На чтение: ≈ 13 мин.Рыжий паренек с повязкой дежурного почему-то сразу перешел на ты: “Пойдешь вон туда, потом повернешь направо и кого-нибудь спросишь, где кабинет Шамаевой”. Я не стал ему читать нотации об уважении старших – ладно хоть сменку не потребовал.
Школа как школа. Обычная, средняя, не лицей и не гимназия. Но именно в такой школе родилась идея подготовки учащихся сразу ко второму курсу математического факультета Башкирского государственного университета. Собственно, об этом я и собирался поговорить с Ириной Шамаевой – учителем, курирующим математический класс, но разговор, как это часто бывает, оказался шире.
– Ирина Дмитриевна, как родилась идея вашего эксперимента?
– Идея принадлежит директору школы Равилю Каримову. Очень большую работу провела завуч школы Галина Меркулова, она изучила все документы и подготовила договор с университетом. В Министерстве народного образования дали добро на эксперимент. Но все проходит на чистом энтузиазме учителей без дополнительного финансирования.
Замысел же был следующий: начиная с восьмого класса ученикам читались спецкурсы математики профессурой из университета. До девятого класса они приезжали в школу, а с десятого – ездили в университет. Мы за 10-й класс освоили двухлетнюю программу. А в следующем году наши ученики вместе со студентами фактически прошли весь первый курс математического факультета.
За опытом обратиться было некуда, и не обошлось без шишек. Сменился ректор университета, аннулировали статью договора о том, что ученики сразу поступают на второй курс. Мотивировалось это тем, что в бюджете университета не запланировано дополнительных 30 человек на 2-м курсе. Единственное, что можно было тогда сделать, – принимать наших ребят без экзаменов. Но изменилось положение о вузах… Шок был для учителей, для родителей и для детей. Ведь ребята освоили базу первого курса, а вынуждены были сдавать экзамен по школьной программе. Но все благополучно сдали и поступили.
– А как сейчас обстоит дело?
– Чтобы не повторять прошлых ошибок, мы ограничили занятия в университете одним днем. Дети изучают там математику и программирование. Профессора читают спецкурсы, занимаются с ними научной работой, набирают себе будущих аспирантов.
– Расскажите о своей методике преподавания.
– У меня класс с углубленным изучением математики. За основу я беру программу математической школы, но материал перерабатываю так, чтобы он был понятен для моих учеников. Плюс обязательно проходим элементы логики. Раньше, когда логику не изучали, мы брали учебник для математической школы, и дети его не понимали, сейчас же все по-другому. Я считаю, что развивать логику надо с начальных классов… Обычная методика рекомендует, чтобы ученики сами прорабатывали какой-то материал. У меня дети ничего не прорабатывают – теорию я им даю так, как считаю нужным. После 23 лет работы в школе я могу достаточно точно сказать, что из теории нужно, а что нет. Например, я уверена, геометрию надо вводить в 5-6-х классах, а не в 7-м.
– Бытует мнение, что математика всем ученикам не нужна.
– Математика нужна даже в классах с гуманитарным профилем. Она должна быть другой, но она должна быть базовым предметом для интеллектуального развития ребенка. Моим первым выпускникам сейчас по 35 лет. Не всем понадобились в жизни математические знания, но они говорят, что им по крайней мере не стыдно помогать своим детям. Занятия математикой развивают мышление, и парадоксально, но дети из матклассов лучше пишут сочинения, занимаются языками. У нас на всех олимпиадах по английскому, литературе, химии побеждают дети из математических классов. Математика – основа любого мышления.
– Как происходит отбор учеников в ваш класс?
– В конце 3-го класса проводится олимпиада по математике для всех школьников, потом они пишут контрольную работу, после чего проходят тестирование и собеседование со мной. На основании этих результатов я отбираю ребят.
– Что вы можете сказать о едином государственном экзамене?
– Идея единого экзамена неплохая – детям не нужны двойные преграды. В школе – 5 экзаменов. Потом вузовские испытания. В то же время сама технология проведения экзамена для меня непонятна. Я вообще разграничиваю экзамен-тестирование, экзамен – контрольную работу и экзамен-собеседование. Если дети психологически не подготовлены к тесту, то 50% этот экзамен не сдадут. Сколько будет плюсов и минусов, пока неизвестно. Или, например, у меня сейчас два класса, я даю им, казалось бы, один и тот же материал, но я не говорю во второй раз то же самое. Для каждого класса нужны свои слова. Поэтому я не храню конспекты. Я интуитивно чувствую, что нужно конкретным детям. Кроме опыта за годы работы вырабатывается и интуиция. Сам единый экзамен, как все новое, мне интересен. Другое дело, что результат пожинать не нам, а детям.
– Вы все 23 года проработали в 42-й школе?
– Нет, я здесь только 6 лет. До этого я работала в 50-й, куда попала по распределению. Но после того, как там сменились три директора и у нас не совпали взгляды с новым администратором на учебный процесс, я ушла. Директор пыталась построить работу школы в современном духе, т. е. обучение платное, бесплатно не работать. Я человек сформированный и уже не могу так “перестраиваться”, хотя, может быть, это и неправильно. Студенты, например, которые к нам приходят после вуза, ничего просто так не делают. Они ценят свой труд, а мы – нет.
– В вашей школе учатся дети со всего города или только ближайшего района?
– Здесь рабочий микрорайон. Многие родители считали: если ребенок учится – пусть учится, если нет – то и не надо. Года четыре назад школа изменилась, в нее пришли сильные предметники, и она стала котироваться среди жителей Уфы. Сейчас в начальной школе собираются 8 классов в параллели и из них только 2 или 3 класса из микрорайона. В моем классе соотношение примерно 50 на 50. Социальный статус родителей разный, но объединяет их общая заинтересованность в том, чтобы их дети учились. У нас очень высокие требования не только к детям, но и к учителям. Если молодой учитель не работает, то мы с ним беседуем и делаем соответствующие выводы. У нас принцип: раз существует отбор детей, то должен быть и отбор учителей.
– Молодые учителя с неохотой идут в школу, мотивируя это низкой заработной платой.
– Молодые учителя абсолютно правы – они не могут на такую зарплату выжить. Я их вполне понимаю. Поэтому, когда студенты приходят на практику и говорят: “Вы нам дайте минимум, на большее не рассчитывайте”, – я на них не обижаюсь. Как они могут прожить на зарплату? Им надо работать на две ставки, но две ставки без опыта и собственной методики вести невозможно. У них нет ни времени, ни опыта, ни денег. А кому дают классы выравнивания, коррекции? Молодым учителям.
– Количество коррекционных классов увеличивается или уменьшается?
– Во всех школах сейчас 1-2 класса нормальные, остальные – негласно коррекционные, а на самом деле таковыми и являются. Раньше было наоборот. Последние 15 лет я работала только в математических классах – это фактически отбор учеников. А в других классах: родители – на работе, дети – на улице. Или вообще родители – наркоманы. И дети тоже. Их порой приводят в школу, чтобы они не пошли на улицу. В нашем микрорайоне, как мне сказали, 8 наркоточек. И это – район школы! У нас есть социологи – бывшие инспектора милиции, теперь пенсионеры. Они очень хорошо работают с трудными подростками. У этих детей непростая жизнь, поэтому им не до учебы. В коррекционных классах дети ходят в школу просто пожить, а не поучиться. Здесь спокойно, не тронут, еще и накормят. Акценты в обществе сместились очень сильно. Если раньше мы говорили, что дети – цветы общества, то теперь – это увядший букет.
Я сама работала в коррекционных классах. Эти ребята не все могут сделать, но, как правило, очень душевные и привязчивые. Они в учителе видят действительно вторую маму. Ребенок может подойти и погладить тебя по плечу, потому что дома он не видит ласки. Или, наоборот, мальчик весь вздрагивает, когда его касаешься, – он привык, что рука существует только для битья.
– В сложившейся ситуации виновата семья?
– Во многом виновата семья. Но главное – много больных детей. У меня были ученики, с которыми я ничего не могла сделать. Они ждут специального общения. Родителям часто все равно, а учитель просто не в состоянии уделить ребенку столько внимания. У меня кончается первая смена без пяти два. Я перед второй сменой успеваю только покидать вещи в портфель и переодеть обувку. В коридоре разговаривать невозможно, учительской дети боятся. Раньше учитель был обязан посещать учеников дома. Сейчас каждый имеет право не пустить учителя в квартиру. Я теперь не знаю, как живут мои ребета. По анкетам все хорошо, а ребенок приходит с красными глазами. Спрашиваешь: что случилось? Ничего… Все поменялось в стране как-то не в пользу детей. Взрослые расчистили себе дорогу жизни, а дети остались на обочине. Но если родители уделяют внимание ребенку, то даже у слабого ученика будет результат.
– Налицо кризис в образовании. Коррекционных классов все больше, зарплата одна из самых низких по стране. Выход есть?
– Я лично не вижу. Все зависит от человека. Я по-другому уже работать не могу и исхожу из того, что в моем классе все дети мои. Поэтому своих ребят я вожу по музеям, на экскурсии, занимаюсь с ними. Может быть, я пессимист. У выпускников педвузов другой взгляд – они надеются, что проживут жизнь лучше, чем мы.
“Эй! Ну что, нашел?!” – крикнул мне в вестибюле рыжий дежурный. “Зато у него, может быть, математические способности”, – подумал я и вышел под моросящий дождик.
Первые ученики Ирины Шамаевой уже приводят к ней своих детей, обиды забываются, математика вечна…
Юрий ГОРЮХИН
Уфа
Выбор читателей
Комментарии