“УГ” – Пенза

Путешествие

Даль стеклянная

Город Никольск, в котором проживают ныне двадцать семь тысяч человек, в середине восемнадцатого столетия был маленьким, утонувшим в лесах крепостным сельцом. И вдруг появляется у местного помещика Алексея Ивановича Бахметьева странная идея – осветить это во всех смыслах “темное царство” хрустальными фонарями и лампадами.

Он выбирается в Европу, с большой осторожностью провозит по бездорожью французское и богемское стекло и говорит мужикам, которые до того даже не держали в руках хрусталя и едва понимали, зачем он нужен: “Будем делать такое же и еще лучше!”

На пустом месте? Возможно ли это? Вечный спор славянофилов и западников, космополитов и патриотов, “новых” и “старых” русских.

Алексей Иванович предпочитал не вступать в пространные диалоги. В округе нет сырья? Его следует привозить издалека? Но зато в родовом имении 19 тысяч десятин леса. Это топливо! А расходы на него при изготовлении хрусталя составляли тогда 60-66% от стоимости изделия.

Впервые в жизни никольскому мужику было позволено протянуть руку и потрогать диковинные предметы барской роскоши. Да и узнать, что составляющие стекла: мел, сода, мышьяк, песок… А если добавить к ним 18-24% окиси свинца, оно приобретет тяжесть и переливчатость, прозрачность и звонкость… Потому что при температуре 14000 превратится в хрусталь. Так пришло в крепостное село Никольское… образование. Музей, который в эти годы появился при хрустальной фабрике, назовут “живым журналом стеклоделания”… “Горный хрусталь – это ведь камень, почти стопроцентный кварц, – рассказывала мне научный сотрудник музея Нина Сергеевна Голова. – А наш хрусталь надо было уметь сварить…”

Брал крепостной мастер в руки длинную тонкую металлическую трубку для выдувания стекла и был способен мысленно переноситься в… Древний Египет. Именно там пять тысячелетий назад начали варить стекло. Только тогда опускали в печь край не металлической, а тростниковой трубки, обмазанной глиной (чтобы не сгорела). Но точно так же, как делали это когда-то египтяне, русские мастера то поднимали вверх трубку с каплей жидкого стекла, то опускали ее, то покачивали из стороны в сторону – в зависимости от этого менялась форма будущего сосуда. Великое мастерство до смешного консервативно, оказывается!

И ныне, если стеклодув захочет сделать вещь уникальную, он, как и сто-двести лет назад, будет пользоваться ковшом, чтобы придать стеклу форму шара; лотком – чтобы придать форму цилиндра. Разверткой обработает горло. Валиком подровняет донышко. Ножницами отрежет лишнее. Потом, чтобы от резкого спада температуры не потрескались стенки, опять вернет сосуд в печь. Затем выточит на нем специальным колесиком узор и, наконец, почистит, чтобы блестело.

Ручная работа? Это еще работа головы! Потому глупость и мастерство – понятия несовместимые. Так же, как, впрочем, мастерство и бездуховность.

Бахметьевы понимали, конечно, что гордиться перед Западом своею “русскостью” можно лишь тогда, когда есть чем гордиться. Душа стеклодува тоже должна быть в работе… Между прочим, приехали не так давно в 4-ю никольскую гимназию американцы и посмотрели не на компьютеры в кабинетах и не на пятерки в журналах, а на детские рисунки и поделки. Как говорит директор гимназии Нина Андреевна Логинова, они искали в творчестве ребят черты загадочной славянской души. А что недавно высматривал на полках заводского музея итальянский фабрикант? Не французское и богемское стекло, а чисто никольское, “русское”, “медвежье” стекло, которому бы в мире не было равных.

Уникальный стакан местного мастера Вершинина (1802 год), между двойными стенками которого расположилась миниатюра из кусочков мха, перьев, картона, соломки – копия усадьбы Бахметьева, – его не удивил. Два таких же вершининских стакана давно украсили европейские музеи стекла. Но когда увидел сложную трехцветную хрустальную вазу, приподнял важные брови и сразу: “А как это сделано?”

Помните, Левша, умирая, просил: “Передайте нашим: англичане не чистят больше ружья кирпичом”? Завидный пример русского патриотизма. Бахметьевы (дед, сын и внук) воспитывали таких же Левшей. Как воспитывали? Заставляли делать продукцию по образцам Европы – период ученичества. (Что мы без Европы?). Потом пришло к ним и мастерство самобытное – “умение подковать блоху”.

Теперь вот уже итальянский “Левша” ходит по нашим музеям, пытается подсмотреть кой-какие секреты. (Что Европа без нас?). И, между прочим, по силе и качеству хрусталя угадать силу и возможности нашей души.

То же самое в том же никольском музее стекла пыталась сделать и я.

У души есть прошлое и есть будущее. В прошлое проникнуть, кажется, легче. Вот оно: всеми цветами радуги переливается в старинных изделиях завода. Вижу: “славянская душа” была насмешливой. Вон там, на полке, стоит фужер “с мухами”. Мухи, конечно, нарисованные. Но если налить в такой бокал напиток да подать гостям, покажется, что мушки оторвались от стеклянной стенки, упали в жидкость и зашевелили лапками…

Но была душа и величественной, трогательно-мечтательной. В начале девятнадцатого века Бахметьевы строят в Никольске храм Воскресения Господня. Период первого расцвета фабрики. Храм должен был заполыхать светом, на долгие века освятив и осветив дикий “медвежий” край. Строили его сами рабочие. Из стекла! Храм внутри был полностью отделан хрусталем. Очень старались. Пол из белых и голубых плит. Паникадила, дискосы, лампады, кубки, распятия, подсвечники – все из хрусталя. Прозрачного и цветного, с венецианской филигранью. А вокруг на ограде церкви, думается мне, были зеркальные шары – украшения, какие фабрика создавала по заказам монастырей. Могу себе представить, как бывали заворожены этим чудом света и мастерством родителей крепостные ребятишки! Может быть, это и была в их жизни самая первая школа, а для кого-то школа единственная!..

Удивительно ли, что ни события 1917 года, ни гражданская война не подвигли мастеровых на разграбление баснословных богатств стекольного музея? Ни революция, ни гражданская война не остановили завода! Душа по-прежнему требовала работы. Потому, когда последний хозяин предприятия, племянник Бахметьевых князь Алексей Дмитриевич Оболенский, был отстранен новой властью от руководства, он вскоре же, в ноябре 1917 года, и умирает. В музее (приезжайте в Никольский! Это возможно) вам расскажут, с какими трудностями пробиралась делегация местных жителей в Кисловодск через взбудораженную страну на похороны бывшего хозяина. Именно хозяина! Оболенский и Бахметьевы сами находили заказчиков для завода, занимались сбытом продукции. В глазах рабочих были они и просветителями: при заводе существовали народная опера, драмтеатр, оркестр. Свободная душа играла, пела! Увы, сегодня хрустальный завод переживает кризис!..

В истории предприятия и прежде бывали кризисы. Сразу после отмены крепостного права, например. Когда потребовалось платить рабочим. Но это никогда не были кризисы мастерства, кризисы души. В конце девятнадцатого столетия вынужденно перешли на дешевое сырье, с примесями металлов, чтобы сделать свое предприятие рентабельным. Но и из желтоватого стекла оттачивали вещи уникальные!

И вот на днях приезжаю в Никольск, а хрустальный завод закрыт. У “Красного гиганта”, как назвали его в двадцатые годы, ноги в путах. 14 миллиардов долга – за сырье, энергоносители… Теперь работает он всего три-четыре дня в неделю. Директор “заводского” ПТУ-12 Александр Иванович Волчихин рассказал, что в годы советской власти завод стал полувоенным. Сейчас военных заказов почти нет. На складах завода хрустальных изделий – на те же 14 миллиардов рублей. Недорогой ширпотреб: салатницы, вазы, фужеры…

– Понимаете, – говорил мне Александр Иванович, – выдувальщиков сейчас на заводе мало! Хрусталь делается механическим способом, прессованием. Мастеру остается лишь края подточить, что-то подправить и отнести изделие на химполировку, где, купаясь в растворах кислоты, оно и приобретает свой блеск. Все. А раньше мы делали много тонкостенных изделий! Пора менять ассортимент. Вон наш конкурент – завод в Гусь-Хрустальном перестроился: такие рюмки из простого стекла делает, что куда там Богемии!.. …А мы по привычке ухаем “килограммы” хрусталя на какую-нибудь салатницу, хотя можно было бы сэкономить на весе и получить большую прибыль…

Конечно, на заводе работают замечательные мастера. Есть экспериментальная лаборатория. А вот в ПТУ ее нет. В ПТУ учат следить за действиями машин. А машина разве может отразить в форме, рисунке изделия настроение, надежды, загадки человеческой души?..

Рассказали мне и о том, как стал большим мастером стеклоделания Оськин Александр Леонидович, изделия которого экспонируются сегодня в музее. А так. Был он электромонтером, а потом пришел во время отпуска к мастерам, попросил их, и они его научили…

Школа для одного? Нет, считает Александр Иванович, в училище пора создавать группу, свою экспериментально-художественную лабораторию. Но где взять деньги, чтобы оплатить уроки мастеров? Оказывается, и деньги в ПТУ есть! В прошлом году училище открыло свои хрустальные мастерские. Продали “челнокам” и оптовикам изделий на 138 миллионов рублей! И уже в этом году на 150. Раньше завод кормил город и ПТУ, а сегодня училище оплачивает кой-какие заводские долги – за сырье, например. Сделало ПТУ и накопления. Притом, что государство уже полгода не присылает в училище ни копейки, даже на зарплату педагогам!

Александр Иванович понимает: Никольск тогда сможет превратиться в замшелый, “медвежий” угол, когда перестанут пополняться новыми уникальными экспонатами полки его музея. Когда он перестанет удивлять, “заводить” нашу душу, вызывать в иностранцах ревнивые чувства – ревность, казалось бы, к такому простому и немудреному материалу, как стекло.

Ирина ЛАНГУЕВА

Никольск,

Пензенская область