример. В книге “Язычество древних славян” недавно ушедший из жизни академик Борис Рыбаков, пытаясь проникнуть в глубину народной памяти, обнаруживает в детском фольклоре следы эпохи мезолита. В тот период обилие воды породило представление о морском чудище, ящере, в жертву которому приносились девушки, якобы вступавшие с ним в брак. В русском детском фольклоре еще начала XX века была широко распространена игра “Яша” или, по другим вариантам, “Ящер”. Дети водили хоровод, в центре которого сидел мальчик, и пели, прихлопывая в ладоши: “Сидит ящер в золотом кресле, под ореховым кустом, орешечки лущит”. – “Жениться хочу!” – “Возьми себе панну, которую хочешь, которую любишь”. У взрослых отголоском этих архаичных обрядов жертвоприношения стало поверье, что водяные женятся на утопленницах.
– Да, страшновато. Не отсюда ли “cтрашилки” пошли?
Детский фольклор – явление не только традиционное, но и развивающееся. Так, с 1960-х годов, когда население страны стало преимущественно городским, зафиксировано распространение детских страшных историй, или “страшилок”, как стали называть их исследователи. Кто сейчас не помнит хотя бы из детства “страшилки” про черные шторы, красное пятно… Эти произведения, сочиняемые детьми от восьми до двенадцати лет и становящиеся детским фольклором (о чем говорит устная форма их бытования, вариативность, анонимность), привлекли внимание прежде всего педагогов, психологов и социологов. “Страшилки” распространены по всему миру, зафиксированы в США, в европейских странах. Если говорить о нашей действительности, то оказалось, что официальное пионерское детство с его песнями, кострами, тимуровским движением и всем прочим упускало в развитии детской личности что-то очень важное… Сейчас ученые называют “страшилки” детской мифологией. Дети спонтанно моделируют то коллективное бессознательное, которое хранится в генетической памяти современных людей и в генетической памяти человечества.
– Садистские стишки появились вместе со “страшилками”?
– С 1970-х годов, то есть чуть позже, чем “страшилки”. Это взрослый черный юмор, усвоенный детьми. Садистские стишки, как полагают исследователи, входят в репертуар ребят в том возрасте, когда мифологическое сознание детства оказывается уже преодоленным. Следовательно, над ужасным можно посмеяться.
В некоторых случаях можно отметить параллель садистских стишков с частушками. Однако жестокий мир взрослых также отрицается детьми в пародиях на садистские стишки. Например:
Долго ее мужики истязали,
Били ногами, зубами кусали,
К горлу приставили ржавую
вилку…
Все же открыли пивную бутылку.
– Может, это взрослые сочинили…
– Не исключено, но записан этот текст от детей. Вообще детям присущи жизнелюбие, стремление к добру и человечности. Их здоровая, естественная природа противостоит злу окружающего мира взрослых. Вместе с тем дети доброжелательно реагируют на все, что вызывает у них положительную эмоциональную реакцию. В детский фольклор попадают и остаются имена любимых героев – сказочных, мультипликационных. Ну, например, такая считалка:
На золотом крыльце сидели,
Царь, царевич, Том и Джерри,
Скрудж Мак-Дак и два утенка,
А водить-то будет Понка.
Страшные истории и садистские стишки – жанры так называемого школьного фольклора. Он бытует как в устной, так и в письменной форме. Когда-то в дворянских семьях было модой иметь альбом. Теперь отголосок этой традиции сохранился лишь у детей… Школьный альбомный фольклор отличается большим разнообразием жанров, типов. Популярны альбомные стишки девочек, дружеские послания в форме четверостиший:
Котик лапку опустил
В красные чернила
И красиво написал:
“Оля, будь счастлива”.
Проблемам детского фольклора посвящены научно-практические конференции, Виноградовские чтения, названные в честь крупного исследователя детского фольклора Г.С. Виноградова. Их материалы публикуются в сборниках научных трудов, которые выходят с 1990-го года.
– Что дает нам изучение детского фольклора?
– Объективную картину внутреннего мира ребенка, его духовных запросов, особенностей возрастной психологии. Только некоторые взрослые вместо изучения занимаются выискиванием пошлостей. А нам надо думать при изучении фольклора прежде всего о ребенке. Детский фольклор позволяет поставить нам диагноз, увидеть, что ребенку нужно, как-то влиять на развитие. Мы обязаны. Иначе для чего нужна педагогика?
Виктор БОЧЕНКОВ
P.S.
Когда детское сознание выходит за рамки привычного круга семьи, когда дети сталкиваются со сверстниками, с незнакомыми взрослыми и попадают в непривычные ситуации, они должны решать вопросы, которые прежде перед ними не вставали. Вопросы жизни и смерти все чаще попадают в их внимание. Садистские стишки – свидетельство того, что феномен смерти начинает осмысляться ребенком, и ребенок старается определить свое отношение к смерти. Если она так страшна, не лучше ли относиться к ней с юмором? Как сказал Вольтер, то, что стало смешным, перестает быть страшным… Мы, взрослые, долго навязывали детям мир своих ценностей или псевдоценностей. Строки типа “Грохотала канонада в темноте сырых ночей и рабочие отряды взяли власть у богачей” звучали уже на детсадовских утренниках. Но ребенок решал свои, более глобальные вопросы. “Звездочка к звездочке, косточки в ряд. Трамвай переехал отряд октябрят”. Действительно, садистский стишок был сигналом, что взрослые со своей идеологией не видят что-то более важное для ребенка, что-то упускают, недодают.
И еще на одну проблему хотелось бы обратить внимание. Фольклор, в том числе и тот, что бытует в детской среде, стал использоваться как средство легализации “мерзкой брани” (так словарь Даля определяет мат). Узаконенное сквернословие, присущее низовой культуре, ведет к оскудению духовного потенциала культуры элитарной, высокодуховной. Конечный смысл существования культуры состоит в обогащении низовой ее части идеалами культуры высокой, богоодухотворенной. Иначе деградация общества неизбежна. Но в нашу эпоху безграничной свободы слова появился ряд издательств, которые, кажется, свою задачу видят в обратном. Один пример. Зеленоградское издательство с красивым славянским названием “Ладомир”, выпустив книгу “Русский школьный фольклор”, “переступает не только границы приличия, но и оскорбляет гражданскую совесть читателей, публикуя похабные пародии на стихи популярных русских поэтов и любимые народные песни, в том числе песни Великой Отечественной войны”. На выход этой книги откликнулся в журнале “Москва” преподаватель английского языка и переводчик Геннадий Михайлов, чьи слова мы приводим (Г. Михайлов “Непечатное слово”, Москва, 1999, N1). “Зачем брань и цинизм делать нормой?” – спрашивает автор журнала. Но прибыль превыше всего. Следует заметить, что издательства, которых интересует “материально-телесный низ” (по выражению М. Бахтина), часто прикрываются тем, что якобы делают это в научных целях. Только тиражи у книг явно коммерческие, на науку эти издатели плевать хотели.
Тема легализации “мерзкой брани” и подрыв нравственных ценностей при помощи низовой культуры заслуживают более подробного разговора и особого внимания педагогов. Ребенка, еще не имеющего нравственного иммунитета, можно понять и простить. Но взрослых нужно (и пора!) призывать к ответу. Однако закон не решит всех проблем. Требуется продуманная система воспитания, направленная на то, чтобы ребенок четко различал уровень плоти и уровень духа, где действуют механизмы стыда и существует стремление к высокому.
Комментарии