Учитесь властвовать собой

Десять лет назад два профессора кафедры клинической психологии и психотерапии Московского городского психолого-педагогического университета Алла Холмогорова и Наталья Гаранян начали реализацию кросскультурного проекта с участием немецких, швейцарских и бельгийских ученых «Эмоции в семейном и интерперсональном контексте». Работа в рамках проекта продолжается, некоторые выводы уже сделаны, и они очень интересны. О них психологи и рассказывают, выступая на конференция и семинарах.

Существует довольно распространенный стереотип: чем экономически благополучнее страна, тем спокойнее жизнь ее граждан. Однако вот в благополучной Америке депрессия уже выходит на второе место среди заболеваний, способствующих утрате трудоспособности населения. Это требует объяснений, и психологи дают их на основе проведенных исследований.

Исследования показывают, что число депрессивных нарушений выше в тех культурах, где особо значимы индивидуальные достижения, успех и соответствие самым высоким стандартам и образцам. В Америке, где депрессии становятся бичом процветающего общества, всемерно пропагандируется культ успеха и благополучия. Когда американца спрашивают, как его дела, неизменно следует ответ: все нормально, причем эмоционально он практически бесстрастен. Американец следует культу рационального отношения к жизни, у него сильна негативная установка по отношению к эмоциям. Мы часто встречаем призывы: «Отбросим эмоции в сторону!», «Давайте без эмоций!», но отбрасывание эмоций, по мнению психологов, приводит к их запрету.

Однако исследователи установили интересный факт: в то время как многие современные культурные ценности и нормы сопряжены с запретом на отдельные эмоции в частности и эмоции вообще, эти самые нормы и ценности парадоксальным образом сопряжены со стимулированием эмоций, которые они призваны подавлять. Культ успеха и благополучия исключает печаль, тоску, недовольство жизнью. Но именно с этим культом оказывается культурально сопряженной депрессия. Культ силы и конкурентность несопоставимы с чувством страха, однако именно с ними связан рост тревожного аффекта в нашей культуре. Психологи назвали этот феномен эффектом обратного действия сверхценной установки. Культ успеха и достижения при его завышенной значимости ведет к депрессивной пассивности, культ силы – к тревожному избеганию и ощущению беспомощности, культ рацио – к накоплению эмоций и разрастанию их физиологического компонента.

В семьях, где есть депрессивная ситуация, психологи обнаруживают высокие родительские требования и ожидания в плане достижений и обусловленный этим высокий уровень критики. Дети в таких семьях редко заслуживают одобрения, так как стандарты очень высоки и поощряют в ребенке стремление к совершенству. Образующийся разрыв между притязаниями и реальными достижениями и возможностями обрекает ребенка на постоянное ощущение неудовлетворенности, индуцирует негативные чувства. Из ценности или идеала, к которым можно стремиться, но которых невозможно достичь, совершенство в этих семьях превращается в цель, подменяющую более реалистичные цели. Так постепенно в человеке формируются ценности и установки, способствующие негативному восприятию жизни, себя и других. Человек обречен на постоянные разочарования и пассивность, обусловленные тем, что практически ничего невозможно сразу сделать хорошо. Стремление выглядеть благополучным и процветающим часто доходит до абсурда, причем культ благополучного внешнего фасада характерен для тех людей, которые тщательно скрывают свои проблемы и трудности, стремясь выглядеть благополучными в глазах окружающих. Например, мать ребенка-инвалида или тяжело больного ребенка часто скрывает это и тем самым мешает врачам и педагогам эффективно помогать им. В Советском Союзе имитация эмоционального благополучия была еще и государственной ценностью, сегодня такая имитация связана с будто бы улучшающимся экономическим положением граждан.

Нынче людей очень активно привлекают к контактам с церковью, но традиционные христианские ценности ориентированы на терпение, мягкое уступчивое поведение, исключающее проявление гнева. Между тем традиционные портреты мужчины (выдержанный, мужественный, решительный) и женщины (мягкая, уступчивая, терпеливая) вступают в противоречие с теми требованиями, которые предъявляет жизнь. Сегодня трудно быть такой женщиной, так как она работает, устанавливает различные социальные контакты, вынуждена отстаивать себя. Сегодня трудно быть и мужчиной, которому предписано всегда справляться со всеми трудными ситуациями и не жаловаться ни на что. Если у человека нет возможности выплеснуть эмоции, развивается депрессия, резко ухудшается состояние здоровья, возникает стресс, который подчас гасят алкоголем, позволяющим снять эмоциональное напряжение. Культ силы и успеха мешает установлению теплых и близких отношений в семье. Неписаный закон преступного мира «Не верь, не бойся, не проси!» переносится в семью и отношения не улучшает.

Самое главное состоит в том, что запрет на эмоции способствует уходу человека от самого себя, от своих проблем и противоречий, делает его выбор и решения ложными. В результате он проживает чужую жизнь и никогда не чувствует себя счастливым в этой жизни.

Многие знаменитые фантасты, изображая технологизированный мир будущего, предостерегают от опасности бездушного разума. Между тем вся система воспитания и образования до сих пор продолжает строиться на основе развития интеллекта, неизмеримо меньше внимания уделяя становлению эмоциональной сферы. Культура эмоциональной жизни современного человека – умение словами, красками, движением выразить себя и свои чувства – мало осознается как специальная задача в современном образовании. На Западе, да и у нас, все большее значение приобретают программы с компьютерным обучением в ущерб межличностному общению, которое одно способно структурировать эмоциональный мир, способствовать его развитию, формированию навыков самопонимания и самовыражения. Компьютерное образование грозит современному человеку тяжелыми последствиями. И ощущение этой угрозы связано не с консервативной любовью к традиционному обучению (ибо и оно далеко от совершенства), а с осознанием несовместимости компьютерного обучения с возможностью развития эмоциональной сферы человека. Опираясь на традицию культурно-исторического деятельностного подхода к психике, можно сказать, что все развитие личности в целом происходит в процессе деятельности, через осмысление этой деятельности и себя в ней в диалогическом эмоциональном контакте с другим человеком.

Почему эмоциональном? Да потому, что эмоции дают необходимые сигналы и импульсы для осмысления противоречий и конфликтов, неизбежно возникающих в жизни и деятельности человека, а эмоции другого человека становятся важнейшим источником обратной связи от мира, в котором каждый человек ищет свое место. Возникающее в эмоциональном контакте чувство близости и доверия позволяет человеку полнее открываться и глубже осмыслять себя, ведь только в диалогическом контакте с другим человеком формируется важнейший механизм человеческого развития – рефлексия. Наконец, без эмоционального доверительного контакта невозможна истинная передача нравственных ценностей.

Опыт работы с детьми, у которых отмечается асоциальное поведение (воровство, дурные компании и так далее), показывает, что либо эти дети росли в среде, где эмоциональной внутренней жизни вообще уделялось крайне мало внимания, а интересы взрослых сосредотачивались на материальном, рациональном полюсе, либо у родителей по тем или иным причинам был нарушен эмоциональный контакт с ребенком, и они плохо представляли себе его духовную жизнь, не обладая возможностью влиять на нее. Нет другого пути передачи ценностей и принципов маленькому человеку, кроме как через эмоциональный контакт с ним, основанный на доверии и привязанности. Только тогда ценности, передаваемые взрослыми, заряжаются положительной валентностью. В культурах, где запрет на выражение чувств стал культурной нормой (это прежде всего восточные культуры Японии, Китая и так далее), возникла широкая сеть философско-психологических и физических тренировок, помогающих дистанцироваться от стрессогенных ситуаций и при любых эмоциональных стрессах добиваться расслабления мышечной мускулатуры. В свете гипотезы, утверждающей наличие связи между соматизацией и элиминированием эмоций из жизни, представляется интересным факт, свидетельствующий о большем распространении соматоформных расстройств у представителей восточных культур. В древние времена, в период наибольшей нестабильности жизни и жестокости нравов, возникла философская система стоиков, призывающая к отказу от чувств в ситуации любых эмоциональных стрессов и к полному их подчинению интеллекту с позиции философского принятия всего происходящего. В то время такая система взглядов способствовала выживанию в нечеловеческих условиях, когда человеческая жизнь ничего не стоила, а жестокость и страдания достигали такой степени, что чувствительные натуры едва ли могли их выдержать. В христианских культурах, где также есть запрет на определенные чувства, овладевать чувствами и отреагировать на них помогали многочисленные ритуалы: пост, молитва и так далее.

Чем меньше современный человек связан с разрабатываемыми тысячелетиями способами защиты от собственных чувств, тем в большей степени он разрушается ими, так как не готов принять эти чувства и психологически работать с ними. Поэтому на психологов и психотерапевтов ложится ответственность в плане подготовки рекомендаций для системы образования и воспитания с опорой на существующие знания и разработки в области психологии эмоций.

Начиная с середины прошлого века мир современного ребенка всячески очищается от отрицательных чувств, неприятных ощущений и переживаний. Наиболее здоровым аффектом считается радость, и она всячески стимулируется путем быстрого переключения ребенка от возникших слез на более приятные переживания.

В зависимости от того, насколько важной и желательной считается эмоция в той или иной культуре, она может быть больше или меньше представлена в языке. Так, в культуре Таити отсутствует слово для выражения эмоции печали. Поэтому матери в случае такого горя, как смерть ребенка, воспринимают слезы и тяжкое физиологическое состояние как болезнь, не связывая их с душевной болью. В восточных культурах много слов, выражающих оттенки стыда, и на вызывании этого чувства в значительной степени построена система воспитания.

Некоторые наблюдения и эксперименты наводят на мысль о сокращении эмоционального словаря у современного человека. Во время семинаров по психологии и психиатрии мы всегда просим аудиторию назвать слова, обозначающие различные эмоции, что неизменно вызывает довольно сильное затруднение у присутствующих. Люди говорят о том, что им редко приходится использовать эти слова в повседневной жизни.

Комментируя словами состояние ребенка, придавая определенное выражение своему лицу и также сопровождая это словесным комментарием, мать с детства приучает (или не приучает) малыша дифференцировать свои эмоциональные реакции, определять, давая им обозначение, и, таким образом, потенциально делать предметом работы и переработки. На наш взгляд, чрезвычайно эвристичной для понимания алекситимного типа сознания и мышления стала теория Л.С.Выготского о единстве мышления и речи. Бедность и недифференцированность эмоционального словаря матери ведет к формированию у ребенка особого типа сознания и мышления, в котором внутренняя жизнь как таковая очень бедно представлена.

Начиная с работ Боули считается, что наличие эмпатического, близкого эмоционального контакта с матерью в младенчестве – залог психического здоровья человека в будущем. Сейчас эта теория подвергается активной экспериментальной проверке. Полученные данные свидетельствуют, что не столько младенческий возраст оказывается решающим для формирования здоровых близких отношений с окружающими во взрослом возрасте, сколько раннее детство – 7-10 лет: эмоциональный контакт с родителями в этом возрасте оказывает решающее влияние на контакты взрослого человека, в том числе с его супругом или партнером.