«Учение доброе есть всякой пользы основание». Какие времена считать светлыми?

В один из самых обычных будничных дней Феофан Прокопович, бывший профессор Киевской духовной академии, а ныне сподвижник Петра I, заканчивал составление порученного ему царем «Духовного регламента» – официального документа, призванного упорядочить дела церковные и просветительские. Шел 1721 год. За плечами Прокоповича преподавательский опыт, написание педагогической книги «Первое учение отрокам», различных законоположений и богословских трактатов.

Как человек, не один год своей жизни посвятивший преподаванию поэтики и риторики, Прокопович не мог, составляя регламент, не углубиться в вопросы просвещения. Он только что написал: «Дурно многие говорят, что учение виновно есть ересей… Учение доброе и основательное есть всякой пользы как отечества, так и церкви, аки корень и семя, и основание». Под этими словами мог бы и сам император подписаться. Не зря его избрали французы академиком, и Петр в письме пообещал всемерно распространять науки среди своих подданных. И обещание сдержал. Математическая и навигацкая школы в Москве. Инженерная и артиллерийская школы в Петербурге. В некоторых отдаленных городах появились горные школы. Все это произошло еще тогда, когда он преподавал в духовной академии. А вот создание «цыфирных» школ в губерниях осуществлялось уже при его участии. Обучали там не только недорослей, но и «ребяток изо всяких чинов людей». Однако Прокопович имел достоверные сведения о том, что многие уклоняются от направления сыновей в «цыфирные» школы. К тому же в губерниях не хватало учителей. Он знал: царем подписан указ об основании школ при каждой епархии. Там, скорее всего, смогут учиться и дети мастеровых, и крепостных крестьян. Вот что волновало его сейчас! Он понимал: чем шире начнет шагать просвещение, тем надежнее будет стоять в Отечестве дело Петра. Поэтому, регламентируя по поручению императора деятельность церкви, он, педагог по призванию, обязан рассмотреть проблемы обучения грамоте юношей из разных сословий.

Чернила на кончике пера высохли, и оно лишь царапнуло бумагу. Феофан усмехнулся и вновь обмакнул перо в чернила. Жирными буквами он вывел в документе: «Если посмотрим чрез истории, аки через зрительные трубки, на мимошедшие веки, – увидим все худшее в темных, нежели светлых учением временах». Как бы хотелось, чтобы «светлые учением времена» не прекращались никогда! В «Духовном регламенте» он намечал конкретный путь просвещения народа в ближайшем и отдаленном будущем. Он посмотрел на полки своих книг. Их у него было около пятнадцати тысяч. Начал активное собирательство еще в Италии, куда ездил для углубления образования. И с тех пор старался всячески пополнять свою библиотеку. Ну а многие ли имеют такую возможность? Книги стоили чрезвычайно дорого.

Он, ни секунды не колеблясь, записал своим четким почерком в новом документе правительства: «Издать некие краткие и простым человеком уразумительные и ясные книжицы». Это ответ его оппонентам из духовного звания. Уразумевшая грамоту публика сама разберется, где нетленные сокровища зарыты. «Фортеция знания» как раз и есть то, что нельзя сдавать недругам просвещения. А быстрый урожай на этой ниве принесут лишь меры, понятные большинству населения. Только тогда станут охотно посылать своих чад в школы.

Он написал драматическое произведение под названием «Владимир», песнь в честь Полтавской виктории «Епиникион», несколько од и небольших стихотворений. Но, пожалуй, главный свой труд он закончил обычным днем 1721 года. «Духовный регламент» – это деятельное отстаивание петровских реформ. Соратник самодержца справился с новым поручением. Не зря фон Гавен, приехавший в «Российскую Европию» из Дании, так отозвался о Прокоповиче: «Этот превосходный человек по знаниям своим не имеет себе почти никого равного, особенно между русскими духовными. Кроме истории, богословия и философии, он имеет глубокие сведения в математике и огромную любовь к этой науке. Он знает ряд европейских языков, из которых на двух говорит, хотя в России не хочет употреблять никакого, кроме русского, – и только в крайних случаях говорит на латинском, в знании которого не уступит любому академику».

Можно добавить, что полученные знания Феофан Прокопович не хранил за семью печатями, а щедро делился ими со своими многочисленными учениками.