Учить жить – не наша задача Судья должен “вытащить правду” из конкурсанта

Александр ГЛОЗМАН, учитель года России-1997, московский учитель технологии 293-й школы, директор центра творчества и ремесел “Школьное подворье”, в этом году судил конкурсантов на всех очных этапах в качестве председателя номинационного жюри “Развитие творческих способностей школьников” и члена Большого жюри.

– Вас можно поздравить с дебютом: в этом году вы председатель номинационного жюри! Какие ощущения в новой роли?
– Ощущения малоприятные. Не хочу сказать, что быть судьей сложнее, чем выступать на конкурсе. Жюри – это другая жизнь. Я волновался, что не удастся разглядеть в конкурсанте именно учителя. Понять, насколько то, чем он занимается, важно не только для конкретного ребенка, но и для его окружения. Вся беда в том, что это можно определить в спокойной рабочей обстановке, которой на конкурсе быть не может. После открытых уроков, когда мы в неформальной обстановке общались с конкурсантами, мое мнение о них менялось. Один урок, каким бы он ни был – двадцати- или сорокапятиминутным, – не может полностью раскрыть потенциал учителя. Он волнуется, и порой “вытащить из него правду” чрезвычайно сложно.
– Но в этом году общение финалистов с малым жюри расширили до еще одного конкурса – “Защита педагогической концепции”.
– К описанию педагогического опыта чаще всего прикладывает руку методическая служба. Порой бывает сложно понять, что в выступлении действительно от учителя, а что – научная надстройка. Поэтому определяющим испытанием так и остался урок.
– Новые проблемные номинации имеют другие критерии для оценки. На какие тонкости в первую очередь обращало внимание ваше жюри?
– Мы сразу оговорили с конкурсантами, что нужно постараться акцентировать внимание на той проблеме, которая заложена в названии номинации – развитие творческих способностей у ребят. Но несмотря на наши предостережения, с этой задачей справились не все. Если концепция еще соответствовала данным требованиям, то урок у многих оказался оторванным от заявленной концепции. Отчасти это связано с тем, что конкурсанты впервые попали в подобную ситуацию и, боясь ошибиться, давали урок по уже апробированной годами схеме. Решили не рисковать. У талантливого учителя чаще всего именно экспромт проходит на ура.
– Поделитесь профессиональными секретами – как вы организовали работу в своем жюри?
– На установочной встрече еще до начала конкурса мы договорились о ряде принципиальных вопросов. Жюри не должно вступать в спор с участниками. Учить жить конкурсанта – не наша задача. При подведении итогов жюри указывает на общие положительные стороны, о частных просчетах говорим с глазу на глаз. Третья важная установка – общение с сопровождающими. Их задача по возвращении домой рассказать о своем конкурсанте так, чтобы стало понятно, что он выступил не хуже. Часто именно от мнения сопровождающего зависит дальнейшая жизнь учителя. Мы придерживались одинаково строгого регламента для всех, а тем, кто за отведенное время не успел показать все, что хотел, мы выделили дополнительное время – после обеда.
– Когда вы выбирали победителей первого тура, учитывали, что конкурсант выйдет на сцену?
– Да, но не это было определяющим. Я нередко замечал, что учитель может дать замечательный урок в классе, а на сцене потеряться. Потому что там другие правила. В классе должны гармонировать форма и содержание. На сцене часто бывает, что форма определяет успех урока. Хотя, когда литераторы дают глубокий анализ произведения, о форме говорить не приходится, выигрывает глубина содержания. В уроке победителя этого года Игоря Смирнова, учителя немецкого языка, ведущей была форма. Я не специалист в немецком языке, но коллеги по жюри отмечали, что и содержание было великолепное.
– Как неспециалист в области немецкого языка судит учителя-профессионала в своей области?
– Как заместителю директора школы по учебно-воспитательной работе мне приходится посещать уроки, и я в курсе, по каким программам и учебникам сегодня учатся ребята. В судействе конкурса самое главное – это знание педагогики. Методика преподавания того или иного предмета мало чем отличается друг от друга. Почти в каждом номинационном жюри был профессионал, который следил за содержанием.
– Типичные ошибки, которые допускали участники вашей номинации.
– Основная ошибка в том, что многие не сработали в заданной проблематике, несмотря на то, что мы проговаривали этот момент заранее. Мы понимаем, что невозможно на каждом уроке развивать творческие способности, но коль конкурсант попал в нашу номинацию, то и акцент нужно делать на этом. Более полно тему раскрыл учитель истории из Вологодской области Олег ЗАМАРАЕВ. Он рассказал об этом на защите концепции и показал, как именно, по его мнению, нужно развивать творческие способности ребят на уроке. У других я не увидел такой цепочки.
– В чем причина этой ошибки?
– Может быть в том, что у многих участников отсутствуют навыки серьезной аналитической деятельности. Очень часто учитель работает интуитивно, но иногда нужно остановиться и проанализировать свой опыт. Если каждому из финалистов дать возможность выступить вновь, они многое сделали бы по-другому.
– Отличается судейство в большом и малом жюри?
– Конечно. Малое жюри пытается лучше узнать конкурсанта, докопаться до истины. Мы выбираем не только победителя в номинации, но и проводника идей, заложенных в названии. Естественно, за свой выбор мы болеем до конца. Большому жюри сложнее, оно видит конкурсанта ограниченный промежуток времени, за которое не успевает возникнуть человеческий контакт. В этой дистанции – главное отличие.
– Большое жюри хотело бы узнать больше о конкурсанте?
– Думаю, что да. Как раз дополнительной информации нам и не хватало. Конечно, на переменах мы общаемся друг с другом, высказываем свои мнения. При таком общении могут “всплыть” отдельные интересные факты, но времени все равно мало и узнать человека поближе не получается.
– Покритикуете конкурсные нововведения?
– Ну начинать-то лучше с плюсов. Больше всего мне понравилось то, что удалось сохранить интригу до Кремлевского дворца. Не называть сразу “пятнашку”, а дать возможность людям поразмышлять. Еще один красивый ход – когда не назвали тему мастер-классом. Конкурсанты, попав в неожиданную для себя ситуацию, оказались перед серьезной проблемой выбора. Тут Большое жюри оценивало интуицию учителя, смотрело, сумеет ли он выбрать форму, которая наиболее полно отражает его взгляды на предмет. Это оказалось еще одним конкурсным испытанием, несмотря на то, что отдельно оно нигде не было пропечатано. И конечно, очень понравилось то, что по сравнению с прошлыми годами большему количеству учителей была дана возможность выступить на сцене.
– За три дня 26 уроков смотреть тяжело?
– Нет, глаз не “замыливается”. Нормальный рабочий день.
– Как вы относитесь к новым номинациям?
– Сама идея имеет право на существование. Но ее нужно более детально проработать. В этом году получилось, что в одном случае при определении номинации использовалась цель обучения, в другом – методика и технология процесса. Поэтому сравнивать конкурсантов между собой уже на большой сцене было очень сложно.
– На ваш взгляд, какой критерий при выборе учителя года важнее?
– Критерий должен быть один – целостность учителя. Учитель-профессионал работает сразу по всем направлениям, а на уроке больше акцентирует на каком-то одном моменте. Работая в Большом жюри, я ловил себя на мысли, что мне очень сложно ставить оценки по тем критериям, которые прописаны в листах. Мне кажется, что лучший урок нельзя разложить по полочкам. Когда урок гармонично выглядит, получается учитель года. Да, в уроке Игоря Смирнова можно было найти какие-то недостатки, но этого делать не хотелось.
– Рецепт успеха от учителя года России-97.
– Я начну с вопроса, который мне раньше задавали очень часто: “А пошли бы вы снова на конкурс?” Не пошел бы. К 1997 году я в школе отработал 25 лет, мне было что показать. Второй раз выходить с этим же неинтересно и неправильно. А отсюда и рецепт успеха – за учителем должна стоять его система работы. Урок на сцене или в школе – кирпичик в этой системе.

Дарья ЖУРАВЛЕНКО-СЛАВЯНСКАЯ, специальный корреспондент