На чтение: ≈ 23 мин.Не менее важно определиться с темпами реформирования и очередностью преобразований. Выше уже отмечалось, что в реальной жизни эффективность реформ определяется способностью педагогического сообщества к их восприятию. Здесь чрезвычайно важным является обеспечение ценностной и психологической преемственности институтов и норм для огромной армии педагогов, в массе своей довольно настороженно относящихся к резким движениям на образовательном поле.
Продолжение. Начало в № 6
Они всего лишь люди и остро переживают драматический разрыв в общественном сознании, связанный с конфликтом двух типов социально-психологических установок, одна из которых определяется стремлением к сохранению традиций, а другая открытостью ко всему новому. Этот конфликт универсален для всех радикальных преобразований, включая и реформирование образования. На таком сложном фоне важнейшей задачей является культурная адаптация педагогов, постепенная выработка у них новых образовательных и поведенческих ориентаций. В решении этой тонкой, деликатной проблемы довольно опасно опираться на насильственное разрушение старых и директивное внедрение новых норм. Не потому ли введение ЕГЭ вызвало внутреннее сопротивление значительной части педагогов страны, что было воспринято ими как свидетельство тотального недоверия учителю, якобы не способному представить обществу объективные, не искаженные конечные результаты своего труда? Так рациональная идея независимой внешней приемки результатов работы школы на практике обернулась подачей заявлений об уходе. Причем, как водится, обиду выразили не безразличные к профессии и к детям люди (те спокойно и безропотно подчинятся любому решению), а наиболее квалифицированные, сильные, самодостаточные педагоги, мастера своего дела. Согласимся, что такие потери, при общем дефиците кадров, – слишком большая цена модернизации. Конечно, на макроуровне этими «мелочами» можно и пренебречь, но для того, чтобы действовать осмотрительно и взвешенно в сложившейся педагогической среде, стоило бы учесть, что педагоги в силу самого характера своей деятельности по большей части принадлежат к элементам традиционного общества. Вероятно, оптимальным следовало бы признать сохранение в течение ряда лет параллельного существования двух равноправных форм проведения итоговой аттестации учащихся за курс полной средней школы, оставив право выбора формы экзамена за выпускниками и их родителями.
Ситуация с ЕГЭ лишь частный пример того, как форсированные темпы преобразований и непроработанность технологических параметров могут дискредитировать фундаментальные подходы.
На основе результатов ЕГЭ (единственного показателя) делаются далеко идущие управленческие выводы, затрагивающие людей за живое: об изменении статуса школы, присвоении квалификационных разрядов и категорий педагогам, администраторам и т.п. Зная нашу административную медвежью хватку, не столь трудно было предвидеть, что унификация и стандартизация, преследующие цели сделать систему современной, прозрачной и конвертируемой на международном уровне, будут использованы по другому назначению. Это примерно так, как если бы процессорам пытались вколачивать гвозди, а точнее закручивать гайки. Что, собственно говоря, происходит сегодня по всем городам и весям.
И здесь мы вплотную сталкиваемся с еще одним серьезным противоречием, нуждающимся в анализе.
Это противоречие между нравом управляющей системы и характером задач модернизации, которые она вынуждена решать.
Столкновение характеров – ситуация достаточно распространенная, но даже в обыденной, семейной жизни она способна привести сначала к столкновению «папиного» и «маминого» начал, а затем к неизбежному разводу. Разумеется, всегда остается возможность, тихо ненавидя друг друга, годами продлевать постылый брак без взаимной любви во имя детей. Проблема заключается в том, что дети, выросшие в таком браке, чаще всего имеют деформации в психике и плохо поддающиеся врачеванию неизгладимые душевные травмы.
Похожим образом складывается на данный момент союз нашей управляющей системы с модернизацией. «Папино» начало в нем – это внутренне присущее любой управляющей системе, а нашей в особенности, стремление к повышению управляемости и централизации. «Мамино» начало – обусловленная самим характером модернизационных задач необходимость свободы и децентрализации. Пожалуй, в не до конца осознанном конфликте двух характеров (модернизации и управляющей системы) в наиболее концентрированном зримом виде фокусируются все названные выше противоречия: социальной и либеральной идей, целей и средств реформирования, фундаментальных принципов и технологических параметров. Иначе и быть не может. Поскольку управляющая система является сегодня главным и почти единственным инструментом модернизации образования, ее норов не может не откладывать отпечаток на весь процесс. Такое монопольное положение, усугубленное давними традициями российской бюрократии в сочетании с возобладавшим в последнее время вектором настроения людей, стремящихся к восстановлению порядка и дисциплины в стране, – реальный факт, с которым нельзя не считаться. Сетовать и причитать на сей счет бесполезно и непродуктивно. Гораздо важнее разобраться в сути вопроса. Автор этих строк, отдавший не один десяток лет административной работе, не разделяет позиции романтического анархизма. Пару десятков лет назад в беседе с ним писатель А.Стругацкий высказал справедливую и по сей день актуальную мысль: «Бюрократия – такое же достижение человечества, как и научно-техническая революция. Ни одной, даже самой демократичной стране мира, не удалось отказаться от услуг чиновника».
Бюрократия в России всегда была всесильна и централизованна. Ей нет на сегодняшний день противовеса в лице гражданского общества. И поэтому с ее интересами нельзя не считаться. Она никогда не отомрет, поскольку выполняет важные социальные функции. Отсюда милый сердцу неискушенного романтика либерала лозунг борьбы с бюрократией является ложным и уводящим в сторону от конструктивного решения проблем управления процессом модернизации страны в целом и системы образования в частности. Это неразделимые процессы.
Примечательно и глубоко симптоматично, что, занимаясь модернизацией образования, мы мало слышим о серьезной модернизации его, образования, управляющей системы. На деле все сводится к призывам усилить участие родительской общественности в управлении образовательными учреждениями путем создания всевозможных советов. Не возбраняется и даже приветствуется развитие в школах ученического самоуправления, освещенного еще давними комсомольскими и пионерскими традициями. Требования к руководителям школ осуществлять развитие демократических начал управления внутри учреждений сопровождаются параллельным неуклонным сокращением поля свободы выбора самого руководителя, ущемлением его неотъемлемых прав по всему спектру вопросов, определяющих реальное существование школы в социуме: экономических, финансовых, правовых и связанных с содержанием деятельности школы. В таких обстоятельствах призывы к директорам стать демократичными выглядят, мягко говоря, странными, а создание многочисленных советов, не имеющих реальных полномочий и предмета управления, оборачивается фарсом. Ложность ситуации хорошо чувствует и родительская общественность, и даже дети, и потому ни те, ни другие не горят сильным желанием участвовать в декоративных органах представительной власти школы.
Таким образом, на практике мы постоянно сталкиваемся со стремлением управляющей системы подновить и приукрасить свой фасад за чужой счет при неизменном сохранении и укреплении всех мыслимых и немыслимых командных высот. Система поступает так не по причине злокозненности тех или иных функционеров, а в силу, как говорят, устройства органа, ибо любая бюрократическая структура самой своей сутью нацелена на самосохранение и расширение властных полномочий. Впрочем, эти две задачи взаимно переплетаются и дают резонансный эффект, поскольку самосохранение невозможно без постоянного расширения властных полномочий. Другой вопрос, что заставляет систему постоянно инициировать демократические процессы в учреждениях образования? Объяснять это только стремлением сохранить и приукрасить демократический фасад обветшалого старого здания, обращенный к Западу, – значит не увидеть сути обсуждаемого глубинного противоречия. В глубине души система ощущает несоответствие поставленных целей и избранных для их достижения средств и иногда проговаривается устами своих наиболее афористичных представителей. Достаточно вспомнить искреннее, неподдельное удивление искушенного управленца и типичного технократа В.С.Черномырдина: «Хотели как лучше, а получается как всегда!»; «Какую партию ни строй, в итоге выходит КПСС». Модернизация не самоцель, а всего лишь средство достижения иного качества жизни во всех ее сферах, включая образование. Удвоение ВВП также из разряда экономических средств или технических условий, без создания которых трудно надеяться на благополучие людей. Но диалектика целей и средств такова, что сегодня оптимальное решение даже чисто технократических проблем уже требует иного качества жизни. И, следовательно, иного управления, предоставляющего работникам те необходимые степени свободы, что позволяют им проявлять инициативу и в интересах дела реализовывать самые невероятные и вчера еще казавшиеся несбыточными проекты. К слову сказать, невероятным, но очевидным всей стране воплощением такого проекта стал концерт на Красной площади Пола Маккартни. Примечательно, что все без исключения зрители: и убеленные сединами, и пятнадцатилетние юнцы, интеллигенты и милиционеры, люди разных чинов и званий, противоположных политических воззрений в один голос говорили о том, что этот концерт – самое яркое впечатление в их жизни. Дело не только в легендарном исполнителе. Над Красной площадью витал дух свободы, и люди с восторгом причащались ему вне зависимости от пола, возраста, должностного положения и прочих несущественных отличий. Возможна ли подлинная модернизация, понимаемая как переустройство всех сторон жизни, без одухотворения людей, которые обрели, наконец, чувство собственного достоинства?
Вопрос отнюдь не риторический, поскольку все предшествующие модернизации в России проводились исключительно сверху, до боли (в прямом и переносном смысле слова) знакомыми петровско-ленинско-сталинскими методами. Объективные основания для развития такого сценария остаются до сих пор. Их еще в самом начале девятнадцатого века усмотрел с гениальной проницательностью А.С.Пушкин, заметивший: «Правительство у нас единственный европеец». Напомним, что речь шла о правительстве николаевской России! В определенном смысле эта жесткая оценка остается верной и для сегодняшней ситуации. Специфический, формировавшийся столетиями менталитет отечественной бюрократии лишь окрашивает в субъективные тона объективное положений вещей, при котором его величество аппарат остается единственным, реальным мотором реформирования всех сфер жизни страны, включая образование. И этим в первую очередь определяется высказанное нами выше замечание о бессмысленности и бесперспективности фронтальной борьбы с бюрократией. Тем более что в лице своих наиболее квалифицированных представителей на всех уровнях власти она постепенно начинает осознавать главную и неустранимую особенность четвертой российской модернизации. Особенность эта заключается в том, что проходит она в постиндустриальную эпоху в высокотехнологичной информационно-образовательной среде, где открытость, гибкость, оперативность в принятии и коррекции принимаемых решений управляющей системы не избыточная роскошь, а непреложные условия эффективности ее функционирования и одновременно залог собственного выживания. Хочется надеяться, что по мере развития общества бюрократия будет становиться более цивилизованной. У нее просто не остается другого выхода. Но процессом этого окультуривания также необходимо управлять, в противном случае он затянется на неопределенное время. Таким образом, одной из перспективных линий модернизации управляющей системы следует признать: постепенное изживание администраторами всех уровней устойчивых, воспитанных всем предыдущим опытом предрассудков (например, неизбывного страха потери управляемости и боязни самостоятельности подчиненных), а также привитие им новых образовательных и поведенческих ориентаций. Мы прекрасно отдаем отчет в том, что для такой культурной эволюции (о революционной ломке не может быть и речи) необходимы политическая воля и соответствующая перенастройка управляющей системы на иные цели и объекты управления. Дело в том, что в полном соответствии с исторически обусловленными чертами переходного общества – а оно у нас перманентно является переходным – вся система управления была и продолжает быть настроенной и нацеленной на управление людьми. Между тем по большому философскому счету, такое управление по сути своей является глубоко безнравственным. Управление людьми неизбежно означает отношение к ним как к средствам достижения определенных целей. Об опасности такого утилитарного подхода к людям предупреждал еще русский философ В.Соловьев, считавший, что человек никогда, ни при каких обстоятельствах не должен служить орудием достижения даже самой великой и благородной цели. Печальный опыт всего истекшего двадцатого века подтвердил справедливость его предостережений. Аморальность управления людьми заключается еще и в том, что в конечном итоге оно сводится либо к насилию, либо к манипуляции. И еще до конца не известно, какой из названных способов управления на поверку оказывается для человека более травмирующим. Конечно, всеми этими интеллигентскими рефлексиями можно было бы легко пренебречь, что неизменно случалось в прошлом и частенько происходит сегодня, если бы не одно серьезное обстоятельство. Современное управление, осуществляемое в высокотехнологичных информационных и коммуникационных средах, неизбежно переходит от управления людьми к управлению ресурсами: информационными потоками, технологическими условиями, креативными потенциалами команд, осуществляющих разработку прорывных, пилотных проектов и т.п. Этот серьезный фундаментальный сдвиг центра тяжести в управлении, помимо того что приносит зримые, ощутимые дивиденды, неопровержимо свидетельствующие о высокой эффективности работы перенастроенной соответствующим образом управляющей системы, содержит огромный философский и гуманистический смысл. Пройти мимо повсеместно начавшегося процесса, сделав вид, что его не существует, означает навсегда распрощаться с надеждой на благоустроенную, цивилизованную жизнь. Необходимость перенастройки и перенацеливания в данном ключе в первую очередь управляющей системы образования обусловлена спецификой самого объекта управления, требующего для своего здорового неискаженного развития больших степеней свободы. Свобода, разумеется, неотделима в нашем деле от ответственности и высокого профессионализма, которого порой еще недостает. В этом смысле централизация и децентрализация в управлении все те же два плеча коромысла. Не стоит надеяться, что коромысло это удастся раз и навсегда зафиксировать в неподвижном положении. Поддержание хрупкого, но устойчивого равновесия – это постоянный, непрерывный процесс, требующий чуткого управленческого слуха, гибких реакций на постоянно происходящие изменения и неизбежные сбои в ходе реформирования образования. Его осуществление невозможно без свободы и пластичности самой управляющей системы. Пора, наконец, отказаться от укоренившейся со времен Гегеля привычки снимать противоречия. Не лучше ли терпеливо пытаться их уравновешивать? И тогда, быть может, модернизация образования, и не только его одного, утратит свои остро выраженные, гротескные бюрократические черты и обретет, наконец, человеческое лицо. Но даже при таком благоприятном сценарии не будем забывать о том, что ценностями модернизации и так называемого прогресса не исчерпываются богатство и глубина жизни. Как уже неоднократно подчеркивалось выше, воспитать человека духовного не менее важно, чем подготовить умелого и мобильного работника. В этом смысле для образования одинаково важны и модернизация, и своего рода архаизация: возвращение к вечным ценностям и смыслам культуры. Вновь – те же два плеча одного коромысла.
Евгений ЯМБУРГ, член-корреспондент РАО, доктор педагогических наук, заслуженный учитель школы РФ, директор Центра образования № 109
Продолжение следует
Выбор читателей
Комментарии