“УГ”-75

“УГ” в моей судьбе

Мы, как душа, неразделимы

…Случай этот сейчас без улыбки вспоминать нельзя. А тогда, в семидесятые, было не до смеха. Утром в День Советской Армии, раскрыв газету, еще пахнущую типографской краской, мы ахнули: на снимке первой полосы меж двух берез на снегу стоит ракета – весомое достижение военной науки и техники. А на березке, что справа, чьей-то варварской рукой вырезано бранное слово. Бедняге-фотокорреспонденту и в голову никогда не приходило, что он может проколоться не на ракете, а на каком-то дереве. Наши взоры обратились к дежурному редактору. Лидия Георгиевна Коротун, редактор отдела, женщина строгих правил, привела нас в чувство:

– И что вы тут увидели? Обыкновенные римские цифры. XVII съезд комсомола, скорее всего. Ведь он же через три месяца откроется.

Но тут зазвонил телефон. Звонил наш куратор.

– Что там у вас на первой полосе, товарищ секретарь партбюро?

– А что, Сергей Сидорович? XVII съезд комсомола.

– Что?! Вы когда-нибудь видели, чтобы о комсомоле на березах писали? Да над вами вся страна смеется. У нас тут уже телефоны оборвали.

– Сергей Сидорович, очень прошу, вы уж Надежде Михайловне, пожалуйста, об этом не говорите. Она и слов-то таких не знает, – упрашивала я его.

Чем закончилась эта история? Военный цензор лишился погон, гражданский цензор – должности, а мы с большим сожалением расстались с фотокорреспондентом. Хороший был мужик и столь же хороший фотомастер. Его фотоснимки и сегодня украшают одну из уважаемых центральных газет.

Долгие годы “УГ” была органом Министерства просвещения и ЦК отраслевого профсоюза. Случалось, им очень хотелось газетой порулить. Проффункционерам казалось, что газета мало пишет о профсоюзе. А надо сколько? А надо много. Но если положить на весы все профсоюзные дела, то их тоже было немного. Мы полагали, что работа профорганов и профорганизаций – это реальная помощь учителю. Они считали, что их сила в съездах, пленумах, президиумах. Не спорю, во все эти профсоюзные посиделки сил, здоровья, где-то даже выдумки вкладывалось немало. Ну и что?

У прежнего профсоюза не было тех забот, что у нынешнего. В те годы зарплату учителям, пусть небольшую, платили вовремя. Пусть не частые и не слишком комфортные, но путевки на отдых и лечение учителю тоже перепадали. Сегодня другое время, другие заботы и другие обязанности у профсоюза. Дай Бог ему справиться с ними.

Вообще же критику в газете начальство не жаловало во все времена. Нет, Щедрины и Гоголи нужны были всем. Но такие Гоголи, чтобы их не трогали. Особенно нелегко приходилось собственным корреспондентам в столицах союзных республик и в шести городах России. Каждое критическое слово в газете им выходило “боком”. Что удивительно, когда шла статья положительная, этого и не замечали.

Самым боевым собкором была Алла Лазутина. Накал страстей с руководством республики достиг такой степени, что ей житья не стало. “Требуем приезда ответственного работника редакции”, – запросило республиканское начальство. Послали меня в эту южную республику. Зной там стоял, не приведи Господи. Я, человек сибирский – северной закалки, не могла понять, как в такую жару, в таком адовом пекле можно еще кого-то критиковать, рассказывать о каком-то опыте.

Когда мы пришли в ЦК компартии республики, из-за большого стола поднялось нечто рыжеволосое, в рыжих веснушках, с рыжими глазами. Рыжий таракан – промелькнуло в голове – неужто он тут не расплавился?

– Почему Лазутина все время критикует? Кто ей дал такое право?

– Такое право дают ее обязанности перед газетой, перед читателями, – пыталась я его просветить. – Она искажает факты? Она не права в критике?

– Не искажает. Но она находит отдельные недостатки и в дурном свете выставляет республику.

– Во-первых, все, о чем она пишет, лежит на поверхности и само просится в газету. Во-вторых, если это отдельные недостатки, то их и исправлять надо как отдельные. И уж, конечно, эти отдельные никак не могут подорвать репутацию республики.

Мы отстаивали позицию газеты, позицию собственного корреспондента, которая отражала и позицию учительства республики. Он – свою. И только ее он считал верной. Глухое провинциальное мышление. И тут провинция – понятие совсем не географическое. Это очень страшная вещь, когда география переходит в плоскость нравственности, политики, общественной морали. Людей с провинциальным мышлением можно встретить и на Арбате. Разговаривать с такими людьми не дай Бог.

Как-то в редакцию приехали школьники и рассказали о своем учителе. Горазд он был выпить. Потому, случалось, садился в классе мимо стула, проходя между рядами учеников, засыпал на ходу. А однажды в биологическом кабинете в присутствии ребят выпил спирт из сосудов с заспиртованной лягушкой и дождевым червяком. Я выросла в семье отца-алкоголика и очень зримо представила, каково ребятам каждый день лицезреть такое чудо-юдо. Вместе с ребятами я поехала в эту школу, в эту область, соседствующую с Московской. В школе было пусто, только директриса, как рекрут на часах, все еще чем-то занималась.

– Ничего не можем поделать, – объяснила директор. – Увольняли. Суд восстановил. Нашлись покровители.

Опубликовали материал. И какая же была почти гоголевская немая сцена, когда пришел ответ за подписью секретаря райкома партии, где значилось: учителя Н. никто никогда ни дома, ни на улице, ни в школе пьяным не видел. Вот еще образец провинциального мышления. Даже изящно соврать и то не сумели.

К сожалению, во многих партийных органах были свои рыжие тараканы и такие вот покровители всего неправого. Не без их активного участия партия постепенно теряла свой авторитет, а потом его и безвозвратно утратила. Я и сегодня вижу и слышу этих политических обмылков, этих рыжих тараканов. Они пришли из того времени, которое именуют то эпохой застоя, то временем великих испытаний и великих искушений. Они всю жизнь поучали всех нас, держа кукиш в кармане. И сейчас, прилипнув к новой власти, вновь претендуют на должность властителей дум и чаяний.

Почти за четверть века работы в “УГ” у меня накопилось немало наблюдений. Разных, я бы сказала, даже разноцветных. И у моей газеты жизнь окрашивалась не только в черно-белые тона. Приходилось и туговато порой, было и радостно. Я ни минуты не жалею о том, что было. Жаль, что все ушло.

Газета с миллионным тиражом имела авторов глубоких, толковых, знаменитых. Среди них наш вклад, мой и моих товарищей, наверное, был не столь заметен. Мы понимали, что “УГ” без нас проживет, конечно. А вот мы без нее, увы…Потому мы и старались. Треть из семидесяти пяти – совсем не унылое время в истории моей газеты. Это время находок, открытий многих педагогических имен, бурных дискуссий, справедливой критики, хороших учительских писем и стихов. И мне порой кажется, что без нас голос “УГ” в ту пору был бы чуть-чуть глуше, а ее действенность – чуть слабее.

Ирина КОЛЕСНИКОВА,

заслуженный работник культуры Российской Федерации