На чтение: ≈ 29 мин.Он – режиссер театра “Современник”, доктор педагогических наук, академик Международной педагогической академии, профессор Московского педагогического университета. Мы сидим с ним в гримерной театра и говорим о сходстве двух профессий, которые он знает более чем хорошо: учителя и актера. И то и другое – труд психофизический. Но еще Станиславский говорил: если актер “потеет на сцене”, это плохой актер. Иначе: и артисту, и педагогу надо настолько хорошо владеть механизмом психической саморегуляции, чтобы даже в минуты вдохновения не тратить физические силы зря. Но что же тогда тратить позволительно? Александр Иванович ответил: “Душу, дух, эмоции”. В таком случае как же сохранить свое здоровье? Заняться психогигиеной?
Без эмоциональных затрат не может и учитель. Почему? Ученики индуцируются. Как и зрители в театре. Это значит, что если актер мыслит на сцене, то и зритель мыслит. Если мыслит учитель… Продолжите сами. Вот говорят: “В зрительном зале создана атмосфера дома Карамзиных”; полное ощущение, что зритель следует по сцене вслед за актерами. Это и есть индукция. Создание такого впечатления и есть самое трудное в деле актера.
– А в деле учителя?
– То же самое. Заразить своей увлеченностью учеников… Еще 25 лет назад, когда я был студентом ГИТИСа, Эфрос сетовал на то, что актеры перестали тратиться на сцене. Либо не умеют, либо не хотят. Ведь трата – это эгоистический момент. Можно получить “народного артиста”, ничего не дав зрителю, а можно, как Хмелев, умереть во время репетиции на сцене в сорок с небольшим… Сердце хорошего актера, учителя порой не выдерживает мощнейших нагрузок. И тут надо сказать, что именно интеграция психологии и актерского, педагогического дела качественно улучшает работу и помогает переносить эти нагрузки.
– Но что значит “увлечь”?
– Вахтангов говорил, что “бессознательное увлечение подсознания воспринимающего и есть признак таланта”. То есть талантлив именно тот, кто способен увлекать за собой, заражать своей личностью, делом, мыслями. С этим талантом можно родиться, а можно его развить. Лев Толстой почти то же самое говорит о труде художника: сначала подметить что-то интересное в жизни, а потом в нужный момент искусственно “вызвать в себе раз испытанное чувство… и посредством движений, линий, красок, образов, выраженных словами, передать это чувство так, чтобы другие испытали то же чувство”. Да, речь о субъективном опыте человека. Но в нем всегда есть что-то и общезначимое, объективное. Вычлени его, облеки в нужную форму, вырази к нему свое отношение – вот и готова сверхзадача урока. Но это же и сверхзадача актера, режиссера.
Но как “увлечь”, правильно спросили вы. Немирович-Данченко выделил два качества будущего актера: заразительность и обаяние. Товстоногов добавил к этому “воображение”. А психофизиолог Симонов доказал, что сила эмоции является результатом прироста или отпадения от человека одной из его многочисленных потребностей. Иначе говоря, для успеха требуется, чтобы педагог, актер или писатель были крепко убеждены в необходимости сообщить какую-то важную информацию своей аудитории. А во-вторых, чтобы аудитория была настроена на ее получение. Вот что само по себе, без лишних физических затрат усиливает вашу эмоцию и легко, “бессознательно”, воспринимается другими!
Почему провалилась первая постановка чеховской “Чайки”? Да потому, что зритель пришел на комедию, как было сказано в афише! Едва Комиссаржевская – Нина начала читать монолог: “Люди, львы и куропатки”, в зале раздался смех. Вывезли в кресле Сорина, его роль исполнял комик Давыдов, – новая волна смеха. А тут еще на радость веселящихся у кресла отскочило колесо… Самоубийство Треплева, а Писарев в роли Дорна вместо: “Лопнула склянка”, оговорился и сказал: “Лопнула бутылка” – вновь хохот. Чехов расстроен…
– А обаяние?
– Немирович-Данченко даже называл эту черту личности едва ли не самой решающей в области “заразительности и влияния актера на зал” – я подробно рассказываю об этом в своей новой книге “Сценическая заразительность актера”. Но если коротко: у Качалова, например, не было пламенного темперамента, лавы страстности, бурности пафоса, но он был гений обаятельности, и это все решило. На своих лекциях в педагогическом университете я говорю студентам: “Помните, секрет вашего обаяния и в том, что вы носите, и в том, как вы ступаете, и как звучит ваш голос, и как вы улыбаетесь, и какую косметику используете, и даже в том, как вы шутите или бранитесь”. Педагогика, если перевести это слово с греческого, – “детовождение”. Если вы не способны увлечь, вы не способны и повести за собой. Так какой же вы учитель?
– Вы хотите сказать, что здоровье педагога, так же как и актера, напрямую зависит от его профессионального успеха или неуспеха? Неумение и приводит к нездоровью?
– К перерасходу сил и нервному срыву! Ведь фактически берется задача, которая пока не по силам! Но непрофессионализм “ведущего” бьет и по здоровью “ведомых”, ученики они или зрители в театре. Актер, педагог должны учиться мыслить позитивно. То есть прекрасно ориентироваться в нравственных вопросах добра и зла и не быть энергетическими вампирами. Педагог, не владеющий вниманием класса, с суженным полем сознания, личности, легче невротизируется, позволяет себе вспышки гнева, озлобленность, эмоциональное напряжение. А страдают-то невиноватые – ученики!
– Но давайте поскорее перейдем к понятию психической “саморегуляции”. Как восстанавливают силы актеры?
– Может быть, я вас разочарую, но речь пойдет не столько о работе над телом, хотя и она необходима, сколько о работе над своим сознанием. Ведь именно сознание, воздействие на него извне и изнутри человека, тревожит нас, разочаровывает, страшит, мучает. Например, посредством идентификации – отождествления себя с кем-то, кому плохо. Это может случиться и под влиянием чьих-то устных рассказов, и под влиянием негативной информации, которая потоком льется с экранов телевидения, и под влиянием театра, если режиссер или актеры зададутся такой целью. Вот почему творческие люди, выходящие на большие и малые аудитории, должны мыслить позитивно! Их нездоровая реакция на что-то способна передаваться детям, зрителям, слушателям!
Что делать, когда тебе плохо? На бессознательном или полусознательном уровне, человек часто использует ту же идентификацию, только со знаком плюс. Приписывает себе в состоянии неудачи и чужие положительные качества, и тем успокаивается. Или прибегает к проекции, то есть приписывает другим (своим ученикам, коллегам, судьям) собственные плохие качества и мысли. Или неестественно наигранно притворяется добреньким, благостным, а дети, зал чувствуют эту неискренность, и она по-своему их травмирует. А иные бессознательно впадают в болезнь и таким образом выбывают из ситуации, в которой неудачнику дискомфортно…
Но лучше всего, конечно, подойти к своим промашкам сознательно, покопаться в их причинах.
– То есть научиться “мыслить”, по вашей терминологии, “расширить свое сознание”?
– Не только по моей терминологии. Это мышление имеет научный термин – “саногенное”, которое и организует правильно самосознание человека.
Было время, я специально вел дневник, в котором подробно анализировал каждый мой день. Я выявлял, что для меня “ведущая деятельность”, смысл жизни, как я отношусь к близким, коллегам по работе, что думают по тому или иному поводу другие люди, авторитеты и просто обыватели. Я много читал и все методики саморегуляции испробовал на себе. Итог – я стал мягче, доброжелательнее, снисходительнее к другим, ко мне потянулись люди.
Первый этап этой серьезной работы – контроль над образами-стимулами. Надо помнить свои яркие удачи, радости и понимать, почему тогда у вас “получилось”. Второе – не раздражаться, например, при виде неприятного человека, а для этого – выработать в себе навык отвлечения и переключения внимания на положительные образы. Потому что и так бывает: что тот человек уже и изменился и совершает хорошие поступки, а мы все ему не доверяем, сжились с его дурным “образом”. Кроме того, в самовоспитании не следует злоупотреблять самоприказами – это малоэффективное насилие над собой. Фиксируйте в дневнике все свои удачи. Ваша цель – соединить желаемое с полезным!
Вообще надо сказать, что психология не вошла еще, как ей следовало бы, ни в наши педуниверситеты, институты, ни в театральные училища. Ни на уровне диагностики при отборе студентов, ни на уровне подготовки будущих специалистов. Не владеют методикой, как скорректировать талант артиста, педагога, детские таланты, чтобы их не погубить, и те, кто получает дипломы. Обыкновенно талантами у нас не занимаются, как должно, то есть “по науке”, они сами себя развивают.
Например, актриса Елена Яковлева, одна из моих студенток в прошлом, сначала была полненькой; но она понимала, что надо похудеть, и все сделала для этого САМА. Очень цепкая, цельная, мобильная, не разбрасывала свои эмоции – направляла их только на достижение главной цели и добилась своего, стала и востребованной и признанной.
К слову, вся система Станиславского была направлена не на творческий акт, а на подготовку к нему. Психологические этюды, тренинги воображения, а также личный жизненный опыт – все шло в копилку актера. Все работает на его сверхзадачу.
Но я придерживаюсь мнения, что актер, учитель должны быть и загадкой на сцене, в своем классе! Когда мы с Галиной Волчек ставили “Трех сестер”, то пригласили на роль старшей сестры Ольги, “старой девы”, Ольгу Дроздову, тогда еще совсем юную и безусловную красавицу. Сначала она до слез сопротивлялась этой роли. Но ведь потом зритель и пошел на то, чтобы посмотреть: как она справилась с тем, что было для нее трудно и, возможно даже, чуждо ее внутренней природе, ее возрасту! А как Дроздова кропотливо работала над ролью! Ловила, записывала каждое слово режиссеров.
Сегодняшнего зрителя “обманкой” не проведешь! Он много знает, видит, ему есть с чем сравнивать. То же самое можно сказать и о школьниках. Учитель, актер вступают в настоящий поединок со скукой за овладение вниманием своей аудитории. И никакие трюки режиссера, учителя, никакие внешние, выразительные средства не помогут, если “ведущий” – мистификатор, если он молчит и ходит по сцене с ложной многозначительностью. Если он собственно “дырка” в духовном поле спектакля.
– Значит, манера игры актера должна быть “простой” и “естественной”?
– “Простота” не должна упростить внутреннее содержание личности. Чем значительнее личность актера, учителя, тем ярче бывают результаты, которых она добивается! Но это не значит, что актер должен эмоционально, беспорядочно “чудить” на сцене. А ведь сегодня среди актеров и педагогов немало людей с больной, плохо управляемой психикой. Например, не могут собрать себя перед выходом на сцену.
– Значит, актера, учителя ведет в профессии все же воля?
– Да, я когда-то писал реферат перед поступлением в аспирантуру, чтобы написать кандидатскую по искусствоведению. И уже тогда определил это для себя: чтобы стать актером, творческой личностью, нужна воля, воля и еще раз воля. А что скрывается за этим словом? Же-ла-ни-е! Недавно смотрел по телевизору передачу, Лариса Латынина говорила: берите в гимнастику не тех девочек, у которых самые длинные ноги и прекрасная растяжка, а тех, кто ХОЧЕТ заниматься гимнастикой. Вот он – самый благодарный ученик! Самый толковый. Желание, воля преодолеют все трудности! Смотрите в глаза своим ученикам, студентам!
Еще Гоголь говорил: театр – это кафедра, с которой людям можно сделать много добра. Актер либо проповедник, либо исповедник. То же – учитель! А проповедовать или исповедовать безвольному, больному невозможно – он не годится для этой профессии. Как и безнравственный в деле воспитания. Личность актера, учителя – основа, база для воспитания других. Важно только помнить, что косвенное внушение действеннее, чем прямое.
– Вы имеете в виду некоторое гипнотическое начало этих профессий?
– Именно. Актера в программке спектакля называют “действующим лицом”. Педагог тоже входит в аудиторию действовать. Он идет либо возбуждать, либо усмирять. И тут просто надо знать давно выработанные приемы возбуждения или усмирения ваших учеников. Я предпочитаю “усмирять” монотонным, тихим, ритмичным голосом. Знаете, как батюшка в церкви: “Бра-ти-е и сес-тры!” Дождь так же стучит: как-кап, колыбельная, стук маятника – и нас усыпляют. Смена ритма – уже психотренинг, голос – добрый, мягкий обещает, что нам сейчас станет хорошо, приятно. Мы успокаиваемся и размягчаемся. Само по себе молчание учителя уже меняет ритм урока. И дает отдых психике детей. Его собственной, впрочем, тоже.
Таких тренингов, повторяю, в психологии много, вот почему ею надо заниматься серьезно. Я много интересного перенял для себя у недавно ушедшего из жизни профессора Медицинской академии имени Сеченова Юрия Михайловича Орлова.
Например, проводил такой эксперимент. Ко мне по объявлению пришли сорок девятилетних курилок и хулиганов, из богатых семейств, между прочим. Дети несобранные, развинченные, плохо воспитанные. Я хотел посмотреть, какие они сегодня – те, кто придет в театр завтра. Дело происходило в помещении при одном московском жэке. Я работал с ними около года, обозначил эту группу “Психология общения”. После первого занятия осталось 25- 30 человек, но остальным я стал очень интересен. А ведь я просто учил их разным способам коммуникации! Не отчуждению от других, сверстников и взрослых, а умению с ними сблизиться и научиться. А это можно делать только в спокойном, доброжелательном состоянии. Как раз с помощью актерских этюдов, разных психотренингов я их к этому и готовил, воспитывал. Давал и ролевые игры, и психодраму… К чему подвожу вашу мысль? Да к тому, что задача педагога, как писал еще наш знаменитый психолог Выгодский, не быть воспитателем, а так подготовить ученика, чтобы он умел самовоспитываться!
– Но вы занимались еще и медитативной графикой, как я поняла из ваших статей?
– Да, этот метод способен вывести человека из деструктивного, невротического состояния и перевести в позитивное. Это когда другие методы уже не действуют или респондент их не воспринимает, не хочет воспринимать. Я, например, “пролечил” таким образом одну знаменитую актрису, которая в какой-то период жизни из-за всякого рода жизненных неудач потеряла способность играть на сцене.
Есть такое выражение – “кладбище пороков”. Если воспользоваться этим термином Фрейда, именно “кладбище” в душе и не давало ей играть на публике, она тянула эти пороки за собой. А театральные подмостки, так же как и педагогическая кафедра, высвечивают личность достаточно хорошо. Как можно было допустить эту несчастную на сцену? Актер просто обязан, это требовал и Станиславский, еще до выхода к зрителям отделить от себя все отрицательные эмоции! Учителю это тоже необходимо. Как это, кстати, происходит в эстетике “театра отчуждения” Брехта.
Что я делал с той актрисой? Она рассказывала мне на кухне о своих многочисленных проблемах, а сама, по моему указанию, непроизвольно чертила карандашом на бумаге. У нее выходили одни острые углы, кривые, елки, палки… Я просил ее: “Нет, вы старайтесь рисовать что-либо округлое и доброе, и дистанцируйтесь, дистанцируйтесь от своих стрессов, стараясь воспринимать их как чужие!”. Через десять дней наше проигрывание одних и тех же “страшных” ситуаций дало нам первые плоды. Во-первых, сама по себе спокойная графика, которая настраивает и на лад спокойный. Во-вторых, чисто логическое приспособление к стрессу, когда мы выяснили, что выход из трудного положения есть. В-третьих, мой гасящий ее эмоции голос, который действовал релаксирующе. Негативные эмоции погасли. Актриса стала воспринимать свою “проблему” смеясь, отстраненно и оптимистично.
Однажды случилось так, что Галина Волчек, а она умеет бывать жесткой, захотела выгнать нескольких студентов со своего курса как безнадежных. А я попросил: “Погодите!” Занимался с ними медитативной графикой, аутотренингом, занимался много, и на курсовом спектакле она их игру просто не узнала. “Что ты с ними делаешь? Я не могу понять!” А я просто оптимизировал их профессиональную деятельность.
– Но как вам это удалось? Расскажите подробней.
– Мысль, как известно, материальна. Немирович-Данченко иногда просил своих актеров: “Скажи, о чем ты мечтаешь, и я скажу тебе, кто ты”. А Вахтангов: “Актер без воображения полезен в театре так же, как палач в больнице”. Я попросил студентов завести “листы желаний”, написав в них, что они хотят сыграть. Потом: “если была бы возможность продолжить пьесу, каков был бы ее сюжет?” И так далее. И как ни странно, через это у них состоялась судьба! Вырабатывалась умозрительная дорога от мечты к реальности, проговаривалась вера в себя. Нельзя становиться палачом самого себя – особенно когда ты и без того изранен претензиями со стороны начальства. Главное, чтобы тебя не сломали психологически, чтобы не внушили, что ты ни на что не годен!
У меня была студентка, которая не захотела ждать, когда к ней придет признание в театре, но она прекрасно реализовала себя в другой области – на телевидении. Это ведущая Ксения Ларина. Ведь если говорить об актерах, то очень мало таких, к которым успех приходил и в двадцать лет, и в тридцать, и в сорок. То есть они развивались последовательно и прогрессивно. Зато часто встречается тип, когда он и в 20 лет не интересен, и в 30, а интересен, когда ему сорок… А дождаться не каждый может. Ломаются люди. Да и режиссеры не берут актеров в театр впрок. Это только сейчас у наших актеров поменялась психология: не сидеть без дела, дожидаясь, когда тебе позвонят. И хорошо, что они уходят в другие профессии – смелые люди!
– Но педагогам перейти в другую профессию сложнее. Либо в психологи, либо торговать на рынок…
– Да. Когда я учился в аспирантуре у педагога Юрия Азарова, который гремел в восьмидесятые годы, он говорил: профессия учителя мифическая. Вроде бы ты чем-то владеешь, но попробуй точно сказать, чем. Однако возможна смычка с другими профессиями, творческий синтез. Я знаю, например, учительницу химии, которая преподает, используя театральные методы. И понятно почему. Сейчас опять век гуманитариев. Попробуй заинтересуй химией! И она начала в химию “играть”.
– А чем нынешние молодые актеры отличаются от актеров советского времени?
– На них сказывается вся несобранность, бестолковость последних десяти лет жизни нашей страны. Неелова, Гафт, Кваша – они “служат” театру! А молодые вполне могут позволить себе опоздать на выход, уйти со сцены не на цыпочках, а громко топая. Их не научили, не воспитали – в школе, дома. Кроме того, молодые актеры не умеют общаться! Они привносят в театр улицу: шум, сленг…
Это результат того, что в свое время из школы вычеркнули воспитание. Сейчас Филиппов сказал: воспитание вернуть! А как вернуть, если опыт забыт, формы утеряны, технологии, философия воспитания? Структуры разрушены?
А хотите вы того или нет, человек так устроен: ему нужен идеал, за которым он должен идти.
– Можете ли вы театр “Современник” назвать вослед Гоголю кафедрой воспитания?
– Несомненно! Спектакли “Три товарища”, “Три сестры” созданы нами вопреки всеобщему разобщению, разрушению в государстве. Мы были счастливы вспомнить, что в литературе есть произведения о товариществе, сестричестве – понятиях весьма скомпрометированных в обществе. В чем вообще гениальность чеховских пьес, на мой взгляд? Если в обществе будут утрачены какие-то важные ценности, а они уже утрачены, мы восстановим их благодаря Антону Павловичу… Более того, в “Трех сестрах” есть страх. Как вам это сказать, какой это страх? Это то, что раньше называли “страхом Божиим”.
Когда я ставил этот спектакль, я думал: если есть Бог, он смотрит сейчас на Землю и видит то, что происходит. Он ведь может захотеть нас всех за это и наказать…
– Какова самая идеалистическая пьеса театра в вашем театре?
– “Вишневый сад”. Символ красоты. Мы уже не поклоняемся, слава Богу, прагматику Лопахину, как это было в начале перестройки. Если общество будет существовать из одних Лопахиных, без Раневских, Гаева, Пети Трофимова, Ани, – это будет страшное общество. “Новые русские” ведь так ничего и не дали нашей культуре. Им вообще культура не нужна в принципе. Да, у Раневской и Гаева полно недостатков. Но Чехов отдает ИМ свое предпочтение. Они не смогли сберечь красоты, но они ее понимали, они в ней нуждались, они ее поэтизируют…
– А самая интеллектуальная пьеса?
– На мой взгляд, постановка Валерия Фокина по “Карамзиным” Достоевского. В этом спектакле, кстати, не задействована ни одна актриса, сплошь мужские партии.
– Вы много занимаетесь преподавательской работой. В частности, читаете лекции по педагогическому мастерству. Ваш главный “психогигиенический” совет учителям?
– Разрушайте барьеры между вами и учениками. Вспомните, что у вас у всех есть клички, и задумайтесь над ними. Эта кличка и есть тот барьер. Сделайте “наоборот”, разрушьте свой отрицательный образ. Выходите из-за своих барьеров! Когда дети устали от вас, сделайте паузу в уроке! Начните какой-нибудь неожиданный разговор, помяните какую-нибудь статью в газете… И не спите ночами до тех пор, пока не поймете: почему “ваш зритель ушел в середине вашего спектакля”, если уж говорить образно!
Ирина РЕПЬЕВА
Выбор читателей
Комментарии